Сержант Хоцей

          Ну-у, братцы, так всё-таки нельзя! Из номера в номер потеешь, почём зря, рассуждаешь с вумным видом о том, о сём, — ну, думаешь, убедил! Ан нет, оказывается. Накося-выкуси! Обязательно найдётся какая-нибудь невинная душа, которая с безмятежным видом подойдёт и спросит: "Это сё?" Помните такой рассказ у Азиза Несина? Ну это писатель такой, турецкоподданный. Ребёнок его один донял. Всё расспрашивал по поводу галстука: "Это сё?" "Галстук", — поначалу спокойно объяснял любознательному ребёнку писатель. Дитя, значит, задумчиво поковыряет в носу и снова с интересом: "Это сё?" "Галстук, деточка!" Чадо, однако, не сдаётся, настырное, понимаешь, попалось: "Это сё?" "Галстук, ублюдок ты этакий!" Ребёнок, конечно, как культурный, переждёт, пока дядя галстук жевать перестанет, и снова: "Это сё?" "Гал..." Стук! Это уже писатель — затылком об пол.

          Братцы, вы именно этого хотите?! Своими разговорами о бонбах, которые в основании, и об яде, который в семени? Давайте же всё-таки условимся: я (эх, так уж и быть!) откажусь от повторения подвига И.Сусанина, а вы, в свою очередь, — откажетесь от эмоций в пользу аргументов. Мне, конечно, немножко стыдно повторяться (уф, вот даже уши покраснели!), но всё же повторение — оно, как известно, в бога и в душу мать учения.

          Итак, братцы, не знаю, как вы, а я считаю фактом, что большинство людей в своих действиях руководствуется прежде всего материальными интересами. Не знаю, как вы, но я полагаю, что этих своих интересов разные люди могут достигать в обществе по-разному. Ну вот приглядимся, например, к нашему нынешнему обществу. Наверное, трудно ведь отрицать, что в нём имеются довольно-таки разные группы людей — разные по занимаемому положению. Имеется, например, такой слой: чиновники. Или вот другой слой: рабочие заводов и фабрик. Или, допустим, третий слой: кооператоры. И т.д. Что характерно, все они хотят жить хорошо. И каждый тащит одеяло на себя. Чиновники, например, рады были бы собрать побольше налогов и разных других поборов с населения, чтобы тем самым повысить себе зарплату. Рабочие, напротив, не прочь были бы вообще ничего не платить чиновникам и всяким прочим инженерам — или уж, по крайней мере, платить им не выше оклада квалифицированного дворника. Кооператоры же — то бишь скрывающиеся под их маской предприниматели — мечтают о третьем: чтобы и налогов не платить (кукиш чиновникам), и чтобы с тех, кто на них, предпринимателей, работает по найму, слупить побольше неоплаченного труда. Есть такое? Есть, есть, чего лукавить. Не альтруизмом единым сыты, слава труду! Вот вам лебедь, рак и щука. А вы говорите — народ!

          Общество и по сей день расколото на различные социальные слои, классы. Народ как таковой существует лишь в Конституции да ещё в эмоциональной болтовне невежд-демагогов. Так вот: у каждого класса — свои особые интересы в области экономики. Если же вести речь конкретно, то каждый класс хочет, чтобы в обществе господствовали такие порядки, которые были бы выгодны именно ему. Чиновник, например, хочет, чтобы все вокруг ходили у него по струнке, отдавали честь и безропотно горбатились, повышая его личное благосостояние. Предприниматель, в свою очередь, желает, чтобы никто не мешал ему хозяйничать так, как он считает нужным, и, кроме того, чтобы рабочие не очень-то взбрыкивали и не требовали оплаты труда, равной созданной стоимости. Рабочие же, напротив, заинтересованы в том, чтобы никто не отнимал у них продукты их труда и не заставлял работать на себя безвозмездно. Как видим, все интересы — очень простые. Эксплуататоры жаждут таких порядков, при которых им было бы удобно грабить эксплуатируемых, а эксплуатируемые мечтают об уничтожении всякой эксплуатации (или же о том, чтобы самим стать эксплуататорами).

          Понятно, что чаяния тех или иных классов могут воплощаться на практике только в определённой системе отношений по производству и распределению материальных благ. Системе, закреплённой, естественно, в законах, в праве, то есть поддерживаемой силой. А чтобы сила поддерживала именно данную систему, а не какую-нибудь другую, нужно, разумеется, чтобы радетели её были у власти, то есть располагали этой силой. Это всё ясно как божий день. Не будет власти, например, у капиталистов — не будет и соответствующих законов и порядков в экономике, в её организации. И тогда вся данная система просто обрушится.

          Об этом нам свидетельствует буквально вся история. И не только ихняя, западная, но и наша, современная. Посмотрите, как старательно наша бюрократия держится за власть. Во имя чего она это делает? Чтобы нести бремя власти? Нет: чтобы нести бремя спецпайков, чтобы иметь определённые источники благосостояния — которые как раз и охраняются и обеспечиваются этой самой её властью. Всё это — реальность, о которой ныне трубят на всех площадях. Наличие особого класса бюрократии готова признать вся страна, и именно этому классу отовсюду кричат: "В отставку!" Но что взамен? Куда топать дальше? Какую систему устанавливать? Вот прогоним чиновников, порушим то, что они тут у нас понастроили, а сами-то чего строить будем? Ведь строить-то можно очень разные вещи. Можно, например, систему частной собственности, а можно — систему собственности общественной. Первая — в интересах буржуазии, предпринимателей, вторая — в интересах рабочих, в интересах производителей. И те, и другие — народ. А интересы-то разные!

