М.Галиев

          Я не люблю устные споры и дискуссии. Ведь в них чаще всего рождается не истина, а неприязнь к оппонентам. И потому они в пылу полемики кажутся более тупыми, чем реально являются. Устный спор — это спорт. В котором каждый пытается выиграть, а не найти истину. И в итоге устный спор порождает скандал, отравляющий мозг спорящих. Именно поэтому я и не хочу спорить с глазу на глаз. Лучше спокойно всё обдумать и изложить в письменном виде. Если, конечно, есть о чём писать. А читатель уж сам решит: реагировать ему на изложенные мысли или игнорировать их.

          Поскольку в кружке "хоцеистов" в последнее время под неустанным давлением Марселя происходят бурные и слишком эмоциональные (по моему мнению, конечно) споры о судьбе России и о перспективах её изменений, то мне подумалось, что было бы неплохо упорядочить и "офразировать" собственное мнение.

          Из наших словесных баталий я вынес мнение, что все согласны с посылкой: Россию ждут непростые времена. Однако каждому спорящему хочется надеяться, естественно, и на что-нибудь позитивное: либо на некризисно-некраховый характер падения (как считает Материалист), либо на благополучный подъём со "дна" за счёт разных благоприятных факторов (типа повышения образовательного уровня — как Саша Хоцей, или улучшения политической обстановки — как Марсель; тут я, конечно, всё несколько упрощаю). Моё же укоризненное качание головой и пессимистично-удручённое выражение лица, возможно, вызывают у остальных хоцеистов лишь раздражение. Что ж, значит, настал черед и мне объясниться.

          Но начну я, пожалуй, немного с другого конца. Недописанная Сашей книга "Теория общества" вселила в некоторых из нас уверенность, что достаточно ему лишь дописать её — в частности, кусок о буржуазном строе и далее, — и мы наконец-то всё поймём насчёт будущего, ожидающего нашу Россию и остальной мир. Но у меня как у профессионального скептика эта надежда вызывает серьёзные сомнения. Ведь Саша излагает, во-первых, теорию, во-вторых, теорию об обществе, а в-третьих, теорию об обществе "изнутри" этого общества, то есть теорию, описывающую внутренние закономерности развития абстрактного общества. Однако достаточно ли исследования данного объекта, причём в столь узких рамках, для более-менее достоверного прогнозирования развития для конкретного общества и для мирового сообщества? Саша честно сам же на это и ответил: не достаточно. Но поскольку его методологическими посылками, как мне кажется, никто, кроме меня, не интересуется, то этот ответ ускользает от внимания остальных. (Кстати, именно поэтому я всё время и обращаю внимание Саши на то, что сегодня важнее гносеология, чем что-либо ещё.)

          Марсель с Материалистом, похоже, сильно надеются на то, что "научно обоснованный" прогноз от Саши им всё сразу объяснит. Поэтому теперь я отвечаю уже им: вряд ли. Прогнозы Саши будут работать всего лишь в рамках его исследования. Тут важно понять не то, что и как Саша исследует. Тут важно именно то, что Саша не исследует. Ибо мир, в том числе и социальный, — он богат и многообразен. Закономерностей в нём — пруд пруди. И Саша, конечно, не может хвататься за всё подряд. Он осознанно-аналитически выбрал именно те закономерности в процессах, идущих в общественной жизни всего мира, которые кажутся ему наиболее значимыми. Их-то он и исследует. А остальное оставляет почти без внимания.

          Но те закономерности, которые Саша отбросил, пусть и не столь важны, но тоже определяют векторы неких изменений (а вовсе не обязательно именно развитий) конкретных обществ и мира в целом. Прогнозы без учёта этих закономерностей будут либо слишком общими, либо односторонними. В связи с чем предлагаю вспомнить набивший уже оскомину от его постоянного упоминания пример с пушинкой, летающей вопреки силам гравитации. Если мы, люди, хотим иметь точные знания в отношении будущей России, то есть в отношении конкретного общества с конкретными закономерностями, то тут недостаточно знания одних лишь общих закономерностей, которые Саша исследует в рамках своей работы. Тут важен уже некий комплекс значимых (а в недостижимом идеале — вообще всех) закономерностей. Конечно, Саша, закончив свою сегодняшнюю работу, вполне может пойти дальше, конкретизируя и расширяя круг исследований в рамках своей теории. Но, боюсь, у него не хватит на это ни сил, ни времени. А посему я хочу представить вниманию читателей своё, пусть и не такое глубокое и неоспоримое, как у Саши, описание проблем России, введя при этом ещё одну закономерность: взаимодействие нашей страны с мировым сообществом.

          Почему я считаю значимым именно данный фактор? Потому, что с некоторого времени внутренние закономерности развития обществ, которые Саша изучает, стали, как мне кажется, сильно дополняться межсоциумными взаимодействиями. И сегодня последние являются уже определяющими в формировании вектора развития конкретного общества. Так, на основании изучения истории можно заметить, что большинство стран сильно зависит от их взаимодействия с США. Какую страну ни поднесёшь к микроскопу (за исключением совсем уж маргинальных), так сразу и увидишь в окуляре, что эволюция (изменение) этой страны сильно зависит от экономики развитых стран. Глобализация, однако! То есть внутренние закономерности изменения пасуют перед внешними, и последние начинают даже доминировать. Поэтому вся моя дальнейшая словесная эквилибристика будет попыткой взять данный тезис за основу и исследовать то, что из него следует.

          Помимо вышеупомянутого я буду делать упор ещё и на экономику. Ибо всё остальное вытекает из двух данных факторов: из внешнего влияния и из экономики. Это Сашу больше интересует власть и её пертурбации, поскольку от этого как от главного условия развития экономики внутри страны зависит то или иное направление изменения социума. Для моей же задачи — то есть для изучения взаимодействия экономик — конкретные властные устройства стран имеют лишь косвенное значение. Основа соприкосновения между ними всё же — именно "чистая" экономика.

          Экономические взаимодействия могут происходить как между примерно равными странами, так и между экономически разными. То есть между странами с различными уровнями развития их экономик. А поскольку я собираюсь написать о России, то меня, конечно, больше всего интересует взаимодействие России с более развитыми странами. Вопрос изначально ставится мной довольно узко: каким образом Россия может стать развитым в экономическом отношении обществом? Какие тут возможны варианты?

          Итак, есть страна средней развитости, которая стремится стать развитой. Тут возможны три варианта стратегий для решения данной задачи.

          1. Неразвитая страна полностью воспроизводит у себя весь комплекс экономики развитой страны. (Понятно, что воспроизвести комплекс страны ещё более развитой, чем имеются на данном этапе развития мировой системы, невозможно в принципе. Ибо тут нужно предвидеть вектор развития, а он в огромной степени случаен и посему непредсказуем.) Значит, тут требуется воспроизвести примерно всю экономику развитой страны с её максимальными на данный момент разделением труда и производительностью. Или хотя бы попытаться приблизиться к этому.

          2. Неразвитая страна находит свою нишу в рамках мирового разделения труда. То есть неразвитая страна развивает какую-то одну или несколько отраслей, востребованных в мире (или ту, которую неразвитой стране позволяют развивать) и за счёт этого развивается сама.

          3. Неразвитая страна переносит на свою территорию какие-то отрасли из хорошо развитых экономик. Тут отличие от второй стратегии заключается в том, что развитие идёт за счёт внешнего источника: за счёт усилий более развитой страны. То есть экономика неразвитой страны становиться как бы частью экономики развитой страны.

          Вот вроде бы и все варианты. Впрочем, ещё может иметь место комбинации из второй и из третьей стратегий. Но данный гибрид сводится в конечном счёте всё же либо ко второму, либо к третьему вариантам.

          Первая стратегия развития имеет в истории всего лишь единственный пример. Причём, к нашей гордости и одновременно к несчастью, — это пример СССР. (Германия времён фашизма не в счёт, поскольку тот эксперимент был вовремя и надёжно пресечён антигитлеровской коалицией). После гражданской войны перед СССР стояла примерно та же, что и сейчас, задача: как сделать Советский Союз передовой страной? Поскольку СССР серьёзно отставал в экономическом плане от стран Запада, то о "естественном" ходе развития не могло быть и речи.

