Мы, составители подборки материалов из журнала "Марксист", заметили, что в последнее время проблема безработицы стала вызывать некоторый интерес не только в нашей России (например, теме безработицы посвятил уже две свои авторские программы популярный ведущий ОРТ В.Познер), но даже и за рубежом.

          Например, Герхард Шрёдер, новый канцлер Германии, во время вступления в должность высказался о безработице в том плане, что её, мол, нужно ликвидировать путём понижения пенсионного возраста. А на одной из передач Познера специалисты по занятости всерьёз обсуждали программу неких "французских социологов", предложивших "обязать предпринимателей" принять на работу избыток рабочей силы общества.

          О том, почему подобного рода приёмы борьбы с безработицей не дадут ожидаемого результата, а также о механизмах формирования самой безработицы можно узнать из публикуемого ниже текста, который является сильно сокращённой репликой на статью некоего Я.Брискина "Что делать, или Глобальные противоречия и заблуждения нашей действительности", напечатанную в информационном бюллетене Народного Фронта Литвы "Атмода" № 10 от 13 марта 1989 года.

А.С. Хоцей

          ...Безработица — это отнюдь не реальность всякой экономики. Ведь, например, при средневековом европейском феодализме никакой безработицы не было, а экономика, надо думать, имелась. Безработица (под ней я имею в виду, конечно, не случайное, не мимолетное, а то достаточно устойчивое явление, с которым, по словам Я.Брискина, капиталистические страны "героически" борются вот уже триста лет) появилась только со становлением именно капиталистического способа производства, с его использованием преимущественно наёмного труда. Почему?

          Дело в том, что всякое устойчивое явление имеет место в обществе только в том случае, если оно кому-то выгодно. Всякое общественное явление существует устойчиво лишь в том случае, если кто-то его поддерживает и, кстати, вовсе не обязательно в рамках государственной политики. Но этот "кто-то" должен, по крайней мере, обладать решающими правами в той области, в которой наблюдается данное явление. Безработица — это явление из области производства. В этой сфере при капитализме решающую роль играют собственники средств производства, а вовсе не государство. Государство в целом как представитель класса буржуазии, капиталистов, действительно, может даже прилагать усилия для ликвидации безработицы. Но, чтобы решить эту проблему, ему — как это будет показано в дальнейшем изложении — нужно будет уничтожить саму частную собственность и частное производство. То есть взять регулирование общественного производства в свои руки, уничтожить капиталистов как класс. (Именно как класс, а вовсе не как живых существ; "ликвидировать как класс" означает "перевести во внеклассовое состояние". — Сост.) До тех пор, пока этого не произошло, реальное владычество частных собственников в сфере производства будет порождать выгодную им экономическую реальность. Которую просто нельзя уничтожить, несмотря ни на какие "героические" усилия государства, не уничтожив прежде самих порождающих безработицу условий частного производства. Потому-то и получается, что экономическая действительность и сам интерес, двигающий действиями капиталистов как хозяев экономики, постоянно реанимирует и сохраняет избыток рабочей силы на рынке — поскольку этот избыток жизненно необходим для нормального функционирования капиталистического хозяйства. А вот государство, контролируемое капиталистами, видя социальную опасность безработицы, пытается устранить её, не устраняя, однако, сам её корень — господство капиталистов в экономике. Разве будут капиталисты через орган своего господства в обществе — то есть через государство, через аппарат профессионального насилия — ограничивать самих себя, собственное господство в области экономики? Разве станут они лишать себя основного источника нормального существования? Конечно же, нет. И потому вся забота буржуазного государства об уничтожении безработицы — это чистейшей воды демагогия, фиговый листок пропаганды на стыдном месте капиталистического типа производства. Капитал не может уничтожить безработицу, не уничтожив прежде своего господства в обществе. То есть не уничтожив самого себя.

          Но зачем капиталу нужен излишек трудовых ресурсов? Чем он выгоден?

          Давайте задумаемся: с чего живёт капиталист? Откуда получает средства к существованию? Есть, надо заметить, такой вульгарный взгляд, что, мол, с конъюнктуры рынка. Дескать, кто из капиталистов оперативнее сориентируется в перепадах рыночной стихии, кто вовремя подсуетится, кто успешнее спекульнёт на неустойчивости цен, тот в итоге и получит прибыль. Другая сторона того же самого явления — то бишь получения средств с конъюнктуры рынка — это снижение себестоимости продукции. В этом случае взгляд на источники прибыли выглядит так: кто из капиталистов удешевил свою продукцию, но продаёт её по прежней цене рынка, — тот и получает доход.

          Данное представление об источниках доходов капиталистов было развеяно ещё Марксом. Да, отдельный капиталист, конечно, может жить за счёт конъюнктуры рынка. Но не класс в целом. Потому что на рынке, на арене обмена, в самом этом обмене ничего не создаётся.