          Раньше у нас кричали: народ и партия (читай: партократия, бюрократия) едины. Теперь, похоже, пришло время кричать: народ и "деловые люди" (читай: капиталисты, эксплуататоры) едины. И рассуждать о некоей мифической воле народа, о выборе народа. Так вот, братцы — давайте-ка говорить научно, определённо, не спекулируя этим самым "народом". Давайте полностью отдавать себе отчёт в том, что народ — он очень разнороден. Делать политическую ставку на "народ", на народ вообще, то есть на всех людей в обществе разом — нельзя, потому что нет и не может быть "общенародного" устройства общества, то бишь такого устройства, которое было бы выгодно всему народу, всем людям одновременно. Потому что каждый слой общества, каждый его класс неизбежно постарается протащить своё. И не только убеждением, но при удобном случае — и силой. Что, знаете ли, историей подтверждается безупречно. В ней мало что основывалось на проповедях, всё почему-то больше как раз на насилии.

          Я хочу, чтобы В.Серов всё-таки понял, что "народ" — если перед нами не просто красивое словцо, а именно научный термин — это понятие не из области политэкономии. Народ вообще — он, конечно, есть: как этнокультурное явление. Но в политэкономии данный термин не используется, потому что здесь главным действующим лицом является уже не сам народ, а составляющие его классы. Такие словосочетания, как "культура народа" или "язык народа" — имеют полное право на научную жизнь. Но вот о "строе народа" или "власти народа" говорить уже нельзя, потому что данные словосочетания неправильны. Ибо на этом уровне, в этом круге взаимоотношений, народ распадается на разные, часто даже антагонистичные социально-экономические группы. И исследовать здесь поэтому приходится уже не отношение к власти или к собственности народа вообще, а отношение к этим феноменам лишь каких-то определённых его частей. А получается всё это так потому, что по поводу языка общность народа вполне может существовать, а вот по поводу власти — нет. Ведь власть как раз и нужна для поддержания определённого устройства общества от покушений со стороны тех, кому это устройство невыгодно. Поэтому власть всегда локализуется в руках не всего общества, а только какой-то его части. Причём именно той, которая установила и поддерживает имеющиеся порядки — и порядки эти, как отмечалось, не произвольны, а обеспечивают материальные, экономические интересы власть имущих классов.

          В этом-то и состоит суть марксистского учения о классах и их борьбе. Никто — ни Милован Джилас, ни прочие, вкупе с Зигмундом Фрейдом, — данных положений ещё не опровергли. Да и трудно, знаете ли, опровергнуть практику, которая постоянно демонстрирует нам факты наличия в обществе разницы в положении людей и, соответственно, факты разницы в их коренных экономических и политических интересах; а также факты борьбы людей за тот или иной общественный порядок, который отвечал бы указанным коренным их интересам. Можно ставить вопрос о формах данной борьбы: цивилизованных или диких, демократических или бюрократических, мирных или кровопролитных; но отрицать наличие самой борьбы людей и состоящих из этих людей классов — значит быть упрямее фактов.

          Теперь давайте предположим, что у нас есть два разных класса, — например, бюрократия и капиталисты. Оба эти класса, конечно, борются между собой за то, чтобы установить в обществе выгодные им порядки (ну, там ещё пролетарии разные у них под ногами путаются и прочие: но это мы пока проигнорируем). Как именно борются наши два класса — это даже неважно. Важно же тут то, что данная борьба не может быть устойчивым состоянием общества. В обществе обязательно должен быть какой-то порядок: бюрократический ли, капиталистический ли — но какой-то порядок необходим. Нельзя обществу сидеть между двумя стульями. Ему нужно определённое состояние, причём, стабильное. Дабы общество нормально функционировало, нужны соответствующие правила поведения, юридические законы, регламентация производства, распределения и других аспектов общественной жизни. Иначе, понятно, будет паралич, развал — примерно такой же, какой имеется сегодня у нас: старый строй — уже не работает, а новый — ещё не работает. То бишь стабильности маловато. И потому начинаются разговоры о необходимости какого-то порядка.

          Но при каких же условиях возможна эта самая стабильность? Только при таких, что кто-то из борющихся победит и утвердится у власти. Тогда-то он, победитель, и установит тот порядок, ту систему, которая ему по душе. (Недостаточно чёткий в данном случае текст статьи можно понять так, что после победы одного из классов межклассовая борьба прекращается начисто. Нет, она, конечно, не прекращается и никуда не исчезает, а просто удерживается классом-победителем в таких формах, в которых уже не угрожает стабильности общества. — Сост.) Ведь не может же быть так, чтобы полярные интересы класса бюрократии и класса капиталистов оказались в таком компромиссе, который бы в качестве результата дал некое стабильное полукапиталистическое-полубюрократическое общество. Нет, данные два класса могут пойти друг другу навстречу лишь временно — чтобы, допустим, сообща подавить чрезмерно активизировавшийся пролетариат. Но вот построить такое общество, в котором бы равным образом удовлетворялись их весьма различные интересы, они не смогут уже просто по своей нормальной человеческой природе. В таком гипотетическом обществе конечно, не может быть стабильности. (Впрочем, она всё же может, пожалуй, быть временно достигнута при внутреннем компромиссе конкурирующих классов — но только за счёт внешней агрессии, за счёт ограбления соседей. Именно так, например, в подобной ситуации пытался выбраться из тупика фашизм. Тут-то как раз и шла в ход демагогия о народе, о единстве нации и т.п. Но подобное единство может быть более-менее стабильным не само по себе — саму по себе нацию обычно всегда раздирают социальные противоречия, — а только благодаря временному гашению внутренней борьбы и эксплуатации, гашению, происходящему за счёт переключения сил на внешнюю борьбу и эксплуатацию.)