          "Естественное" развитие обычно происходит неравномерно: от подъёма сельского хозяйства к индустриализации. То есть в этом случае первым богатеет крестьянин, предъявляя спрос на промышленные товары. Что влечёт за собой развитие лёгкой и пищевой промышленностей. Которые, в свою очередь, поднимают машиностроение и т.д. вплоть до добывающих и перерабатывающих отраслей.

          За время НЭПа крестьяне в тогдашнем СССР, конечно, разбогатели. Но Советская власть ждать "естественного" хода событий не могла. Нужно было догонять развитые страны. Причём как можно быстрей. Ибо СССР находился во враждебном окружении.

          В середине 1920-х годов у нас как раз и шла бурная дискуссия о темпах этой гонки. "Бухаринцы" настаивали на умеренных темпах индустриализации, считая иначе неотвратимым социальный взрыв. А "троцкисты" требовали взрывного характера развития индустрии — несмотря ни на что. Помимо всего прочего, "троцкисты" справедливо указывали ещё и на то, что при медленном темпе индустриализации отрасли, созданные вначале, к концу процесса устареют и потребуют замены орудий, но за время такой замены появится потребность в обновлении, то есть во второй замене и т.д. Догнать таким образом невозможно, ибо развитые страны всегда будут опережать догоняющую. Поэтому нужен именно "взрыв" технологий, масштабная и почти мгновенная закупка всего технического комплекса. И этот "взрыв" для СССР можно было осуществить только за счёт крестьянства, потому что в СССР того времени ничего, кроме хлеба, на продажу не имелось.

          Кроме того, для промышленности нужны ещё и трудовые ресурсы, которые в тогдашнем СССР могли появиться также только из села. Следовательно, экономическая программа тогдашней власти выглядела так: отобрать хлеб у крестьян и обменять его на заводы, которые заполнить работниками — теми же разорившимися крестьянами. Попутные задачи: для компенсации убытия кадров на селе поднять там производительность, а также внедрить всеобщую грамотность как фактор подготовки кадров для промышленности.

          Все спорящие, конечно, прекрасно понимали, к чему всё это может привести СССР в социальном плане. И потому спор шёл прежде всего о возможности-невозможности противодействии крестьянам, недовольным таким развитием событий. "Бухаринцы" очень опасались неизбежных социальных проблем. Ибо прекрасно понимали, какими средствами реально можно устранить недовольство крестьян. Методы Троцкого типа взятия заложников, децимации и т.п. были ещё свежи в памяти.

          Из истории хорошо известно, какая точка зрения восторжествовала и что из этого воспоследовало. Процесс был начат. Причём мировой экономический кризис ("Великая депрессия") ещё даже радикализировал его. А закончился данный процесс нашей индустриализации примерно в 1960-х годах, когда численность сельского населения снизилась настолько, что возник дефицит кадров на селе. Расти далее за счёт ресурсов села стало невозможным (тут, конечно, ещё и Вторая мировая война внесла свой негативный вклад).

          Образовался порочный круг. Для того чтобы поддерживать рост промышленности, нужны работники промышленности, которые могут появиться либо вследствие резкого повышения рождаемости, либо из села. Первое для СССР было невозможно (объяснение причин оставлю в стороне). А для притока кадров из села требовалось увеличить производительность труда в сельском хозяйстве, то есть требовалось увеличивать количество и производительность сельхозтехники. Что само по себе уже требовало увеличения производства и вложений в промышленность. А сие, в свою очередь, требовало новых работников и т.д. и т.п. Именно это и стало главной задачей того времени: достаточно вспомнить компанейщину с кукурузой. Не от хорошей жизни происходили все эти шараханья наших власть предержащих.

          Немного отвлекусь от темы. Иногда можно услышать сетования на то, что в СССР все руководители были, мол, либо дураками, либо параноиками. Это совсем не так. Конечно, во властные структуры попадают разные личности. Но в целом любой страной управляют вполне адекватные люди. Причём по большому счёту радеющие за свою страну (а по малому счёту не забывающие и себя). Так что проблема вовсе не в негативных особенностях личностей, а в условиях их, личностей, деятельности. Обычно все люди принимают более-менее правильные на данный момент решения. Но эти решения имеют долгосрочные и не всегда положительные последствия. Большинство людей, точь-в-точь как слепой естественный отбор, решают именно первоочередные практические, вставшие со всей остротой в этот самый момент проблемы. И решают люди свои первоочередные проблемы при наличии тех ресурсов, которые имеются на данный момент. Людям чаще всего приходится выбирать между плохим и очень плохим. Что и определяет решения властных структур и их поведение в конкретных обстоятельствах. Нам же, потомкам этих "идиотов", теперь всё уже ясно. Ибо мы-то знаем все последствия и в курсе, что нужно было делать. Нам кажется, что уж мы-то таких простых ошибок не допустили бы. И потому нам обычно не ведомо, что в тех ситуациях поступить по-иному зачастую было просто невозможно.

          Но вернусь к СССР. Итак, примерно к 1960-му году назрел кризис модели индустриализации. Начались срочные поиски альтернатив. Нашу экономику лихорадило, советские управленцы кидались из крайности в крайность. Думаю, руководству СССР было ясно, что примерно к 1970-му году станет совсем невмоготу. Но тут произошло чудо: в мировой экономике вдруг оказалась страшно востребованной нефть. А мы наудачу, кажется, в 1963 году открыли в Тюмени огромные запасы нефти. И возникла идея поправить дела за счёт выручки от продажи нефти. Раз сельскому хозяйству требовалось больше производительной техники, то за валюту от продажи нефти мы и принялись её закупать. И продолжили догонять Америку, то есть ускоренно строить весь комплекс развитой экономики с высочайшим разделением труда.

          Правда, тут имелась одна тонкость: к этим годам СССР строил уже не весь комплекс экономики, а только её наиболее милитаризированную часть. Сие объясняется своей причиной (возможно, ниже при рассмотрении научно-технического прогресса я на ней остановлюсь). В общем, "нефть в обмен на технологии" — такой стала новая модель развития экономики. Модель принялась работать и начала давать прекрасные результаты. Но на этом же закончился и эксперимент по превращению СССР в развитую страну путём построения всего комплекса экономики той страны, которую мы взяли за образец. Далее история пошла по второму сценарию: заполнение своей ниши в мировом разделении труда. И наша ниша оказалась сырьевой.

          Второй сценарий — всяк сверчок знай свой шесток — в мировой истории прослеживается очень хорошо. Ибо по этому пути пошло множество стран. Он самый "естественный" при взаимодействии различных по уровню развития экономик. Канада, Австралия, Норвегия, Саудовская Аравия и многие другие — все эти экономики являются примерами реализации указанной стратегии. Я специально назвал именно более развитые в экономическом смысле страны: дабы показать, что данная стратегия не столь страшна, как её малюют. Вполне сносно можно жить и при "сырьевом проклятии". Да, сырьевая страна не станет сверхдержавой, она не будет "управлять миром", как грезят у нас некоторые патриоты — но если честно, то разве нам сие нужно? Ведь можно жить достаточно обеспеченно, стабильно и размеренно без особых претензий на что-либо зубодробительное. Посмотрите на Норвегию и позавидуйте.

          Однако в отношении России тут имеется одна закавыка. Дело в том, что обеспеченная, стабильная и счастливая жизнь зависит от величины сырьевой "ниши", приходящейся на душу населения. Поэтому обеспеченно жить могут позволить себе только вышеперечисленные страны, ибо экспорт сырья на душу населения у них довольно высок. Грубо выражаясь, на сколько сможешь продать, на столько сможешь и жить.