          Рынок есть лишь форма перераспределения благ, при которой более ловкие действительно ухватывают более жирные куски. Но для того чтобы эта гонка за кусками вообще могла развернуться, нужно, чтобы прежде всего появились сами эти куски, — которые в дальнейшем и будут делить между собой на рынке через обмен отдельные капиталисты. То есть нужно, чтобы появилась продукция, произведённая рабочими, которую капиталисты отобрали у них безвозмездно. Для того чтобы перераспределять и обогащаться через рынок (а кому-то, соответственно, и разоряться), классу капиталистов в целом нужно сначала этот объект перераспределения отнять у рабочих, у производителей. Как этого можно достичь? Ну, разумеется, только средствами принуждения. Потому что нет никаких других средств, которые могли бы быть опорой грабежу, эксплуатации, неэквивалентному обмену, то есть присвоению одними труда других за неполную плату. Поэтому в первую очередь система капиталистического господства опирается на государство, на органы профессионального насилия. Эти органы насильственно поддерживают определённую систему экономических отношений, отражённую в законах. То есть систему частной собственности на средства производства. В этой системе концентрация средств производства в одних руках ведёт к пролетаризации масс, теряющих источники своего существования. И массы эти вынуждены наниматься к предпринимателям, продавать им свой труд, свою рабочую силу. Продавать, естественно, задёшево, не по реальной её стоимости. Иначе капиталистам просто не будет и смысла нанимать рабочих. В самом деле: зачем такое нужно? Чтобы выплачивать рабочим тот же самый объём стоимости, который ими создан? Какая экономическая целесообразность в этом для капиталистов? Это был бы с их стороны чистый альтруизм.

          Нет, капиталисты используют свои средства производства и бедственное положение рабочих для того, чтобы купить их рабочую силу по дешёвке, дабы иметь в своём распоряжении прибавочную стоимость после потребления, после реализации этой рабочей силы в процессе труда. Голод понуждает рабочих соглашаться на такую самопродажу задёшево.

          Но не только голод. А ещё обязательно и пониженный спрос на рабочую силу. Ведь цена любого товара определяется не только его стоимостью (себестоимостью), но ещё и законом спроса и предложения, их соотношением. Чем выше спрос и чем ниже предложение, тем больше цена. И наоборот. Для того чтобы рабочие вынуждены были продавать свой труд ниже реальной его стоимости, нужно, чтобы предложение этого труда было излишним, избыточным. Только тогда экономическая конъюнктура на рынке рабочей силы и станет соответствующей интересам капиталистов, только тогда они и начнут покупать данный товар. Излишек рабочей силы на рынке и есть безработица. Это необходимый элемент той системы экономического принуждения рабочих, которой является капиталистическое хозяйство.

          Если спрос на рабочую силу будет равен или даже станет превышать предложение, то тогда, согласно закону спроса и предложения, цена на рабочую силу сразу же подскочит, прибыль понизится (раз её плоть и есть неоплаченный труд рабочих), а то и вовсе исчезнет и даже превратится в убыток. Это, конечно, чисто гипотетическая ситуация, ибо не может устойчиво существовать капиталист, который платил бы рабочим больше, чем они произвели. Это же разорение. Ни один нормальный капиталист не станет платить даже ровно столько, сколько произведено, ибо тогда он сам останется ни с чем и бизнес потеряет для него смысл. Разумеется, всякий капиталист вступает в сделку по покупке рабочей силы лишь тогда, когда эта сделка сулит ему выгоду, то есть тогда, когда труд продаётся дешевле его действительной стоимости.

          В силу этого обстоятельства безработица порождается естественным образом. Её никто не вводит сознательно, не вводит политическим, насильственным путём. Всякий капиталист покупает рабочую силу лишь в случае получения вышеописанной выгоды — а иначе он её просто не покупает. Кроме того, капиталист покупает ещё и средства производства, причём в таком объёме, какой можно обеспечить купленной рабочей силой. Свыше того ему производство расширять незачем. Таким образом, капиталист в конечном счёте ориентируется на конъюнктуру рынка рабочей силы. И всё капиталистическое производство в национальном и выше масштабе ориентируется тоже только на это. Оно не может расти больше, чем способно по-капиталистически поглотить рабочей силы.

          По-капиталистически — то есть с обязательным сохранением избытка рабочей силы на рынке. Лишь в этом случае рабочая сила будет продаваться по цене, устраивающей предпринимателя. Вот так и получается, что в итоге игры частных интересов собственников средств производства это производство автоматически, естественным образом регулируется на уровне, обеспечивающем существование безработицы. Если капиталисты стали бы вдруг расширять своё производство, пытаясь поглотить излишки рабочей силы, то они действовали бы против условий, обеспечивающих их эксплуататорское бытие, обеспечивающих саму систему экономического принуждения, извлечения прибыли. На такое капиталисты, конечно, никогда не идут. В сложном море балансирования объёма имеющейся рабочей силы и объёма производства они всегда держат нос по ветру. Ориентиром для них тут является величина прибыли, объём прибавочной стоимости. Чуть только дело становится невыгодным, чуть только соотношение заработной платы и прибыли меняется в сторону снижения последней, как капиталисты тут же сворачивают производство как невыгодное для них и восстанавливают статус-кво, то есть такое соотношение спроса и предложения рабсилы на рынке, которое поддерживает нормальный для них уровень прибыли и, соответственно, уровень заработной платы рабочих.