          Таким образом, устойчиво существовать на долговременной основе само по себе общество может лишь при условии твёрдого господства какого-то одного класса или же конгломерата близких по своим интересам классов. Только в этом случае данные интересы могут воплотиться в определённые законы, в определённое и прочное устройство общества, в котором постоянная борьба будет заменена постоянным функционированием производства, распределения и проч. в рамках определённых правил. Трудно поверить, что возможна нормальная жизнь в таком обществе, в котором сегодня у руля бюрократия, устанавливающая нужные ей законы в области политики и экономики, а через месяц её сменяют капиталисты, в корне меняющие всю систему, а спустя ещё неделю к власти приходят рабочие с соответствующими наборами кардинальных реформ, а затем — опять бюрократия и т.д. Смогло бы при такой свистопляске нормально воспроизводиться общество и его производство? Ясно, что нет. Ибо это было бы состояние перманентного переворота и кризиса.

          Поэтому понятно, что господство победившего класса должно быть долговременным, гарантированным. То есть должна установиться такая политическая система, которая была бы выгодна данному победившему классу и позволяла бы постоянно воспроизводиться его власти. Таким образом, для стабильного существования общества нужна политическая система господства определённого класса, система, которая оттесняла бы от власти все прочие общественные слои и силы. Всякий класс именно этой цели всегда и добивается: в ходе революционного захвата власти он меняет политическую систему и приспосабливает её для охраны своей монополии, своего единоличного обладания властью, а затем уже, пользуясь этой властью, утверждает нужные ему экономические порядки.

          Для нас здесь ведь что главное? Что всякое устойчивое состояние общества предполагает наличие набора определённых норм, законов, отвечающих интересам каких-то определённых классов, а не общества вообще. И классы эти — весьма различны: как по своим политическим и экономическим интересам, так и по средствам борьбы за реализацию данных интересов, то есть по средствам удержания власти. Например, класс буржуазии не может удерживать власть теми же средствами, что и класс бюрократии. Ибо бюрократии для того, чтобы пребывать у власти, нужны монархические, военные порядки — то есть уничтожение всеобщего политического равноправия, выборности снизу, свободы информации и т.п. Буржуазии же подобные монархические порядки никак не подходят, ибо она класс совершенно иной по своему характеру. И формы её политического господства тоже иные. Но ведь лишь формы. А суть-то одна. Суть эта — власть, то есть диктатура. Всякий правящий класс господствует в обществе, навязывает ему свою волю в виде законов. (Кстати, любой правящий класс именно пишет законы, а вовсе не подчиняется им, как это может показаться на первый взгляд. Он "подчиняется" своим законам наравне со всеми остальными слоями общества лишь потому, что данные законы ему выгодны, удобны, соответствуют его органическим потребностям. А вот другие слои общества, которым его законы уже не столь выгодны, он именно принуждает к настоящему подчинению. Ну а когда какой-либо закон вдруг начинает правящему классу мешать, перестаёт быть выгодным, правящий класс этот закон просто переписывает в удобную для себя сторону — то есть в такую сторону, чтобы данному новому закону он мог бы "подчиняться" опять с комфортом.) Любая власть — это диктатура, если смотреть на дело научно. Диктат, навязывание своей воли окружающим — это и есть содержание власти. А вот формы диктатуры могут быть разными. Демократическими и нет. Тоталитарными, государственными — и не обязательно. И надо отличать то, какими средствами диктуется населению воля господствующего класса, какими рычагами пользуется тут класс-диктатор — откровенно-насильственными или же замаскированными — отличать, повторяю, всё это от сути: от самого факта диктата.

          В.Серов и очень многие другие товарищи увидеть это отличие, увы, не могут. Им кажется, что если средства диктата благообразны, то тогда нет и самого диктата. Да, конечно, культурное навязывание чужой воли гораздо легче переносится и куда приятнее на пробу, чем кулачище под носом. Ясно ведь, что когда Горбачёв вежливо протаскивает на сессии Верховного Совета свою волю, обставляя данное протаскивание внешне демократическим антуражем, то это выглядит намного приличнее, чем если бы он, никого не спросясь, просто издал бы указ. Но суть-то, повторяю, тут всё равно одна. Кстати, на Западе капиталисты научились добиваться своих целей ещё благообразнее. Впрочем, им там это как раз и легче делать, поскольку в их странах имеется относительное благополучие и, соответственно, довольство народа проводимой политикой.

          Итак, я констатирую: всякое общество существует как определённо-стабильное лишь благодаря власти какого-то класса, устанавливающего и охраняющего стабильность данных определённых порядков — в том числе и политических, то есть охраняющих саму власть. И всякая власть есть диктатура, независимо от того, каковы её формы. А формы эти определяются характером правящего класса: например, класс капиталистов просто не может быть у власти при тех же политических порядках, что и класс бюрократии — при бюрократических порядках у власти, разумеется, окажется сама бюрократия. Всё то же самое касается и класса рабочих.