          С Россией в данном плане следующая проблема: количество экспортного "нефтегазометалла" на душу населения у нас явно маловато для достижения обеспеченной жизни по меркам развитых и даже развивающихся стран. Но притязания-то у нас большие. Именно поэтому норвежцы с "жиру бесятся", а россияне спят и видят, как бы им слезть с "нефтяной иглы". В этом плане циничное высказывание Маргарет Тэтчер о том, что экономика Россия может прокормить всего лишь 40 млн. человек, — оно пусть и негуманное, но, похоже, верное. Если придерживаться стратегии жизни в виде "сырьевой ниши", то россияне вряд ли будут жить столь же богато, как европейцы. То есть данный вариант в случае с Россией — перспектива бедной страны.

          Третья стратегия — это вариант развития экономики за счёт "богатого дядюшки". Данную стратегию опробовали Германия, Япония до Первой мировой войны и далее, а несколько позже — многие страны Латинской Америки и Азии. Механизм взаимодействия тут такой: есть страна с развитой экономикой, то есть с высоким уровнем разделения труда, механизации, автоматизации и т.д., в которой производительность труда на одного работающего самая высокая или близкая к рекорду — и есть страна с аграрной по преимуществу экономикой. Аграрная экономика — это "синоним" экономики с низким уровнем разделения труда и со всеми прочими вытекающими отсюда характеристиками. В первой стране в силу высокой производительности труда высока и зарплата (затраты на труд), а во второй — наоборот. При определённых условиях (тут вступают в действие именно неэкономические факторы — открытые экономические границы, согласие элит, стабильность власти и т.д. и т.п.) производство как орудия труда из первой страны переносится во вторую — поскольку затраты труда в ней, напоминаю, ниже. Организатор данного переноса получает сверхприбыль по сравнению с производителем в "родной" стране. (Этим организатором не обязательно станет производитель какого-либо изделия. Этим организатором может оказаться кто угодно: от того или иного государства до финансистов и предпринимателей любой страны — обычно, более богатой.)

          Что же происходит в развитой стране? Во-первых, там падает цена на товар, производимый в неразвитой стране, и начинается дефляция. Во-вторых, в развитой стране разоряются местные производители, то есть растёт безработица. В-третьих, в развитой стране богатеют организаторы. А поскольку они обычно родом из этой же, то есть из развитой страны, то в ней увеличивается разрыв между богатыми и бедными.

          Однако происходит сие лишь в том случае, если подешевевший товар находит спрос. Ведь сначала его нужно продать. Следовательно, необходимо, несмотря на повышение безработицы в развитой стране, удерживать в ней спрос на производимые за границей товары примерно на прежнем уровне — иначе у населения развитой страны не будет нужного уровня доходов, и тогда потеряется весь смысл мероприятия с переносом производства за границу (частично перепроизводство тут всё же происходит, но доходы от даже не полностью проданных товаров могут перекрывать убытки от остатков). Данная проблема решается несколькими способами. Один из них — кредитование работников. Организаторы депонируют свои доходы, а банки усиленно кредитуют население. Таким макаром поддерживается спрос. Но одновременно растёт закредитованность домохозяйств. Экономисты в таких случаях говорят о росте "кредитного пузыря". Пример — "ипотечный пузырь" США. Это, стало быть, в-четвёртых.

          В-пятых, спрос можно стимулировать развитием "непроизводственных" секторов, то есть тех сфер, где не требуется капитал. В этом случае увеличивается финансирование искусства, науки, развлечений, здравоохранения, религии и т.д. и т.п. Это в какой-то степени уменьшает безработицу, поскольку повышает спрос на работников данных секторов. Искусство становится массовым. Бурно расцветает индустрия развлечений. (Доходы некоторых спортсменов — например, футболистов, — у многих вызывают недоумение.) Наука также развивается, но в силу всё большей дороговизны экспериментов темпы её роста не такие уж значительные.

          В-шестых, для смягчения безработицы государство вынуждено обеспечивать пособиями всё больше и больше людей. Которые "садятся на велфер" (то есть на социальные выплаты).

          Кроме того, в-седьмых, государство, пытаясь активизировать производство, чтобы предотвратить рост безработицы, начинает печатать деньги, чтобы стимулировать спрос потребителей. Тем самым государство противодействует дефляции — например, сегодня ставка ФРС близка к нулю для того, чтобы сделать деньги максимально дешёвыми.

          И получается, что две тенденции: дефляция (пункт 1) и инфляция (пункт 7), погашая друг друга, делают валюту развитой страны особо устойчивой. А это крайне важно для выбора валюты в качестве международного платёжного средства (но об том ниже). И все указанные процессы несколько сглаживают разрыв между богатыми и бедными: именно необходимость стимулировать спрос вынуждает капиталистов увеличивать зарплаты рабочих (Форд ведь не зря продавал своим рабочим автомобили по себестоимости) и бешеными темпами развивать непроизводственные секторы. Закредитованность населения и рост социальных пособий из той же оперы. Лишь бы покупали бешено растущее количество дешевеющих товаров.

          Во внешней политике начинает доминировать борьба за рынки сбыта. Армия становится главным орудием не захвата и порабощения, как раньше, а средством для ликвидации проблем при международном обмене — в частности, американский флот теперь стоит на страже стабильности международных товарных потоков.

          А что происходит во второй, в неразвитой стране — с экономикой перенесённого производства? Вначале там происходит рост экономики. То есть работникам начинают платить больше, чем раньше (конечно, по сравнению с реалиями первой, развитой страной эта зарплата крайне мала, но по сравнению с доходами "крестьянских" секторов неразвитой страны она всё же очень высока). Рост зарплаты повышает спрос на иные товары, и начинается рост в других отраслях. Происходит перетекание людей из села в город. Соответственно, село испытывает недостаток кадров и предъявляет спрос на производительную технику, которую может поставить первая, развитая страна (частично может развиваться и собственное производство, но лишь при введении таможенных барьеров). Село перевооружается, поставляя всё новых и новых не нужных теперь себе работников в сферу заводского производства и пр. Растут доходы государства неразвитой страны за счёт увеличения налоговых поступлений.

          Неразвитая страна либо вкладывает эти возросшие доходы в свою экономику, копируя отрасли развитой страны (а сие требует протекционистской политики, то есть противостояния интересам развитых стран, что редко кому удаётся), либо просто выводит за границу "лишние" деньги в виде создания золотовалютных резервов.

          Ведь в отличие от первой, от развитой страны, вторая, неразвитая страна не может вбросить деньги в свою экономику — поскольку это приведёт к росту доходов её населения. А рост доходов населения сформирует повышенный спрос. А последний приведёт к росту цен, то есть к инфляция. И новый вброс денег приводит к ещё большему раскручиванию этого маховика. Сие грозит уже гиперинфляцией со всеми её негативными последствиями. Именно поэтому неразвитая страна и изымает из экономики деньги: чтобы сдерживать инфляцию. Так у неё и образуются постоянно растущие золотовалютные резервы, которые вкладываются, естественно, в экономику развитой страны как в наиболее надёжную, как в наиболее проверенную. Ибо, как уже упоминалось, курс валюты развитой страны совершенно не меняется.

          И эти золотовалютные резервы неразвитой страны развитая страна использует для вброса денег в собственную экономику: для борьбы с дефляцией. Вот так и растёт долг развитой страны перед развивающейся. Но при этом для развития производства внутри неразвитой страны — в связи с ростом внутреннего спроса — частные производители берут займы опять же в развитой стране (у организаторов, которые депонировали свои доходы в банки развитых стран), поскольку проценты по кредиту там значительно ниже в результате дефляции. Таким образом и формируются перекосы экономики неразвитой страны. (Кстати, некоторые страны не формировали себе золотовалютные резервы — например, так поступила Аргентина. У неё инфляция шла в ногу с ростом долга. И это способствовало ещё большей катастрофе).

          Со временем рост зарплат в неразвитой стране приводит к тому, что доходность перенесённого в неё производства падает. И тогда встаёт вопрос о новом переносе производства. Это и есть предел роста развивающейся страны. Экономисты даже придумали такой термин: "ловушка средних доходов". Мол, неразвитые страны попадают в эту ловушку, и рост их экономик прекращается.