          Таким образом, безработица вовсе не случайна для капитализма и вовсе не является элементом всякой экономики. Это элемент именно капиталистической экономики, элемент системы капиталистической эксплуатации, системы экономического принуждения к добавочному, к неоплачиваемому труду. И в этой системе безработица выполняет в первую очередь вовсе не дисциплинирующую роль, как это пытаются сегодня изобразить многие наши и западные экономисты. Дисциплина, страх потерять работу — это её побочные следствия. Это дополнительные плюсы для капиталиста. Причём даже довольно сомнительные с современной точки зрения. Ведь не зря же наилучших эффектов буржуа добиваются в эксплуатации именно там, где им удаётся внушить рабочим не страх перед работодателем, а любовь к фирме, чувство сохозяина на предприятии. То есть, выходит, коммунистический стимул оказывается эффективнее палочного. Впрочем, буржуа не были бы буржуа, если не использовали бы его всё тем же путём ловкого обмана и надувательства своих работников, которые, конечно, на деле сохозяевами вовсе не становятся.

          Итак: безработица обеспечивает не дисциплину, а само наличие потребительной ценности, определённой привлекательности рабочей силы для её покупателя. Тут сказывается специфика рабочей силы как товара. Рабочую силу можно потребить только в труде, в процессе создания стоимости. И никак иначе. Никакую другую, "чужую" для себя потребность она не удовлетворяет. Как, впрочем, и любой другой товар. И вот в таком специфическом аспекте потребить эту рабочую силу для капиталиста означает только одно: присвоить без оплаты. Иначе реальное потребление проделанного труда останется за самим рабочим. Следовательно, для капиталиста рабочая сила может стать продуктом потребления лишь в случае её неэквивалентной, заниженной оплаты. Продукт потребления, который нельзя потребить (в данном случае — присвоить), — это нонсенс, это не продукт потребления. Полностью возмещённый труд рабочего для капиталиста бесполезен, безвыгоден. Тут бессмысленной становится сама сделка по покупке товара, ибо товар, чтобы быть собственно товаром, должен обладать некоей ценностью для покупателя, должен быть нужным ему. И безработица создаёт как раз такие условия, в которых рабочая сила становится продуктом потребления для предпринимателей, её покупателей.

          Что же касается дисциплинирования, то его можно осуществить совсем не обязательно через безработицу. Безработица порождает экономический страх, страх увольнения в специфических условиях. Но примерно таким же стимулом может быть и простой страх, страх наказания. Который, например, использовал Сталин в своей системе уголовных наказаний за опоздания, прогулы и проч. Что эффективнее? Один страх примерно равен другому страху. Правда, при непосредственном насилии, связанном с огосударствлением экономики (вот только не надо путать огосударствление с обобществлением), организовать систему принуждения несколько сложнее, чем при капитализме. При капиталистическом способе организации экономики принуждение рождается естественным путём — как результат действия стихии. Работнику просто невозможно пожаловаться на кого-то конкретно — пожаловаться можно лишь на всю систему целиком. При непосредственном же принуждении насильники действуют гораздо откровеннее и, соответственно, гораздо легче обнаруживаются.

          Поэтому для эксплуататоров система открытого принуждения, конечно, менее приятна, ибо затрудняет оболванивание масс. Но в целом и замаскированное насилие — это всё равно насилие. И потому призывать к смене одной формы насилия на другую — вовсе не значит устремляться к столь любимым иными нашими рыночниками общечеловеческим ценностям.

          Замаскированность насилия — она на пользу лишь насильникам, а не работникам. Альтернатива любым видам страха — положительный материальный интерес. И, как уже отмечалось, именно этот интерес плюс моральное поощрение, плюс инспирируемое чувство хозяина являются ныне на Западе главными средствами мобилизации работников на активный и даже на творческий труд, являются одними из наиболее важных факторов прогресса. Страх же в любой его форме даёт лишь дисциплину, но зато подавляет стремление к творчеству. А ведь дисциплина помогает только воспроизводству достигнутого уровня — аккуратному, но только воспроизводству, а не развитию производства. В основании же развития, как правило, лежит именно положительный материальный интерес, который и стимулируют у рабочих капиталисты из наиболее умных (к нашим рыночникам последнее, увы, не относится, ибо все они делают ставку на один лишь страх).

          Хочу обратить внимание читателя ещё и на то, что безработицу порождает ориентация капитала именно на прибыль. В адрес прибыли сегодня тоже звучат непрестанные воспевания. Правда, всегда надо смотреть, что именно подразумевают под прибылью наши зачастую не очень грамотные её воспеватели. У нас ведь под прибылью подчас имеют в виду нечто совершенно отличное от нормальной капиталистической прибыли. А нормальная капиталистическая прибыль — это всегда перераспределённая прибавочная стоимость, то есть неоплаченный труд рабочих. Именно погоня за этим неоплаченным трудом и порождает естественным образом, как уже отмечалось, безработицу. Так что при нормальном, при научном своём понимании прибыль обязательно связана с безработицей.