          Марксизм утверждает, — исходя, естественно, именно из такого обобщения исторической практики, — что если мы хотим как-то изменить общество (допустим, чтобы в нём было больше справедливости, свободы, благополучия и т.п.), то нам тогда надо посмотреть, какие социальные слои в этом особенно заинтересованы. Ведь понятно, что без действий масс в обществе ничего изменить нельзя. Нужны миллионы, заинтересованные в данных изменениях, в утверждении новых порядков.

          И вот в результате изучения потенций и интересов различных социальных сил марксизм пришёл к выводу, что в тех порядках, которые сегодня наиболее прогрессивны, в объективном плане особенно остро заинтересованы именно рабочие. Оттого-то нами, марксистами, и заводится речь о власти рабочего класса — то есть о его диктатуре, если выражаться по-научному. Так что никакой ошибки в этом смысле у марксизма нет.

          Но в чём же тогда заключалась ошибка марксизма? Ведь сам ход история явственно показал, что в чём-то ошибка тут всё-таки была. А ошибка эта состояла в том, что и Маркс, и, в особенности, Ленин, так и не дали правильного, научного анализа формы диктатуры рабочего класса. Взяв за образец мелкобуржуазный, то есть пробюрократический опыт Парижской Коммуны, они сконструировали такую политическую модель, которая закономерно отдала всю власть бюрократии. Конечно, эта ошибка — не самая главная причина наших бедствий (главное тут — объективные факторы). Но тоже существенная. И особенно опасно и печально то, что всё то же самое старьё нам сегодня опять пытаются преподнести как образец подлинной диктатуры рабочих.

          Так какова же должна быть политическая форма власти рабочих (то есть диктатуры рабочего класса)? Что касается мнения по этому вопросу В.Серова, то последний без околичностей утверждает, что диктатура рабочего класса обязательно ведёт к диктатуре бюрократии. То есть власть рабочих — ведёт к власти чиновников? Да почему же, позвольте полюбопытствовать? Ведь здесь всё зависит от политической организации общества. Если политические институты (система выборности, организация органов управления и т.п.) имеют один характер, то власть окажется у одного класса, например, у капиталистов. Если же политические институты имеют другой характер — то тогда власть окажется уже совсем у другого класса, например, у рабочих. Поэтому нам надо просто как следует разобраться в том, какие, собственно, нужны политические институты, дабы власть была именно у рабочих, а не у капиталистов или же, положим, у бюрократии. Как раз этим-то я и занимался на протяжении почти всех предыдущих номеров журнала. Но В.Серов почему-то оставил всё это без внимания. Советую ему ещё раз просмотреть, например, №№ 1, 2, 5, 11 и 14.

          Выводы мои были таковы: рабочие гарантированно окажутся у власти при уничтожении вообще всех государственных институтов власти, то есть армии, госбезопасности и прочих профессиональных средств насилия. Или же — пока в этих средствах насилия есть, увы, необходимость — при умелой их нейтрализации, то есть подчинении себе. Помимо данного центрального пункта вопроса о власти важными моментами диктатуры рабочих являются шаги в сторону радикальной демократии, рано или поздно переходящей в общественное самоуправление (то есть в такую форму правления, которая была бы свободна от государства как аппарата профессионального насилия). Все подлинно демократические меры, имеющиеся у капиталистов, надо перенять и усилить, как отвечающие коренным политическим интересам пролетариата. Ибо диктатура рабочих вовсе не противоречит демократии как её форме. Напротив, максимальная демократия и есть форма власти рабочих. Чем больше будет демократии, тем больше будет и диктатуры рабочего класса, тем вернее рабочие способны будут навязывать свою волю всем остальным общественным слоям. Ограничение же демократических институтов на руку как раз эксплуататорам — бюрократии и капиталистам. Интересы всяких таких эксплуататоров надо, разумеется, исключить из политики массы производителей. А самим производителям, повторяю, нужна демократия как раз самая широкая, доходящая до самоуправления. Лишь тогда они и окажутся у власти. И в первую очередь у власти окажутся рабочие — как наиболее мощный, организованный, влиятельный и значимый отряд производителей. Так что, уважаемый В.Серов, зря вы путаете форму и содержание, считая, что форма демократии отрицает содержание диктатуры рабочих. Это и есть форма данного содержания. Вот так обстоит всё с точки зрения науки.

          Но есть, конечно, ещё и точка зрения политики. Как учёные мы, допустим, уже поняли, что дабы общество стало справедливым и отвечающим потребностям производительных сил современного уровня развития, в нём должна быть установлена именно диктатура рабочих. Формой которой является максимально развёрнутая демократия или даже общественное самоуправление. Но как политики мы должны понимать ещё и другое — что умных и грамотных людей среди наших обывателей, выплеснутых ныне на берег политики, раз-два и обчёлся. Почти никто у нас ведь не понимает, что такое диктатура рабочего класса и зачем она нужна. Все воспринимают этот термин на уровне В.Серова — то есть всем кажется, что диктатура рабочих являет собой что-то вроде налёта толпы возбуждённых людей с винтовками в руках, не понимающих ничего, кроме революционных приказаний своего горластого командира. И невдомёк ведь никому, что человек с винтовкой в руках — он отнюдь не рабочий, он солдат. А рабочий — это тот, кто трудится у станка, у конвейера и т.д. Для осуществления власти вовсе не обязательно сжимать в руках винтовку или горланить революционные лозунги. Капиталисты на Западе вон что-то не бегают с винтовками — а всё тамошнее общество, тем не менее, целиком подчиняется их воле, их силе, их интересам.