          Второй предел роста неразвитой страны — это опять-таки численность и уровень аграрного сектора. Едва только приток работников из села иссякает, как рост экономики сразу и останавливается. И у развивающейся страны начинаются проблемы. Каким образом развивающиеся страны решают эти возникшие у них проблемы, зависит от многих факторов, на которых я не буду останавливаюсь: это слишком сложный и многогранный процесс.

          В истории имеется множество примеров подобных взаимодействий. Вся Латинская Америка демонстрирует неоднократные попытки добиться роста экономики за счёт применения данной стратегии.

          Причём тут имеет место следующая любопытна особенность: производства развитых стран становятся всё более мобильными, хотя и более дорогими. Если смотреть на "старые" производства по типу советских, то любой завод — это капитальное сооружение с цехами на массивных фундаментах, со станками, вмурованными в пол, с мостовыми кранами и т.д. Сегодняшние же производства строятся на ровной площадке, замощённой железобетонными плитам, и со стенами из сэндвич-панелей. Вся транспортировка — она наземная типа каров. Станки размещаются на специальных подошвах ячеистого типа для гашения вибрации.

          При интенсивном использовании все производства такого типа быстро изнашивается, и, соответственно, при длительном периоде работы они менее эффективны за счёт большей ремонтоёмкости, чем капитальные цеха и заводы. Сие не раз с недоумением отмечали наши экономисты и инженеры. Но современные производства и не предназначены для длительного использования. Они хороши как раз при мобильной работе, когда за несколько дней надо быстренько всё свернуть, погрузить на трейлеры и перевезти в другое место, где труд значительно дешевле. Впрочем, это я опять отвлёкся.

          Теперь примерю на сегодняшнюю Россия третий тип стратегии. Труд у нас не дёшев, хотя кадры для промышленности, возможно, ещё и есть: вон сколько менеджеров ошивается в офисах. Но они вряд ли будут работать задёшево.

          А сколько это — задёшево? Уровень низких зарплат можно оценить по зарплатам на селе и у гастарбайтеров. Я думаю, это примерно 5 000 рублей в месяц. Соответственно, для того чтобы развитые страны "перевели" в Россию свои производства (с выпуском товаров, ориентированных, конечно, именно на экспорт, а не для обслуживания работы "нефтяной трубы", как сейчас) необходимо, чтобы 80% россиян получали примерно 5 тыс. рублей в месяц, то есть чтобы 80% россиян жили впроголодь. Если средняя зарплата в России на сегодня по разным источникам колеблется от 20 тыс. рублей до 28 тыс. рублей при цене на нефть 100 долларов за баррель, то 5 тыс. рублей средней зарплаты будут иметь место при среднегодовой цене нефти примерно 25 долларов за баррель (без учёта изменения курса рубля). То есть помимо обнищания народа, у власти в такой стране должен стоять тиран, который обеспечит стране стабильность её социальных условий. Причём этот тиран должен быть согласен с жёсткими условиями развитых стран по свободному перемещению капиталов и пр. Вряд ли кто-либо в здравом уме и в трезвой памяти пожелает своей стране такого. Сценарий жуткий, но возможный. Хотя и маловероятный. При этом все описанные выше прелести будут налицо: с ростом до некоторого уровня и с дальнейшей остановкой или даже со спадом.

          История содержит примеры и остановки, и спада, и даже краха. Об удачных примерах можно сообщить, что чем раньше начиналось взаимодействие, тем выше оказывалась остановка. Германия и Япония, начавшие указанные процесса первыми — это сегодня развитые страны почти верхнего эшелона. Конечно, с США им сравняться не удалось, но с Великобританией и с Францией — вполне (хотя Франция, скорее, сама находилась под влиянием Великобритании). А вот азиатские "тигры" остановились уже этажом ниже, поскольку попали под взаимодействие всех верхних этажей. Да и народишку у них поменьше.

          Как сложатся судьбы экономик Китая с Индией, пока не совсем ясно: с одной стороны, эти страны поздновато начали развитие, уровень разделения труда стал уже слишком высоким. Но в то же время потенциал в виде дешёвой рабочей силы у Китая и у Индии очень значителен. Не думаю, что они поднимутся до самых высот развития. Индия сегодня уже, кажется, начала выдыхаться.

          Кроме того, у США остаются два самых мощных средства влияния: доллар и флот. Тот, кто контролирует потоки денег и товаров (а морской транзит — это основной способ транспортировки грузов), тот контролирует и всю мировую экономику. США потеснятся только тогда, когда рухнет вся мировая экономика. Да и то неизвестно, кто первый поднимется.

          Крах и спады данного типа взаимодействия демонстрирует, как отмечалось, Латинская Америка. Самый яркий пример тут — Аргентина. В общем, кажется, у России и при данном сценарии шансы минимальны.

          Получается, что все эти варианты не шибко перспективны. Но есть ещё одна возможность. Мы, конечно, сверчок, сидящий на своём шестке — но не может ли этот сверчок перепрыгнуть на иной шесток, повыше? То есть не может ли Россия найти другую нишу в мировом разделении труда — с бо́льшим уровнем переработки, механизации и пр., а соответственно, и дающую лучший уровень жизни?

          Исполненный надежд, я как-то раз ухватился за эту идею. России ведь нужно браться не за всё сразу, а только за то, что у нас может получиться так хорошо, что будет востребовано мировой экономикой. Например, за химию или хотя бы за нефтехимию. Сырьё у нас уже есть, и вроде бы дешёвое. Научные школы довольно развитые — ещё с советских времён остались и не растеряли пока свой багаж. Средства тоже имеются: золотовалютные резервы накоплены вполне приличные. Кадры, я думаю, найдутся.

          "Вот, значит, она, панацея", — думал я радостно. Но прочитал тут недавно статью про Саудовскую Аравия и сразу сник. Короли этой страны, хотя и помирали не своей смертью подозрительно часто, но всё же были не дураки. Огромные доходы от нефтедолларов они вкладывали всюду, куда могли. Да и собственному народу тоже кое-что перепадало. Так, коренные саудовцы вообще не работают. Там трудятся только гастарбайтеры из Азии.

          Впрочем, всё это не очень интересно. Куда интереснее то, что саудиты пошли по пути, который я и обдумывал. Они начали вкладываться в нефтепереработку, в нефтехимию, в химию и даже в металлургию. В свою, в собственную. И за 30 лет у них выросла нехилая индустрия. Однако есть одно "но". Их продукцию (кроме нефтепродуктов) никто особо не берёт. Ибо она неконкурентоспособна. И потому используется только на внутреннем рынке — а я подозреваю, что только благодаря дотациям и протекционизму. Всё, чего добились саудиты за 30 лет — наладили нефтепереработку. Что, кстати, налажено и у нас. Хотя не в таком объёме, конечно.

          Государственный бюджет саудитов сводится по расходам при цене на нефть 90 долларов за баррель. (Так пишут эксперты, хотя, по моим прикидкам, у саудитов налоговая нагрузка около 60%, и при расходах гос.бюджета в 160 млрд.долларов, а также при добыче нефти в районе 4 млрд. баррелей в год её, нефти, цена должна быть примерно 60 долларов за баррель. Хотя, может быть, я не учёл потребление самих королей и их инвестиционные траты). И при этом саудиты по уровню потребления на душу населения отстают от всех развитых стран довольно значительно: 24 тыс. долларов у саудитов и 52 тыс.долларов в США. Интересно, что у Катара и у Норвегии уровни потребления на душу населения соответственно 104 тыс. долларов и 101 тыс. долларов. А ведь последние просто и тупо продают нефть. Саудовская же Аравия, развивая свою промышленность, создала нагрузку на гос.бюджет и набрала работников, численность которых в числе прочего уменьшает ВВП на душу населения. Рост населения (в основном, за счёт мигрантов) в Саудовской Аравии выше, чем в Катаре, в 2 раза и выше, чем в Норвегии, в 6 раз. Процессы, подобные саудовским, идут и в Арабских Эмиратах. Но только масштабы поскромнее: там всё в три раза меньше.