          Капитал же ориентируется в первую очередь, повторяю, именно на эту самую прибыль, а не на потребности общества. На потребности общества он ориентируется лишь в той степени, в какой это приносит ему прибыль. То есть общественное благо при капитализме всегда рассматривается только через призму частной выгоды. А призма эта в присущих капитализму условиях многое искажает. В частности, потребности тех же безработных оказываются, например, вообще попранными. Повторяю: капитал ориентируется отнюдь не на удовлетворение общественных потребностей. Странное ведь это было бы удовлетворение общественных потребностей — которое осуществляется во вред обществу, причём во вред не только безработной его части, но и всем наёмным работникам. Поэтому надо отдавать себе отчёт в том, что капиталистическая система нацелена прежде всего на удовлетворение потребностей только одного, причём довольно-таки малочисленного слоя общества, а именно, самих капиталистов — за счёт других его слоёв: рабочих, крестьян, интеллигенции. Так что не следует особенно восхищаться и этой стороной буржуазной действительности.

          Но вернусь к нашей безработице. Как объяснить те интересные факты, что она отнюдь не всегда имеется в тех или иных капиталистических странах? Что же, тамошние капиталисты — альтруисты? Или, может быть, там не работает закон спроса и предложения? Нет, закон этот, конечно, работает, и альтруизмом там почти не пахнет. Всё дело тут в особой экономической конъюнктуре данных стран и ещё в том, что экономика сегодня давно уже стала международной, давно уже вышла за границы отдельных стран. И те процессы, которые раньше были характерны лишь для взаимоотношений отдельных предприятий, теперь приняли уже международные масштабы. Какие же коррективы могут вносить в вопрос о безработице взаимоотношения отдельных предприятий?

          Рынок есть средство перераспределения богатств от слабых производителей к сильным. Как же происходит это перераспределение? А так, что если, например, на каком-то капиталистическом предприятии выше производительность труда, а также снижена энергоёмкость, улучшена технология и проч., то себестоимость продукции на этом предприятии делается ниже, чем на других конкурирующих предприятиях. Цены же на мировом рынке в целом средние, то есть ориентированные не по низшей, а по средней себестоимости. Допустим, наш капиталист получает сверхприбыли, а не наш — недополучает до средней прибыли. Первый капиталист может в этом случае относительно безболезненно для себя повышать зарплату своим рабочим. Разумеется, при этом он всё равно не повысит её до того уровня, при котором исчезнет прибавочная стоимость. Труд рабочего на данном предприятии в силу того, что он гораздо эффективнее, производительнее, чем в среднем в мире, создаёт больше стоимости, если взять за меру общественно необходимый, то есть средний труд. Этот труд, соответственно, и должен быть оплачен. Но капиталист львиную долю этой оплаты присваивает. Хотя и рабочему здесь кое-что тоже перепадает.

          Суть дела тут состоит в том, что в зависимости от эффективности того или иного производства различаются и реальные результаты применяемого труда. Например, в результате труда японского рабочего на современнейшем предприятии создаётся значительно больше средней стоимости, чем на любом предприятии в остальном мире. Стало быть, возрастает и потребительная ценность этого труда для капиталиста. Соответственно, должна быть выше и цена рабочей силы. Но в том-то всё и дело, что цена рабочей силы определяется не по высшему, а по среднему уровню цен. По средней цене мирового рынка труда. Именно эта цена и считается нормальной всеми субъектами рынка, в том числе и самими японскими рабочими. Последние не сознают, что средняя мировая цена, связанная прежде всего со стоимостью воспроизводства этой рабочей силы, не отражает реальной производственной ценности их конкретной рабочей силы.

          Субъективно рабочие передовых стран согласны продавать свой труд ниже его реальной стоимости даже и без экономической нужды. В силу этого, в данном конкретном случае и в данной отдельной стране безработица капиталистам оказывается не нужна. Всё это точно так же закономерно и для любого передового предприятия, сильно обогнавшего конкурентов. Получая сверхприбыли, его владелец, разумеется, будет стремиться расширить производство, чтобы в абсолютном объёме иметь всё больше и больше прибыли. Соответственно, он будет нанимать и нанимать рабочих, стараясь, понятно, нанять их подешевле, но всё же с течением времени соглашаясь (до определённого уровня, конечно) со всё более и более высокими запросами новых нанимаемых. Он будет нанимать постепенно всё более и более растущую в цене рабочую силу до тех пор, пока ему будет хватать производственных возможностей — ведь цена рабочей силы ориентируется на среднюю её производительность и на среднерыночный уровень цены воспроизводства рабсилы. Наш капиталист может, в принципе, даже значительно приплачивать своим пролетариям, чтобы не иметь неприятностей в социальной сфере или просто чтобы поощрить их к лучшей работе. Его сверхприбыли, существенно превосходящие доходы других капиталистов, вполне могут позволить ему это — впрочем, конечно же, лишь в известных пределах: пока зарплата не начнёт покушаться на среднюю прибыль. Напомню, что своей деятельностью по найму свободной рабочей силы получающий сверхприбыли капиталист будет постоянно влиять на уровень средней цены рабочей силы: ведь по закону спроса-предложения на товар с повышающимся спросом будет повышаться и цена. Таким образом, наш капиталист не прекратит заниматься наймом свободной рабочей силы до тех пор, пока не растеряет все свои преимущества, то есть до тех пор, пока средняя цена рабочей силы на рынке не поднимется до уровня цены рабочей силы его, капиталиста, собственных работников плюс вся его сверхприбыль. Кстати, это прекращение может наступить ещё и в том случае, если производительность труда на остальных предприятиях, обслуживающих данный рынок, сравняется с той, которая имеется у нашего капиталиста.