          Увы, невежество губит Россию. Что ж, среди неучей жить — по-обывательски выть. Пагубным и опасным оказывается сегодня называние вещей своими именами. Ибо тут сразу же отыщется какое-нибудь азизнесинское дитя, которое начнёт вопить насчёт твоих диктаторских наклонностей и обзывать тебя сталинистом. Поэтому нужно приноравливаться к уровню умственных способностей населения, к его аллергии на соответствующую научную терминологию. Наука равнодушна к политике и к доминирующим в ней предрассудкам и демагогии. Но ради дела надо быть политиками и учитывать господствующие эмоции и мнения. Ибо важна суть, а не название. Поэтому, пожалуй, действительно, не стоит шуметь насчёт диктатуры рабочего класса. Не поймут ведь. Воспримут стереотипно, обывательски, по традиционной рецептуре. Если уж даже В.Серов, знакомый вроде бы с марксизмом — и тот ничего не понял, — то чего же ждать от рядового человека? Зачем дразнить гусей? Моё убеждение таково: науке — науково, а в политике не стоит злоупотреблять пугающими людей понятиями.

          Я хочу ещё обратить внимание читателя на то, что власть рабочих — это не цель, а именно средство. Цель же — справедливое, экономически эффективное общество, то есть социализм. Диктатура рабочих — лишь необходимое условие для этого. И как средство она должна примеряться к тому, чего требует цель. А то ведь среди марксистов есть тенденция объявлять диктатуру рабочих как раз самоцелью. Подобное значение ей придают некоторые не очень задумывающиеся товарищи. Вот и В.Серов, как мне кажется, исходит именно из этого представления. И именно ему противостоит. Я не спорю — очень многие товарищи относятся к понятию "диктатура пролетариата", действительно, как к заклинанию, и не дают себе труда задуматься ни над тем, зачем она вообще нужна, цель ли она или же лишь средство, ни над тем, каковы должны быть формы политической власти рабочих. По второму вопросу в журнале написано много. А вот первый вопрос надо бы особо подчеркнуть. Итак, цель — это социализм. Власть рабочих — лишь средство. Такая расстановка акцентов сразу же предъявляет свои требования к характеру данного средства, а именно: оно должно соответствовать цели. То есть тут сразу же появляется критерий отбора.

          А вот если дело обстоит обратным образом, если диктатура — самоцель, то тогда, конечно, для выбора между возможными формами этой диктатуры нет никакого иного критерия, кроме прочности её самой. Тут-то и может стать главным сам вопрос об укреплении власти рабочих и т.п. Но когда эта власть только средство, а не цель (а главное, повторяю — именно цель), то средство это сразу же делается как раз таким, чтобы наилучшим образом обеспечивать достижение поставленной цели.

          Это всё тот же неоднократно затрагивавшийся в журналах вопрос о том, что рабочим нужно учиться достигать своих целей культурно, без насилия. Социализм ведь предполагает самоуправление населения, его организованность и сознательность, которые невозможны без ответственности, свободы, справедливости, политического полноправия. Социализм как цель требует от рабочих приноравливать к нему их власть — как средство его, социализма, достижения. То есть социализм как цель заставляет делать эту власть как средство именно ненавязчивой, деликатной, осуществляющейся в первую очередь убеждением, а не силой и т.п. Даже буржуа, пользуясь смягчением экономического противостояния классов, научились, как это уже отмечалось, выглядеть в данном плане вполне респектабельно. Пролетариям же такой подход и вовсе с руки, ибо большинству общества по своим объективным интересам они ни в чём не противостоят.

          Ну, а теперь пришла пора дать несколько "гаденьких" ответов на все "подленькие" вопросы В.Серова.

          Прежде всего отмечу, что В.Серов задаёт эти свои вопросы, исходя из весьма традиционных представлений. Вообще, всё его письмо весьма традиционно. А его понимание диктатуры рабочего класса близко к пониманию начала века, то есть к непониманию. Я, если быть откровенным, так и не уловил из его рассуждений: что такое с его точки зрения диктатура рабочего класса, чем именно она плоха, почему не нужна? Одни абстрактные противопоставления её демократии, совершенно, по сути, неправомерные. В.Серов тут продемонстрировал тот примитивный уровень теоретического осмысления вопроса, который, к сожалению, распространён у нас чрезвычайно широко. У нас ведь и большинство сторонников диктатуры рабочего класса тоже не имеют о ней ни малейшего теоретического представления: они не могут связно объяснить ни для чего она нужна, ни, тем более, какова должна быть форма власти рабочих в обществе. Обычно тут всё сводят сплошь к противопоставлению диктатуры рабочих — демократии. Последнюю кроют всяческими нелестными словами, обзывая буржуазной и проч., и расписывая прелести рабочей диктатуры, понимаемой или аморфно, или же мелкобуржуазно — как власть Советов. Поэтому и неудивительно, что более осторожные товарищи начинают паниковать и строчить антидиктаторские письма, не понимая того, что всякая вообще власть есть диктатура, причём, неизбежно, не народа, не большинства, а лишь одного какого-то класса, преобладающего в обществе в силу неких своих особенностей, которые в специфических условиях данного общества проявляются именно как преимущества, как факторы силы. И феномен подобного классового преобладания устранить нельзя никак, пока не будет устранено само классовое расслоение общества. Устранить же такое расслоение можно только экономическим развитием, но никак не политическими мерами.