          Вот этот опыт и показывает, что даже в той стране, где по сравнению с Россией условия для развития по рассмотренному сценарию намного лучше — нефтедоходы выше, привлечённые работники одной веры, аборигены просто не работают (то бишь возможность социальных конфликтов минимальна), сами преобразования начались раньше (то есть в период роста мировой экономики) и т.д. — его, опыта, результаты довольно неубедительны.

          В этом примере важно понять именно следующее: откуда может взяться конкурентоспособность? Допустим, какой-нибудь "Саудихимпром" станет конкурировать с "Дюпоном". За счёт чего "Саудихимпром" может победить в экономической борьбе? Ведь оба соперника нанимают, по сути, одних и тех же гастарбайтеров и платят им примерно одинаковое жалование. Оборудование покупают тоже одинаковое (впрочем, "Дюпон", скорее всего, покупает его выгоднее: и как более крупный производитель, и как более старый клиент). Остаётся только сырьё. У "Саудихимпрома" сырьё вроде бы дешевле, поскольку он покупает его внутри страны. Но если отвлечься от самого "Саудихимпрома" и посмотреть на ситуацию с точки зрения всей Саудовской Аравии, то окажется, что здесь нет никакой выгоды. То, что приобретёт "Саудихимпром", потеряет вся Аравия в виде недополученной выгоды от экспорта сырья. Но Саудовской Аравии ведь нужно не "Саудихимпром" обогатить, а всю себя поднять. Более того, отказавшись от экспорта части сырья, Саудовская Аравия может потерять часть рынка — что при скачках цен на нефть и при борьбе за каждого её потребителя должно означать дополнительные убытки.

          В общем, всё не так радостно, как мне представлялось вначале. России в этом плане, похоже, светит ещё меньше.

          Отсюда и вытекает моё довольно мрачное резюме: России только и остаётся, что либо "сидеть на нефтяной игле", страшась кризиса и краха мировой экономики, либо она сама должна создать этот крах у себя для того, чтобы народ обнищал, а к власти пришёл очередной тиран. Который в очередной раз поведёт Россию к светлому будущему. Это выбор даже не между плохим и очень плохим, а между ужасным концом и ужасом без конца.

          В связи с чем мне очень хочется, чтобы меня поскорее опровергли.

          В виде приложения — приложу каждого их хоцеистов по отдельности фейсом о тейбл.

          От Материалиста мы всё время слышим о том, что доллар скоро рухнет. Причём Материалист пророчествует об этом с неким мазохистским удовольствием (и он в России такой не один: их тьмы и тьмы). Мол, доллар — это уже давно ничем не подкреплённая валюта. А посему, учитывая огромный долг США, он, дескать, рухнет всенепременно.

          Я остановлюсь только на двух аспектах этого пророчества: подкреплён ли доллар хоть чем-нибудь, и что произойдёт, если доллар рухнет?

          То, что любая валюта в любой стране должна быть чем-то подкреплена, то есть иметь некий товарный залог — это миф. Во внутреннем употреблении никакой подкреплённости денег не было и нет. Этот миф порождён тем, что количество денег в экономике влияет на саму экономику — через инфляцию или через дефляцию. То есть деньги способствуют либо ускорению роста экономики, либо его торможению.

          Ну и что из этого? Любой востребованный товар, включённый в оборот, влияет на всю экономику страны. Если "закачать" в экономику бензин, то она на сию закачку мгновенно отреагирует. И при этом товар не обязан быть подкреплённым чем бы то ни было. Главное требование к валюте — единственный центр выпуска и доверие населения. То есть каждый агент экономики страны должен быть уверен, что любой другой экономический субъект примет у него раскрашенную бумажку как средство платежа (обмена). Только и всего. Подкреплённость денег — это доверие к конвенции граждан об этой бумажке.

          Но сие касается только положения внутри страны. А вот на внешнем рынке сталкивается уже множество валют, и агенты международной экономики имеют выбор. И, естественно, выбирают наиболее надёжную с их точки зрения валюту. А как определить эту надёжность? Вот люди и придумали один из критериев: мол, количество этой валюты должно соответствовать некоторому количеству золота, имеющегося в запасе. Грубо выражаясь, это известное в банковской сфере резервирование остатков.

          Таким образом, страна, продвигающая свою валюту как международную, якобы гарантирует, что она, страна, всегда сможет обменять свою валюту на такой товар, который готовы принять все без исключения. Золото раньше и было таким универсальным надёжным товаром. А вообще таким товаром могло быть что угодно: земля, нефть, зерно и т.д. Но самым удобным всё же считается золото (хотя сейчас, к примеру, это может быть и платина, и серебро). Так происходило на момент выбора международной валюты (см. прим.*). Но едва только такая валюта была выбрана (конечно, не осознанно, а просто исторически в каждой конкретной сделке, в их совокупности — если можно так выразиться, "статистически") по признаку её надёжности (золото Форт-Нокса и сама наиболее стабильная и растущая экономика мира на тот период, стабильность цен в США, о котором я писал ранее), то данная валюта — доллар — стала похожа на внутреннюю валюту. Ей уже не требуется подтверждение своей надёжности. Это происходит само собой, каждую секунду, с каждой совершённой при помощи этой валюты сделкой. И все агенты международной торговли заинтересованы как раз в поддержании стабильности и устойчивости этого международного средства обмена.

          Противоречие возникает именно потому, что доллар кроме того, что является межгосударственной валютой, одновременно ещё и внутренняя валюта США. И интересы США, использующих эту валюту в своих внутренних и во внешних целях, часто не совпадают с интересами стран, также использующих эту валюту. Но это уже совсем другой, отдельный разговор.

          Итак, доллару на сегодня не требуется никакого подкрепления или доказательства надёжности. А вот валютам, которые могли бы претендовать на место доллара, это как раз требуется.

          Сие как в боксе — сила, быстрота, ловкость и т.п. спортсмена доказывается в соревновании с другими. Но едва только кто-то стал чемпионом, так ему доказательства уже не требуется: ибо он чемпион. А вот тем, кто пытается оспорить это чемпионство, надо постараться. Меня, например, вряд ли допустят к состязанию с Кличко, чего я про себя ни наплёл бы. То есть сначала нужно доказать, что достоин драться с чемпионом, и только потом уж можно болтать языком. Аналогия, конечно, как всегда, условная. Но примерно так и происходит с валютами. Доллар — это пока чемпион. Какие-нибудь тугрик или рубль к состязанию с долларом агенты международного рынка даже не допустят. А другие валюты станут пристально оценивать. Годится евро, йена или юань? Надо посмотреть.

          Ведь по большому счёту смена валюты — это операция болезненная для мировой экономики. То есть менять валюту нужно с большой осторожностью, имея твёрдую уверенность в выгодности такой операции. Никто, конечно, специально это не исследует, не изучает в лаборатории. Просто каждая сделка, оказавшаяся более выгодной или более надёжной, или имеющая ещё какой-то плюс, будет приводить к выбору в пользу той или иной валюты. Доллар может оказаться не лучшей валютой только в случае наличия очень, повторяю, очень серьёзных проблем в США. При этом таких проблем не должно быть в другой стране.

          И вот это требование вызывает огромные сомнения в ненадёжности доллара. Дело в том, что США — это самый большой рынок потребителей. И если у них возникнут проблемы, то они автоматически возникнут и в Китае, и в Европе, и в Японии, потому что это страны, ориентированные на потребительский рынок США. Поэтому доллар будет оставаться международной валютой до тех пор, пока не грохнется вся мировая экономика. Только после этого может быть "переизбрана" новая валюта. И не факт, что это будет не тот же самый доллар. Хорошо, конечно, чтобы им стала валюта не зависимая ни от одной страны. Но в этом случае возникают свои проблемы: кто и как будет проводить эмиссию? Кому будет подчиняться данный орган? И т.д. Впрочем, это я уже фантазирую.