          Нынешний рынок охватывает своими прочными связями уже весь мир. Это подлинно мировой рынок. На нём формируются мировые средние цены на все виды товаров, в том числе, и на рабочую силу. И целые регионы и страны оказались сегодня на положении передовых предприятий. Цена рабочей силы в этих странах, субъективно осознаваемая рабочими, не поспевает за ростом её реальной стоимости, зависящей от производительности труда. На эту цену оказывает давление и конкуренция рабочей силы на мировом рынке. В этих условиях, к тому же, и уровень потребностей рабочих не превышает ещё уровень их заработной платы — то есть рабочие передовых регионов в большинстве своём материально вполне удовлетворены. Вот и получается, что капиталистам здесь безработица уже не нужна: на рабочих не надо давить, заставляя их снижать цену на свою рабсилу, как на товар — они и так объективно запрашивают меньше, чем производят. И предпринимателям становится выгодно нанимать всё больше и больше рабочих, расширять производство, чтобы получать всё больший и больший объём дохода. С одного рабочего они имеют, допустим, сто рублей в месяц, с двух — двести, с сотни — десять тысяч. Выгодное же дело! И такое расширение может даже полностью поглотить трудовые ресурсы данного передового региона, вызвать нехватку в нём рабочей силы и, соответственно, рост её цены. И всё это будет экономически оправдано в глазах капиталистов, пока рост цены рабочей силы не начнёт угрожать прибыли.

          Как же достигается данный угрожающий уровень цены? Он достигается благодаря росту сознания рабочих, а также благодаря росту их потребностей и претензий. (Впрочем, все эти факторы обычно отстают под влиянием вышеописанных причин.) Именно поэтому в наиболее развитых капиталистических странах периодически может возникать даже бум на рынке труда. Одним из его проявлений, в частности, бывает то, что свои, местные работники оказываются в дефиците для обслуживания наиболее отсталых и нерентабельных сфер хозяйства. На грязные работы приходится нанимать иностранцев с их меньшими претензиями в области заработной платы. То есть здесь проявляется не просто стремление капитала к удешевлению рабочей силы, стремление, повышающее долю прибыли, но и простая экономическая необходимость. При большом спросе на рабсилу, при высокой её цене в других отраслях и, главное, при возможности масс населения найти себе работу в этих других отраслях, нерентабельные отрасли оказываются перед угрозой разорения. При такой среднерегиональной зарплате тут нельзя уже получить среднюю прибыль. Эти отрасли должны или свернуться вообще (если им есть замена на мировом рынке), или же прибегнуть к услугам менее взыскательной рабочей силы из Турции или Югославии, как это сегодня имеет место в ФРГ. Если же мировой рынок не обеспечивает данный регион данными услугами, то тогда, конечно, цены на них будут формироваться по "ценам производства", то есть прибыль в них подтянется до среднего уровня сама собой. И тогда наём за рубежом перестанет уже быть необходимым.

          А когда для капиталистов опять возникнет потребность в безработице? Во-первых, когда требования рабочих возрастут до такого уровня зарплаты, который будет угрожать средней и даже чуть выше средней норме прибыли. А это фактор в известной мере субъективный, в этой сфере всегда имеют место гибкость и постоянные колебания, и, соответственно, периоды обострения и периоды спада безработицы (последнее возникает тогда, когда производительность труда растёт быстрее, чем потребности рабочих и их зарплата — то есть это как раз то, о чём наши экономисты мечтают вот уже 70 лет). Во-вторых, когда производительность труда на мировом рынке начнёт везде уравниваться. Последнее явление сегодня не наблюдается из-за разницы в уровне развития производства Европы, США, Японии, а также других так называемых "азиатских тигров" — и всевозможных слаборазвитых стран. Общее повышение производительности труда повышает среднюю цену рабочей силы в экономически развитых странах. И закономерно, что в тех странах и регионах, где отставание от мирового уровня больше — в тех странах резче и проблемы безработицы. Потому что здесь капиталистам приходится подтягиваться до средней прибыли за счёт сокращения зарплаты, за счёт ущемления рабочих, за счёт обострения обстановки экономического принуждения. Третий фактор, провоцирующий безработицу, помимо выравнивания рынка — это сужение рынка.