          Итак, общества без власти — не бывает. Формы её могут быть разными, средства её тоже могут быть разными, но власть есть и будет всегда, покуда есть общество. Исчезнут классы — власть всё равно останется как власть большинства. Будут классы — люди неизбежно будут консолидироваться по классовым интересам и будут защищать их сообща. То есть власть обязательно будет сконцентрирована в руках одного какого-то класса или же конгломерата близких по интересам классов. По форме эта власть может быть демократической или бюрократической — в зависимости от характера господствующего класса. Бюрократическая форма отдаёт власть бюрократии, ограниченно-демократическая — буржуазии, неограниченно-демократическая, самоуправленческая — рабочим. По содержанию же всё это, повторяю, — диктатуры.

          Кроме того, есть ещё и средства осуществления власти. При власти эксплуататоров нужны специальные, профессиональные средства насилия для реализации их, эксплуататоров, воли. То есть тут нужны государственные органы — армия, полиция и т.д. Потому что здесь имеет место антагонизм между эксплуататорами и эксплуатируемыми, а эксплуататоры не в состоянии подавлять эксплуатируемых своими собственными силами. При власти же рабочих такие средства подавления не нужны, ибо, во-первых, власть рабочих появляется только в условиях исчезновения социального антагонизма и при ней, соответственно, нет нужды в государственном подавлении кого-либо, а во-вторых, потому что рабочие — они и без того сильнейший класс в обществе.

          Таким образом, в обществе всегда есть власть, поддерживающая определённый порядок; при определённой же структуре производства, разделяющей общество на классы, эта власть всегда носит именно классовый характер. А вот форма данной власти и применяемые для её воспроизводства средства зависят уже от характера самого властвующего класса. И рабочие тут выглядят как раз наиболее прилично с точки зрения убеждений и опасений В.Серова.

          Однако он этого не понимает и по-прежнему принимает за диктатуру рабочих диктатуру бюрократии (партократии). И именно с этих позиций задаёт свои "подленькие" вопросы. "Государство диктатуры пролетариата" у него просто монстр какой-то, в котором отсутствует политический плюрализм и прочие свободы. С чего бы всё это? Ведь, во-первых, диктатура рабочих — это в идеале вовсе даже и не государство, а как раз уничтожение оного, уничтожение всех профессиональных средств насилия. Благодаря чему преобладание рабочих в обществе только и становится абсолютно гарантированным. Во-вторых, как же можно всерьёз считать себя марксистом (хотя бы и фрейдо-), если не понимать, что диктатура некоторых классов вовсе не отрицает демократии? Например, на Западе есть и определённый плюрализм и свободы, но лишь совершенно тёмный человек возьмётся утверждать, что там нет власти богатых, то есть их диктатуры. Реально вся власть там — у капитала. Просто форма этой власти — демократическая. Ну не может класс капиталистов каким-то другим образом контролировать свою власть. Демократические институты — это именно те рычаги, которыми он подчиняет себе аппарат государства. Поэтому тут закономерен законодательно разрешённый плюрализм, система выборов снизу и проч., но вот только не надо закрывать глаза на то, что при всём таком плюрализме там, тем не менее, на деле-то всё равно проводится воля имущих, капиталистов. То есть по форме там — демократия, а по содержанию — власть капитала, власть богатых. Потому что богатство, деньги позволяют при капиталистическом законодательстве определяющим образом влиять на властные структуры, на средства насилия. Это влияние осуществляется через контроль денег над средствами массовой информации, через контроль их над производством, над системой образования, но главное — через контроль денег над формированием самого государственного аппарата в процессе демократических выборов. Которые включают в себя не только — отдадим должное — достаточно широкое и свободное голосование и объективный подсчёт голосов, но ещё, увы, прежде всего, — реально совершенно несвободное в условиях капитализма, недоступное неимущим, дорого оплачиваемое выдвижение и обсуждение выдвинутого. Поэтому выбирать там рядовым гражданам оказывается уже просто почти не из чего. Или же их мозги оказываются к моменту голосования промытыми до состояния полной стерильности. При всём при том, повторяю, что само голосование может быть идеально свободным и честным.

          Так вот: рабочая власть как полная, как неограниченная по своей форме демократия вовсе не отрицает плюрализм, а как раз предполагает его. И, естественно, в гораздо больших масштабах, чем при власти капиталистов. Иначе полной, неограниченной демократии как формы власти рабочих — просто не будет. А будет власть бюрократии, технократии и т.п. Поэтому первое моё замечание таково: если уж говорить о диктатуре рабочих, то говорить надо именно о ней, а не о том, что не имеет к ней никакого отношения. То есть не надо верить разным глупостям на её счёт.

          Второе замечание. В.Серов всю дорогу обращается к нам на "вы". А кто они — эти "вы"? Как я понимаю, в виду тут имеется некая партия рабочих, не правда ли? То есть здесь наш оппонент вновь демонстрирует свою традиционность, трактуя концепцию рабочей партии в духе обычной социал-демократии. Партия у него борется за власть, дабы стать "правящей", а затем, пользуясь этой властью, навязывает "свою волю" народу. То есть В.Серов насочинял себе таких ситуаций, которых в реальности просто не может и быть, и плутает в них.