          Итак, можно резюмировать: доллар рухнет только с крахом всей мировой экономики. И это будет такое событие, что мало никому не покажется (может, только население островов Токелау этого не заметит).

          И тут я плавно перехожу к России. Что Россия-то будет иметь при падении доллара? Думаю, что много, очень много серьёзных проблем. Крах мировой экономики означает, что наши славные нефтяные и газовые реки станут никому не нужны. А поскольку мы ни сеять, ни жать уже почти не умеем, то даже трудно представить себе весь тот хаос, который сразу воцарится в нашей несчастной стране.

          Но главное не это. Может, ради светлого будущего стоило бы и потерпеть? Но светлого будущего тут как раз и не предвидится. Потому что восстановленная в новом или в старом виде мировая экономика примет в свои ряды Россию всё в том же качестве: в качестве сырьевой трубы. А посему — какая нам разница, что за валюта является мировой? Хоть доллар, хоть юань — хрен редьки не слаще.

          Никто ведь не рассматривает всерьёз вариант, что новой мировой валютой может стать рубль. Хотя это-то как раз и было бы выгодно России. Но, увы. Об этом могут мечтать только совсем уж упёртые "патриоты". Так что сие совсем глупо — с маразматическим упорством желать краха доллара. Это то же самое, что желать пожара во всей деревне по причине ненависти к соседу. Сам сгорю, но зато у соседа сгорит больше.

          В общем, мой совет Материалисту таков: на доллар нам нужно только молится и надеяться, аки патриарх Кирилл на духовные скрепы.

(*) Напомню историю международных валют.

          Афины — их серебряная драхма стала международной (средиземноморской) после открытия Лаврийских рудников, когда Афины были центром торговли. Покорение Афин Римом привело к смене и международной валюты на серебряный денарий и на золотой ауреус. И далее по списку:

          Византия — золотой солидус

          Арабский халифат — золотой динар

          Флоренция — флорин

          Венеция — дукат

          Нидерланды — талер-далер-доллар (и появление банкнот)

          Великобритания — фунт стерлингов

          США — американский доллар

          В общем, международной всегда была валюта именно наиболее передовой страны.

          Следующий на очереди Марсель с его верой в возможность благоустроить Россию чисто политическими методами. Либерализм, демократия — вот лозунги таких, как он (или национализация, "вертикализация", духовное обновление и пр. для его оппонентов). Здесь ставка делается на примат политики над экономикой. В основной части я уже написал, что политики — это в основной массе вполне грамотные и умные люди, радеющие за родную державу. Но, несмотря на всё на это и даже несмотря на их собственные обещания, политики действуют по обстоятельствам, которые и диктуют им, политикам, их поведение. Наши желания постоянно упираются в наши возможности. Всё время оказывается так, что "коридор" допустимых выборов крайне узок. Мы жаждем делать хорошее, но выбирать приходится между плохим и очень плохим.

          Однако всё это абстрактные замечания. Если же рассмотреть конкретно сегодняшнюю Россию, то перед власть предержащими стоит следующая задача: как сделать так, чтобы Россия встала вровень с передовыми странами G7, вошла в "золотой миллиард"? Понятно, что это можно сделать, только развив экономику. Выше я уже описал тот тип международного взаимодействия, в котором сегодня пребывает Россия. Это взаимодействие среднеразвитой страны с высокоразвитыми. И для того чтобы поднять собственную экономику Россия должна либо встроиться в мировую экономическую систему (чего хотят либералы и демократы), либо закрыться от всего мира и строить собственную локальную независимую экономику (чего жаждут коммунисты и патриоты). Если Россия пойдёт по первому пути, то станет сырьевым придатком мировых держав. При это, конечно, будет некоторый рост, но мы так навсегда и останемся страной "третьего сорта", зависящей от остальных. Кроме того, население нашей страны начнёт неуклонно сокращаться. И это, скорее всего, будет происходить совокупно со снижением боеспособности армии, зависящей от технологий Запада. И приведёт к потерям территорий (или к их мягкому вливание в другие страны типа Китая). Возможно, что разные регионы по-разному "встроятся" в мировое разделение труда: например, Сибирь останется сырьевой, а наш родной Татарстан начнёт специализироваться на нефтехимии.

          Правда, благосостояние населения останется на том же среднем уровне. Но все не обслуживающие сырьевую добычу отрасли просто отомрут и будут замещены импортом. Никакого рывка и роста при либерализации и, особенно, при демократии не произойдёт. Народ же в лучшем случае станет голосовать за прагматиков, "занимающихся делом", то есть идущих по пути всё большего и большего встраивания нашей страны в сырьевую нишу, а в худшем случае, — за популистов, которые ещё даже осложнят и ухудшат этот процесс встраивания.

          То есть, к сожалению, я не вижу в данном сценарии никакого особого просвета для построения в России передовой экономики.

          Если же пойти по пути полного закрытия экономики, то для её подъёма нужно прежде всего убедить людей затянуть пояса и потерпеть сегодня ради светлого завтра. Сомневаюсь, что сегодня людей можно подвигнуть на длительное терпение путём словесного убеждения. То есть это, наверное, возможно, — но слишком маловероятно. Тут нужны чёткие и понятные гарантии светлого будущего.

          Впрочем, допустим, что мы, россияне, всё же сплотились против внешних врагов и в едином порыве решили голодать, но работать на горе всем этим буржуям. Однако тут опять незадача. Ибо подъём экономики связан с передовыми технологиями, а они, как известно, сосредоточены в руках всё тех же проклятых буржуинов. У кого же мы сможем купить передовые технокомплексы? Вариант — у Китая. Но Китай — это всегда вчерашний день, это фабрика ширпотреба. Да и слишком уж много он может от нас за это потребовать. Китай ведь ещё тот шантажист. Может, Япония что-нибудь даст нам, например, в обмен на Курилы? Или Южная Корея? Не знаю. Если США надавит, то об этом можно будет забыть.

          Есть ещё один вариант: найти некий сектор, набирающий обороты, который в данный момент находится на взлёте (как, например, мобильная связь для финнов или как бытовая техника для Южной Кореи) и, бросив все свои силы и ресурсы в эту отрасль, одним непосильным рывком с сырьевого шестка взлететь на другой, на более высокий. Но и тут проблема: сразу возникает вопрос сбыта. Кому мы будет всё это сбывать, если сами затянули пояса и живём впроголодь? Тем же врагам? А им это зачем нужно? В общем, и с изоляцией всё плохо.

          Конечно, я рассмотрел два крайних варианта. Скорее всего, в России будет реализовываться нечто среднее между этими вариантами. Причём траектория будет напоминать синусоиду. Мы будем то открываться миру, то снова закрываться. Но в любом случае вектор останется одним и тем же: сырьевая ниша в мировом разделении труда. И этот вектор не будет зависеть от власти, от политики и от прочей "неэкономики". От того, кто окажется в нашей стране у кормила власти, будет зависеть лишь размах колебаний и скорость процесса. Но сие уже частности, лично меня интересующие мало. Так что мой ответ Марселю следующий: как вы, друзья, ни садитесь, а экономику обмануть не сможете.

          А теперь самая трудная часть: ответ Саше по поводу его мысли, что Россию спасёт образование. Это, конечно, утрированный лозунг. Тут имеется в виду то, что власть предержащие должны бросить силы, прежде всего, на подъём образования, воспитания и культуры (в узком смысле этого термина) российских граждан, что само по себе и приведёт к подъёму России.

          Мне не совсем понятен механизм этого внезапного обращения внимания именно на образование: то ли сами сегодняшние правители, вдруг обнаружив, что у народа слишком низкое образование, спохватятся, то ли эти правители сменятся некоей группой, которая в числе прочего будет озабочена и недообразованием населения, то ли что-то третье. Не ясно также, каков сам критерий "низины" уровня образования, и детерминация данной странной озабоченности именно образованием. Но это я уже, видимо, просто придираюсь. Главное то, что в Сашиной гипотезе во главу всего опять, как и в случае с политикой, ставится нечто неэкономическое — в данном случае образованность людей. Что ж, рассмотрю и эту проблему.