          Если, например, слаборазвитые страны закрывают свои рынки труда и товаров, то тем самым их влияние на среднемировые цены, сбивающее рост этих цен, снижается. Тем самым сузившийся общемировой рынок выравнивается. Всеобщее выравнивание рынка, то есть выравнивание на нём производительности труда, ведёт ко всеобщей реанимации безработицы.

          Игра соотношений этих факторов и определяют конкретный уровень безработицы в той или иной стране, связанной с мировым рынком. Понятно, что наиболее благоприятное положение тут в развитых странах, а наиболее взрывоопасное в социальном смысле — в слаборазвитых. Последние — то есть страны Азии, Африки, Латинской Америки — сегодня не случайно являются пороховой бочкой, областью острых социальных противоречий. Это связано не только с наличием безработицы (ведь безработица — это всего лишь одна из очень многих неизбежных язв капитализма). Тут сказывается ещё и комплекс других явлений. Например, всё та же перекачка через рынок богатств от более слабых к более сильным, то есть к западному потребителю от восточного пролетария. Дело ведь не только в простом разорении, подчинении и ограблении передовыми экономическими регионами отсталых. Дело ещё и в том, что эти разорение и подчинение ведут к сосредоточению рабочей силы слаборазвитых стран в тех отраслях, которые наиболее нерентабельны. Эти отрасли на мировом рынке вытесняются из развитых стран на их периферию, которая тем самым превращается в мировую подсобку. Ибо только здесь эти отрасли могут существовать нормально, со средней нормой прибыли при низкой цене на рабочую силу. Данное разделение труда со временем закрепляется, усиливая отсталость, увеличивая разрыв слаборазвитых стран и развитых. То есть тем самым растут международные антагонизмы.

          Правда, сегодня в эту сферу активно вмешиваются политики. И их вмешательство смягчает проявления безработицы. Ведь, как это уже отмечалось ещё в самом начале данной статьи, экономические законы, в том числе и законы, обусловливающие появление безработицы, действуют лишь там, где капитал не просто существует, а именно господствует. Поэтому в рамках одной страны всё обстоит достаточно просто. В рамках же мировых связей всё куда сложнее. Здесь власть не принадлежит исключительно мировому капиталу. А потому он не может бесконтрольно наводить свои порядки. Кроме того, дело тут осложняет ещё и чисто политическая борьба разных национальных капиталов, борьба, нарушающая действие обычных рыночных, капиталистических закономерностей. В силу чего ряду стран и удалось отбиться от экономических процессов закабаления мировым капиталом, удалось поднять своё производство до высокого, современного уровня.

          Это, кстати, другим концом и есть вышеописанное сужение рынка, ограничение его закономерностей чисто политическими средствами. На этой почве, разумеется, идёт постоянная политическая борьба развитых и отсталых стран, потому что ограничительные действия отсталых стран не просто мешают развитым странам грабить и подчинять отсталые страны своим интересам, но ещё и обостряют напряжённость в самих развитых странах, повышая в них уровень безработицы и проч. В этом отражается уровень взаимозависимости современного мирового хозяйства. Нынешние производительные силы, средства производства связали мировое хозяйство в единый организм. Но вот только способ этой связи таков, что вместо сотрудничества и взаимопомощи частей целого он порождает в первую очередь их борьбу, попытки одних частей жить за счёт ограбления других. Для целого это губительно, ибо оно есть единство своих частей и существует только как таковое. Как производственное целое мировое хозяйство уже в значительной степени сложилось. Но так как взаимодействие частей этого хозяйства носит пережиточный рыночный характер, который соответствует как раз значительной самостоятельности частей, преодолённой уже экономическим развитием, то присущие рынку антагонизмы, противостояние его агентов сохраняются, превращая старое противостояние богатых и бедных личностей, богатых и бедных общественных слоёв, то есть противостояние капитала и пролетариев — уже в мировое противостояние стран-пролетариев и стран-капиталистов.

          Особо стоит подчеркнуть, пожалуй, ещё и то, что объединение мирового хозяйства осуществлено именно развитием производства, а рынок, как устаревшая форма связи, этому объединению уже не соответствует. Почему я это подчёркиваю? Потому что у сторонников рынка есть манера агитировать за него именно по той причине, что он якобы является просто-таки первоочерёдно необходимой нам сегодня формой объединения производства. А от одного преподавателя политэкономии мне как-то раз даже довелось услышать, что на рынке, мол, "создаётся стоимость".