          Так вот: рабочая партия, ставящая себе целью приближение социализма, никак не может быть традиционной по своему устройству и способам борьбы. Эти способы диктует ведь сама цель. Социализм имеет своим условием организованный демократически (то есть самостоятельно) сознательный и грамотный пролетариат. Борясь за социализм, бессмысленно бороться за власть партии. Пребывание рабочей партии у власти не придвинет общество к социализму ни на йоту — даже если этой партии и удастся изменить политическую систему, создав все условия для власти именно рабочих, а не самой партии. Ведь эти условия — вовсе не главное. А главным является то, что всякими условиями надо ещё уметь пользоваться, дабы они стали не потенциальными, а актуально существующими. Так что главное — это работа на сознание и организованность рабочих. Только высокий уровень грамотности и самоорганизованности пролетариата будет действительным фундаментом нового справедливого общества. И партия должна строить прежде всего именно данный фундамент, подчиняя всю остальную свою деятельность исключительно этому — как главной своей цели. Представления же В.Серова о рабочей партии как о партии у власти исходят из устойчиво, увы, бытующих у нас концепций. Действительно, очень многие люди так и понимают задачи рабочей партии, что ей, мол, следует сперва добиться власти, а затем уже проводить посредством этой власти нужные преобразования. Как раз такую коллизию оппонент и имеет в виду в своих "подленьких" вопросах. И это его мнение было бы, в общем-то, достаточно справедливым, если бы речь шла о вульгарных диктатурщиках типа социал-демократов. Но научный подход к проблеме диктатуры рабочих, то есть к проблеме достижения подлинной власти рабочего класса (а не власти его партии или же власти её аппарата и "вождей"), подводит к таким формам этой диктатуры, которые не имеют никакого отношения к "критике" В.Серова.

          Поэтому, когда оппонент спрашивает, признаём ли "мы" право народа на выбор строя, то "мы" сразу отвечаем, что вопрос этот направлен не по адресу. "Мы" не признаём в первую очередь само своё право признавать или не признавать право народа. "Мы" за такую систему и такое состояние общества, при которых подобная проблема просто не может даже стоять. Чтобы какие-то там "мы" имели столь решающее значение.

          То есть мы, оппоненты В.Серова, — за власть самих рабочих, а вовсе не партии рабочих. Что, кстати, логически вытекает уже из самого понятия "диктатура рабочего класса". Это именно большевики извратили данное понятие, истолковав его в том смысле, что формой диктатуры пролетариата является, мол, диктатура партии пролетариата, а точнее, аппарата этой партии. Мы же, в отличие от большевиков и В.Серова, понимаем, что власть рабочих — она и есть власть непосредственно самих рабочих, а не каких-то там партий или их аппаратов и вождей. И политическая система общества должна соответствовать этому принципу.

          Давайте разберём сам вопрос В.Серова: должен ли рабочий класс признавать право народа на выбор строя? А простите, какого народа? И какого строя? И как будет решаться сам данный вопрос? По большинству голосов? Но ведь ясно, что рабочие сами представляют собой часть народа, и причём весьма существенную часть. Ясно также и то, что вопрос о строе — это вопрос, касающийся прежде всего тех, кто производит материальные блага, то есть самих рабочих. Ибо вопрос о строе — это в первую очередь вопрос о собственности на средства производства, а не на что-то иное. И что же получается: рабочие, выходит, должны спрашивать у интеллигенции, у крестьян, у пенсионеров — которым производственные вопросы до лампочки, которые никакого непосредственного касательства к работе на заводах не имеют и ни за что там конкретно не отвечают — как же, мол, им, рабочим, организовать производство: самим всем распоряжаться или отдать заводы капиталистам и идти к ним в наём? То есть решать, значит, будут одни, а терпеть от этих решений и выполнять их — другие? Так, что ли? В.Серов много и абстрактно рассуждает о демократии и о справедливости, но абстракции тем и опасны, что выводы, которые делаются из слишком уж абстрактных соображений, в конкретике могут иметь совершенно противоположный результат.

          Так вот: каждый человек обладает правом самостоятельно определять свой процесс труда. Неся за это ответственность перед обществом. И, наверное, это всё-таки право тех, кто трудится на заводах, решать: кому эти заводы должны принадлежать. А интеллигенция и прочие слои должны иметь право решать за себя, на своём участке работы. Это — ежели по справедливости. Ежели преследовать идеалы свободы и демократии.

          Но политика, понятно, грязное дело. Она исходит не из идеалов, а из практической, конкретной целесообразности. И вот тут мы можем рекомендовать рабочим (рекомендовать, а не решать за них) пойти на поводу у предрассудков населения. Ведь сегодня при нашем ущербном понимании прав и свобод каждый лезет решать за другого. И считает себя кровно обиженным, если ему в этом мешают. Например, интеллигенция выступает за то, чтобы раздать заводы в частную собственность. Это, конечно, нонсенс. Но, чёрт с ним, можно и провести по этому вопросу всенародный референдум. Во имя общественного согласия и компромисса. Только прежде давайте уж всё-таки тщательно, как следует обсудим этот вопрос. Чтобы из сознания населения хоть частично выветрились те предрассудки, которые характерны, например, для того же В.Серова в вопросе о диктатуре рабочего класса. Ведь всякому серьёзному решению должно предшествовать столь же серьёзное размышление, обсуждение. При равных возможностях сторон отстаивать, пропагандировать свою точку зрения. Надеюсь, это будет демократично? И вот тут, — как будет решён вопрос о собственности, — так пусть и будет. (Конечно, до тех пор, пока в обществе не появится потребность демократически принять новое решение по данному вопросу.)