          По моему мнению, само образование (воспитание я тут опускаю) является производным от экономики. Иными словами, это средство достижения некоей общественной цели, которая лежит в плоскости именно экономики — то есть в плоскости производства и распределения жизненных благ. Давно известно положение, и Саша также об этом писал, что базисом являются производительные силы, которые подстраивают под себя производственные отношения. Что, в свою очередь, требует и соответствующих общественных отношений, то есть своего юридического подкрепления. А образование есть частичка этих общественных отношений. Если выражаться проще, то учить детей нужно тому, что им в жизни пригодится. А пригодится им могут: знания — для экономической жизни, воспитание — для социальной жизни. Разделение труда, которое имеется в экономике страны, требует и соответствующих работников. Аграрная страна требует крестьян со знанием сельского хозяйства, что в условиях слабого разделения труда (при натуральном хозяйстве) не требует особого образования, и умения в этом случае передаются по обычной, по традиционной системе — так же, как и у бабуинов, подражанием. Промышленность требует уже более длительного и специализированного образования, поскольку разделение труда в ней высокое. А вслед за этим разделением формируется специализация уже и в самой системе образования.

          Но тут нужно разделить образование на две составляющие: на образование для поддержания функционирования экономики — и на образование для развития оной. Это разделение показывает, что первая составляющая перестала сама развиваться: потому что модель экономики на протяжение по крайней мере последних 150 лет в более-менее индустриальных странах особо не изменилась. В России эта глубокая индустриализация экономики возникла примерно к середине прошлого века. Соответственно, для функционирования сегодняшних индустриальных экономик вполне достаточно работы, во-первых, механизма всеобщего среднего образования, а во-вторых, механизма подготовки небольшого числа выпускников высших учебных заведений: инженеров, технологов и финансистов. Такой общий подход к образованию устоялся, повторяю, ещё в начале индустриальной эпохи.

          Сегодняшние рабочие, инженеры, технологи, финансисты и т.д., повторяю, мало чем отличаются от таковых же 150 лет назад в Англии и 50 лет назад в России. Поэтому для функционирования социума, то есть для смены поколений работающих ничего особенного в образовательном плане делать не нужно. Тут вполне достаточными окажутся всеобщая грамотность и вузовское обучение небольшого количества инженерно-технических работников.

          Но если рассматривать уже именно развитие экономики — что нас, дискутирующих хоцеистов, прежде всего и должно интересовать, — то ситуация окажется более сложной. А посему тут вначале придётся исследовать: а как вообще происходит развитие производственной сферы?

          Развитие любой экономики происходит путём увеличения разделения труда или, иными словами, специализации работников. Для этого в производство внедряются некие новшества: они могут быть предметными — как станки, аппараты для нефтехимии и пр., процессуальными — как производственные технологии, логистика и пр., организационными и т.д. Наилучшими являются, понятно, комплексы всех их.

          Откуда же данные новшества берутся? Обычно на данный вопрос отвечают так: изобретаются. Это, конечно, верно. Но не совсем. Дело в том, что развитие чего-либо происходит в результате устранения проблемы, мешающей развитию. Но это устранение проблемы может быть выполнено, как минимум (это я страхуюсь на всякий случай), двумя способами: во-первых, перестановкой старых элементов системы и, во-вторых, созданием нового элемента в старой же системе.

          Подобного рода новшества встречаются не только в общественной жизни, но и вообще в природе. Если понаблюдать за естественным отбором в биомире, то обнаружатся как раз эти два способа решения проблем. Перестановка старых элементов позволяет сформировать новую функцию. Например, кости нижней челюсти пресмыкающихся стали слуховым аппаратом у млекопитающих. Или новая функция появляется за счёт создания чего-нибудь на основе тех закономерностей, которые не использовались никогда прежде. Например, ракушка у моллюсков — это новое образование, использующее свойство некоторых солей становиться монолитными при выпадении в осадок.

          О том же самом можно прочитать и у известного теоретика в области изобретательства Г.С.Альтшуллера. Последний разделил способы устранения проблем на инженерные и на изобретательские. Инженерный способ всего лишь переставляет, "улучшает" старое, а изобретательский способ создаёт новое, опирающееся на использование не применявшихся ранее в данном изделии закономерностей природы. Для того Альтшуллер и составил свой каталог физических и химический эффектов — чтобы легче было их использовать. То есть новшества могут быть двух типов: инженерным (я назову его комбинаторным) и изобретательским. И тут возникает интересный вопрос: а от чего зависит применение первого и второго способа создания новшеств? Если второй, то есть изобретательский способ создания новшеств зависит от рождения человека с изобретательскими способностями (специально для Материалиста: я оставляю в стороне вопрос о возможном обучении так называемому "алгоритму решения изобретательских задач", ибо это уже совсем другая тема), то первый, комбинаторный способ создания новшеств зависит прежде всего от количества старых элементов.

          Так, на начальном этапе, когда элементов для перестановки (то есть для инженерного способа улучшения) ещё мало, прогресс идёт путём изобретений. Но как только этих элементов становится много, то проблемы становится легче решить именно комбинаторным способом, потому что это намного проще и дешевле (например, известный американский экономист Питер Друкер считал, что весь научно-технический прогресс XX века зиждется на изобретениях XIX века). И пусть даже изобретательский способ даёт в целом лучший эффект, но он требует как значительно бо́льших ресурсов, так и большего времени внедрения: ведь он предлагает создание чего-то принципиально нового. Часто оказывается, что для внедрения изобретения требуется ещё и перестановка элементов смежных отраслей, а иногда и другие новые изобретения. В то время как для перестановки уже имеющихся элементов больших сил и средств обычно не требуется. Кстати, биоэволюция именно так и идёт — в основном, за счёт перестановки. А "изобретений" в биоэволюции крайне мало. Правда, и приспособленность во втором случае оказывается гораздо выше. Вот так они и чередуются: множество мелких перестановок и одно большое изобретение.

          Но это я отвлёкся. Вернусь к рукотворным новшествам. Люди с изобретательским талантом рождаются, видимо, с постоянной частотой во всех странах и во все времена. Это генетически обусловленное свойство человека (то есть пресловутое "нормальное распределение" Гаусса). Поэтому изобретения, похоже, возникают с постоянной скоростью в любой стране. Но вот количество элементов для возможной комбинаторики зависит от уровня разделения труда. Чем этот уровень разделения труда выше, тем легче и дешевле произвести перестановку. Соответственно, и скорость появления новшеств, а следовательно, и развитие экономики раскручивается по системе с обратной положительной связью. То есть чем выше разделение труда, тем выше скорость перестановок, которая сама же и повышает разделение труда. Что, в свою очередь, ведёт к росту скорости перестановочных новшеств.

          Конечно, рано или поздно способность решить конкретную проблему с помощью одних лишь перестановок сходит на нет, и тогда требуются уже изобретения, резко толкающие развитие конкретной системы. Но между этими техническими революциями лежат обширные пространства мелких инженерных побед.

          Тут можно привести пример с освещением. До изобретения лампы электрического накаливания освещение представляло из себя исключительно горение органики: лучины, свечи, керосина, светильного газа. Все новшества являлись тут чисто инженерными. А потом было открыто электричество, и уже на основе этого нового физического явления появилась лампа накаливания. Кстати, мало кто знает, что лампочку изобрел не Эдисон, а множество других людей. Типов и конструкций ламп электронакаливания было довольно много. Заслуга Эдисона состоит только в том, что он смог скомпоновать это изделие так, чтобы её можно было изготавливать серийно, массово. А вот лампочка Сноуна, например, хотя и была эффективней, чем лампочка Эдисона, но выпускаться на имевшемся тогда оборудовании не могла. И потому вся дальнейшая история электролампочки накаливания — это история её усовершенствование по типу комбинаторики, вплоть до галогеновых ламп и т.п. Рывок был сделан только после применения совершенно иных физических принципов: люминесценции и p-n перехода.