          Так вот, стоимость на самом-то деле создаётся только в производстве, а на рынке она себя лишь обнаруживает как меновая стоимость — в соотношении обмениваемых товаров. Аналогично, вовсе не рынок объединяет мировое хозяйство. В единый организм его связывает сам характер средств производства. Мировое хозяйство — это именно производственный, а вовсе не рыночный организм. Рынок же есть только форма проявления этой производственной связи. Причём, преходящая. Ведь рынок возник, развился и соответствовал довольно узкому масштабу производственной связи в обществе — когда производство ещё было и ещё могло быть исключительно частным. Нынешнее же производство уже переросло эти рамки. И поэтому сегодня требуется совершенно иной способ связи агентов мирового хозяйства, в котором они не были бы автономны и не противостояли бы друг другу, а сотрудничали соответственно характеру своей производственной связи. Ныне именно высокая степень зависимости производителей друг от друга толкает их от противостояния и борьбы к сотрудничеству и взаимной коррекции производственных процессов, то есть к совместному планированию общественного хозяйства. Если к этому не перейти, то рыночная форма связи неизбежно приведёт к дальнейшему росту противоречий между объективно зависящими друг от друга агентами производства, а, следовательно, в конечном счете, и к гибели совместного производства. Понимание всего этого и проявляется, в частности, в политической борьбе разных стран. Они отказываются сегодня от рыночной системы регулирования взаимных отношений — потому что она неэквивалентна, взаимно невыгодна, выгодна всегда лишь одной какой-то стране.

          Отмечу и такую интересную деталь, что единство мирового хозяйственного организма, постепенно формируясь, переносит процессы, характерные прежде для рынка одной страны — в мировой масштаб. Нынешняя борьба политиков есть уже борьба не за рынки сбыта и передел мира. Нет, теперь это борьба внутри единого хозяйственного организма как "за", так и "против" рынка как формы взаимодействия.

          Но вернёмся к безработице. Как уже, надеюсь, ясно, она существует в капиталистической системе хозяйства как средство, обеспечивающее вовсе не дисциплину, как кажется некоторым незадачливым теоретикам, а в первую очередь именно самопродажу рабочих ниже стоимости их труда. Безработица присутствует всегда в масштабах некоего единого капиталистического рынка, хотя может и не присутствовать в отдельных его ячейках — но только за счёт своего усиления в других частях рынка. Короче, безработица существует только потому, что она выгодна хозяевам производства — капиталистам. И даже не просто выгодна, а именно жизненно необходима, ибо без неё капиталисты и не могут быть капиталистами — потребителями неоплаченного труда пролетариев.

          А как будет обстоять дело с безработицей при социализме? При настоящем, конечно, при котором трудящиеся сами будут хозяевами производства (понятно, что для этого они должны быть и хозяевами в обществе вообще, то есть должны обладать политической властью). При социализме никто никого, разумеется, не будет эксплуатировать, никто никого не станет принуждать. Да и смешно это было бы, если бы рабочие взялись принуждать сами себя, да ещё таким путём, что искусственно ввели бы безработицу. Например, сократили бы производство до такого уровня, чтобы появился излишек рабсилы. Зачем им, рабочим, такое нужно? Капиталистам — тем понятно зачем. Даже бюрократам — и то понятно: хотя бы для того, чтобы заставить рабочих больше вкалывать (впрочем, для этого у бюрократов есть и "родное" их средство — прямое насилие). Но вот зачем, повторяю, безработица рабочим? Чтобы заставить себя лучше работать? По этому поводу я уже писал: для стимуляции к более эффективному труду есть средства получше страха, тем более, что нельзя бояться самого себя. Рабочие просто не могут принять и проводить в жизнь антирабочее законодательство. Это нонсенс. Там, где есть безработица, там власть явно не у рабочих, а у эксплуататоров. Рабочих же, ставших хозяевами, как и любых вообще хозяев, будет подстёгивать интерес в улучшении своего благосостояния как наилучший из всех вообще возможных стимулов, особенно на нынешнем уровне развития производства.

          Но, может быть, безработица должна существовать просто как некое естественное, как некое закономерное, имманентное экономике явление? Может, она должна будет появиться просто в силу какой-то своей принципиальной неуничтожимости? (Здесь имеется в виду тот случай, когда начисто отброшены всякие нелепые пути борьбы с ней — типа бессмысленной занятости.) Да, разумеется, некоторый резерв рабочей силы есть — и должен быть — в любом обществе как следствие естественного перемещения её с одного места работы на другое и т.п. Но это не есть собственно безработица как устойчивое явление. Вопрос ведь не в спорадическом, а именно в постоянном характере явления. В случае же своей спорадичности безработица вовсе не выполняет роль орудия принуждения к хорошему труду. Такая "безработица" представляет собой отнюдь не издержки какого-то общественного уклада, а обычный резерв, обеспечивающий нормальное функционирование всякого живого и развивающегося организма. Ведь некоторый резерв имеется в любой функционирующей системе. Без нормальных резервов любая система просто рушится. Но это, повторяю, вовсе не та безработица, о которой ведёт речь Я.Брискин. Подобная "безработица", то есть наличие некоторого нормального оперативного резерва рабочей силы, существует не оттого, что в обществе нет работы — нет, эта "безработица" является просто результатом постоянной корректировки рассредоточения трудовых ресурсов.