          Кстати, для нашего общества сегодня очень характерна определённая дискриминация рабочих, которую можно обнаружить в следующем. Как только начинает дебатироваться вопрос о земле, так тотчас раздаётся шум: давайте спросим у самих крестьян. Но вот зато когда поднимается вопрос о заводах, так сразу же почему-то заводится речь о народе. Что касается меня, то лично я, вообще-то, в этом вопросе признаю справедливым и рациональным право самих рабочих на выбор. Им тут надо решать за себя, точно так же, как всем другим слоям — за себя. А вот те политические условия, при которых каждый человек может решать свои вопросы действительно самостоятельно — они как раз и называются "демократия". Или даже общественное самоуправление, приводящее к уничтожению специализированных, государственных средств насилия. При подобных политических условиях никто не помешает рабочим устроить всё на производстве так, как они посчитают нужным. Демократический, самоуправленческий подход к общественным проблемам позволит начисто исключить профессиональное насилие из политической жизни и тем самым позволит разным социальным слои договариваться на совершенно равноправной, на паритетной основе и решать сообща лишь те вопросы, в которых интересы решающих пересекаются, а все внутренние проблемы каждого слоя разрешать уже совершенно самостоятельно.

          Так вот: проблема организации материального производства есть, несомненно, внутреннее дело самих работников этого производства. Я полагаю, что они сами должны тут скооперироваться и согласовать свои производственные интересы, установить определённый порядок своих взаимоотношений — на частной ли, на общественной ли основах. Только отмечу, что на деле, то есть де-факто, на современном объективно высококооперированном и взаимозависимом по своему характеру производстве существовать сможет лишь общественная кооперация. Производители должны будут в любом случае учитывать интересы друг друга, поскольку ни у кого из них не будет насильственных рычагов для давления, для защиты чьих-либо привилегий, — в том числе и привилегий пресловутых "частных собственников" (если существование последних вообще будет допущено, узаконено).

          Практически, здесь даны ответы на все вопросы В.Серова. Всё дальнейшее у него — лишь варианты и перепевы той концепции, которую я сразу отверг. С партиями правящими и партиями "в оппозиции", с наличием насилия, имеющего явно государственные формы, с пониманием диктатуры рабочих как чего-то экстремально антидемократического и проч.

          На самом же деле, повторяю, рабочий класс будет проводить в жизнь свою волю только демократическими путями. И причём значительно более демократическими, чем буржуазия на Западе. Но, естественно, только в тех областях, которые будут касаться именно всех общественных слоёв, то бишь только там, где будет столкновение различных интересов и воль. А вот в той сфере, которая является специальным интересом исключительно самих рабочих, они будут решать, естественно, всё сами. На то оно и самоуправление, чтобы нам самим решать то, что касается только нас самих, а всем вместе, обществом — всё то, что касается всех.

          Ну и, наконец, о том моменте, "когда рабочий класс будет составлять меньшинство самодеятельного населения".

          Всё дело в том, что рабочий класс уже и сейчас составляет меньшинство в обществе. И данный факт не имеет совершенно никакого значения. Ибо влияние в обществе зависит, в целом, отнюдь не от количества его представителей (я уже неоднократно писал в предыдущих номерах журнала, что и феодалов, управляющих обществом тоталитарно, по-военному, по-бюрократически, и капиталистов, диктующих обществу свою волю в условиях всеобщей демократии, всегда намного, на порядок или даже на два меньше, чем остального населения). Общественное влияние какого-либо класса зависит в первую очередь от степени организованности этого класса, от его политической грамотности, от экономических возможностей, от прямого контроля над средствами производства, над СМИ и т.п. По многим этим параметрам рабочий класс давно уже преобладает в обществе и ещё долго будет преобладать. Именно данное преобладание в условиях демократии и даст ему возможность пользоваться этой демократией как формой своей власти.

          Очень важен тут ещё и вопрос об интересах. Ведь зачем, вообще, нужна власть? Для того, чтобы сформировать и поддерживать определённое устройство, во-первых, общества, а во-вторых, его производства. При этом в определённом устройстве общества в большей или меньшей степени заинтересованы все те, кто в этом обществе живёт. Например, большинство людей объективно заинтересовано в демократии. И тут интересы рабочих не расходятся с интересами ни интеллигенции, ни других слоёв общества. Но вот в определённом устройстве производства реально заинтересованы уже только те, кто имеет к нему непосредственное отношение. Интеллигенции, например, тут делать нечего. Ей характер организации производства безразличен. Что за дело, например, учёному до того, в чьей собственности находится завод? Для учёного главное — чтобы этот завод справедливо платил ему за труд и не мешал бы политическими действиями свободно трудиться: но это уже вопрос о демократии, об устройстве общества.

          А вот у рабочих, понятно, есть коренные, непосредственные интересы в области организации производства — раз рабочие сами на этом производстве и трудятся. Соответственно, власть им нужна для того, чтобы устраивать тут всё к своей выгоде и удобству. И какое бы меньшинство рабочие ни составляли в обществе, на производстве они — всегда большинство. И всегда будут иметь там решающий голос. Я полагаю, что это нормально и совершенно не затрагивает интересов всех прочих слоёв, к производству прямого отношения не имеющих.

          Но, наверное, пора уже кончать эту мою отповедь. Какой, вообще, в ней смысл? Ведь я лишь повторил на двух десятках страниц то, что уже было разжёвано на сотнях — в предыдущих номерах журнала. В.Серов с ними, похоже, уже знаком. И это, честно признаться, меня угнетает. Этого я просто не понимаю. Ну как можно что-либо прочитать — и абсолютно не принять во внимание предъявленные аргументы?

          Да, тяжело разговаривать с глухим, который вежливо (в лучшем случае) выслушав тебя или сделав вид, что выслушал, затем, как ни в чём не бывало, опять заводит всё те же бесконечные разговоры о яде в семени, о бомбах и минах, подкладываемых под рабочее движение и т.д. и т.п.

          "Это сё?"