          Давайте посмотрим на собственно безработицу с точки зрения производства. Совместима ли она с такой рациональной организацией? Разумеется, нет. Безработица есть совершенно нелепый институт, если рассматривать её чисто экономически. При капитализме существование безработицы оправдывается лишь интересами капиталистов в глазах самих капиталистов. Но чисто в экономическом смысле она просто нелепа: ведь для появления безработицы какая-то часть вполне работоспособных людей должна специально выключаться из производства и переводиться на положение вынужденного паразитирования. Работающие, тем самым, берутся содержать неработающих. Во имя чего? Неужели нельзя дать им работу? Ведь чем больше работников будет трудящихся, тем больше будет произведено материальных и прочих благ и, значит, тем богаче будет в итоге каждый работник. Всякое производство стремится задействовать свои ресурсы эффективно, на полную мощность. Какой же, к примеру, капиталист не желает использовать свои станки в три смены, а своих рабочих — на износ? Любой — ибо это выгодно. Но ведь полное использование своих трудовых ресурсов точно так же выгодно и для всего общества. Только классовый интерес капиталистов противоречит этому общественному интересу в условиях капитализма, то есть в условиях господства, в условиях диктатуры капиталистов. Социализм ликвидирует это противоречие капиталистического хозяйства. При нём у трудящихся появляется возможность удовлетворить свой прямой интерес в том, чтобы все работоспособные члены общества трудились и создавали ценности для общего потребления.

          Однако не может ли оказаться так, что в обществе уже просто объективно нет работы? То есть всю её, понимаешь, уже расхватали. И объём наличных средств производства позволяет задействовать только энное количество трудоспособных, а остальные вынужденно должны будут стать безработными. Возможно ли такое? Нет — ибо это нелепая ситуация. Всё дело в том, что труд во-первых, измеряется временем, а во-вторых, в подавляющем большинстве случаев вполне поддаётся делению. И потому, если данные средства производства могут поглотить лишь ограниченное количество труда, то есть ограниченные затраты рабочего времени, то ни что не может помешать трудящимся-сохозяевам просто разделить этот труд на всех примерно поровну, и тем самым при необходимости сократить рабочее время каждого хоть до одного часа в неделю. Когда нет эксплуатации, безработица теряет всякий экономический смысл. Она вообще намертво привязана только к капиталистической системе.

          Нелепо какой-то части рабочих-хозяев жадничать и брать на себя весь производительный труд, отстраняя зачем-то от него другую часть рабочих. Это ведь только капиталист строит на такой операции своё благополучие, основывает на безработице эксплуатацию тех, кого он нанял. А вот находящимся у власти рабочим (то есть людям, которые трудятся именно как рабочие), рабочим, которые, понятно, никого не эксплуатируют, напротив, придётся содержать своих неработающих коллег, то есть добровольно становиться на положение эксплуатируемых. Такая ситуация, в принципе, конечно, возможна, но для нас, для нашего времени — она попросту нелепа.

          Поэтому подлинный социализм (власть рабочих) несовместим с таким экономическим, а точнее, политэкономическим (ибо тут опорой является классовый интерес, а не собственно экономика) явлением, как безработица. Те, кто, как Я.Брискин, призывают к ней, должны одновременно призывать, как к её основанию, и к эксплуататорской системе хозяйствования, причём именно к капиталистической системе. Что мы, собственно, и наблюдаем сплошь и рядом в современной экономической литературе...

          Напоминаем, что в преамбуле к этому тексту были затронуты два вопроса. Первый вопрос: удастся ли победить или хотя бы сколько-нибудь уменьшить безработицу, если, как предлагает канцлер Германии Г.Шрёдер, понизить пенсионный порог, то есть отправить излишек рабочей силы на пенсию? И второй вопрос: удастся ли ликвидировать безработицу, "обязав" предпринимателей устроить к себе на предприятия всех безработных (что предложила сделать некая группа "французских социологов")?

          Как можно понять из текста А.Хоцея, наличие безработицы — это непременное условие нормального существования самого социального слоя капиталистов. А сие означает, что ликвидировать безработицу, этот органический, неотъемлемый элемент механизма формирования капиталистической прибыли, можно только очень кардинальными мерами. То есть тут не помогут никакие чисто косметические подмалёвывания — тут поможет лишь ликвидация самого капитализма. Соответственно, ответы и на первый, и на второй вопросы могут быть только отрицательными.

          То есть каким способом ни убирался бы с рынка труда излишек рабочей силы, сама экономика капитализма, сам механизм формирования нормальной капиталистической прибыли обязательно воспроизведёт этот излишек рабсилы в прежней пропорции.

          Предложение же французских социологов "обязать предпринимателей" совершенно очевидно предусматривает незыблемое существование самих этих предпринимателей, сиречь капиталистов. Впрочем, данное предложение не только бессмысленно, нет — оно к тому же ещё и просто вредно. Ибо наверняка приведёт к дестабилизации социальной ситуации, к необходимости в свертывании экономических, а также, видимо, и гражданских свобод, в ограничении демократии и т.д. Иными словами, то, что предлагают французские социологи — это очевидно регрессивная, тоталитарная мера, шаг назад в социоустроительстве.

          Капитализм, конечно, желательно отменить — но только в том случае, если появятся реальные, несомненные предпосылки построения чего-то более прогрессивного. Отменять же (пусть даже частично) капитализм в пользу феодализма, тоталитаризма — это, мягко выражаясь, излишняя активность.