          Может возникнуть вопрос: а для чего я всё это написал? Я его проигнорирую и представлю вниманию читателя сравнение СССР и США, допустим 1970-х годов. СССР являлся по большей части закрытой страной, а следовательно, и элементная база для комбинаторики была в СССР не очень велика. Соответственно, основное развитие промышленности шло в СССР по изобретательскому пути. Отсюда основной упор делался на фундаментальные науки — ведь именно там в новых природных эффектах и кроется успех изобретательства. Но, с другой стороны, и внедрение всех этих изобретений крайне затруднено, поскольку не всегда хватает сопутствующего инженерного обеспечения. Но это никого особо не беспокоило, ибо экономика СССР была ориентирована в основном на гонку вооружений. А отрасли военно-промышленного комплекса отличаются от гражданских отраслей тем, что там нет особо массовой продукции, и спрос больше ориентирован на уникальные и на мелкосерийные изделия. Это и создаёт простор для производства и внедрения изобретательских решений. Тем более, что военные особо не считают затраты: если это нужно стране для поддержания обороноспособности, то никаких денег не жалко. Закрытость и милитаризованность экономики породили в СССР феномен доминирования науки — точнее, базирования на фундаментальной науке и решения по большей части именно изобретательских задач, относительно слабое и высокозатратное внедрение результатов исследований и т.д.

          Соответственно, и образование было настроено на данные задачи науки и экономики. То есть прежде всего на поиск и на формирование изобретателей, талантливых людей. Потому образование в Советском союзе было построено по соответствующему типу: требовалось отыскивать и развивать талантливых детей, а потом отсеивать худших. Использовался потенциал только лучших. Для этого ещё на уровне садиков детей начинали привлекать к разнообразным видам творчества. А в школе старались преподавать всё то, что на данный момент было передового в мире науки (с учётом возрастных особенностей детей, конечно). И по результатам впитывания всего этого отсеивали неудачников. В ВУЗы отбирались (да, именно отбирались) лучшие школьники. Устраивались всевозможные конкурсы и олимпиады. Да и после окончания высшего учебного заведения отбор не прекращался. Далее в науку шли уже вообще самые одарённые. (Я, конечно, несколько идеализирую систему, чтобы отчётливее показать принципы, лежащие в её основе). Это система по типу спортивной. Где тренируется огромная масса людей, в то время как чемпион всегда один. У нас были востребованы лучшие из лучших. Социальный подъём у нас обеспечивали именно мозги.

          Но и проигравшие не бросались на произвол судьбы. Тем, кто отсеивался на ранних стадиях, внушали, что их неудачи состоят вовсе не в том, что они, проигравшие, бездарны, а в том, что они просто не нашли стезю для своего таланта. Был внедрён лозунг: "Все дети талантливы, надо только этот талант обнаружить". Отсюда брало начало всей этой самодеятельности при предприятиях. В ВУЗах расцвёл КВН. На телевидении постоянно возникали всевозможные конкурсы типа "Алло, мы ищем таланты", "Это вы можете" и пр. То есть вся система образования была "заточена" под своеобразную экономику СССР.

          А как обстояли и обстоят дела в буржуазных Америке и Западной Европе? Их экономики развивались и развиваются по "естественному" сценарию. Изобретения составляли и составляют там лишь малую часть новшеств, а бо́льшая часть новшеств имела и имеет основой комбинаторику, перестановки. Соответственно, и система образования адекватна этим потребностям. Ей нужны прежде всего узкие специалисты в своей области, глубоко и хорошо знающие свой предмет. Поэтому образование на Западе построено именно на желании ученика. Если у нас во главе всего стоял Учитель с большой советской буквы "У", то у них всё образование вертится вокруг ученика. Именно сам ученик (а в самом начале — его родители) определяет, что он может и что он хочет. Учитель — это всего лишь помощник ученика. Ученик изначально должен сам выбрать, что ему надо, в какую область экономики он пойдёт. И если стремление ученика достаточно велико, то он и станет тем, кем хотел. Если же передумает, то это его личное право.

          Конечно, изобретатели на Западе тоже вырастали, — но в тех же условиях, что и все остальные ученики. У всех равные возможности, никто не получает преимуществ, никого не тянут вверх государственными программами и конкурсами. (Правда, это, скорее, декларация, чем реальность. В реальности равных возможностей гораздо меньше, чем в лозунге. Потому что многое зависело и зависит от положения и богатства родителей в структуре социума. Но сие уже отдельная песня.) Даже если изобретателей в стране не будет вообще, то замечательные условия, созданные для их работы, привлекут таланты из других стран. Например, из Китая, из Индии, из России, где идёт жёсткая конкуренция мозгов ещё на стадии учёбы. А на Западе в системе образования особой конкуренции нет. Потенции у всех примерно одинаковы. Даже если изобретателей не будет вообще, то прогресс не остановится — в отличие от СССР. Но обычно таланты всё же стремятся туда, где для них созданы самые благоприятные условия. А в США условия работы для талантов прекрасны, так что талант может там легко заниматься комбинаторикой и иногда изобретением.

          Итак, на Западе выбор всегда за учеником. А если не хватает каких-либо профессий или если они появляются как совершенно новые — в связи с углублением разделения труда и специализацией, — то и тут нет ничего страшного. Система сама с помощью "невидимой руки рынка" профессий регулирует поток учеников в ту или в иную области. Если есть вакансия, если профессия востребована, то, значит, она становится более интересной, более престижной и т.д. Соответственно, этой профессии и начинают обучаться больше людей.

          В советской же системе необходимость профессий определяли власть предержащие. Так что эти системы обучения — они принципиально разные. Не зря же советские инженеры всегда удивлялись неразвитости американских инженеров. Последние не знали элементарных, по мнению первых, вещей. Отсюда и берёт своё начало эта уверенность, что американцы тупые. О чём постоянно рассказывает сатирик Задорнов. Но американскому инженеру и даже учёному совсем не нужен широкий кругозор. Американский ИТР должен быть спецом только в своей узкой области. Но уж в этой области он заткнёт за пояс любого советского инженера. Американская система решения проблем — это конвейер. Каждый делает свою часть, а выдаёт результат вся система "спецов" в целом. Во главе её стоит организатор, который может вообще не заморочиваться на частностях. Его задача — организовать процесс решения с помощью узких специалистов. Комбинаторика во всей её красе.

          Наш же инженер, а особенно учёный, должен быть подкован как можно шире, причём с опорой на фундаментальные свойства природы. Американцу не обязательно знать логарифм, ему достаточно заучить алгоритм использования некоего значка — и результат будет достигнут. У американцев задачи в большинстве своём стандартны или сводятся к немногим стандартам. Вот образование и подстраивается под эти требования. А советское образование подстраивалось под требования советской экономики, требовавшей развития с помощью талантов.

          И вот теперь я могу ответить на вопрос: для чего я развёл всю эту бодягу со всем известными фактами? Для того, чтобы взглянуть на сегодняшнюю Россию. Преемница СССР открылась миру и принялась встраиваться в мировую систему. Но её тип образования остался прежним. Он не адекватен сегодняшней модели экономики. Наша сырьевая ниша просто-таки вопиёт о необходимости перемен в образовании. И мы может видеть, что эти пертурбации как раз и движутся по пути "подгонки" старой модели образования, да и вообще всех общественных отношений, под существующую сырьевую нишу, которую Россия заняла в мировой системе разделения труда. Нам больше не нужны "быстрые разумом Невтоны". Для существования России сегодня нужны: во-первых, работники, обслуживающие нефтегазовую трубу, и, во-вторых, небольшая часть организаторов и инженерно-технических служащих.

          Соответственно, первые должны быть всего лишь грамотными, то есть уметь читать, писать и получать профессиональные навыки (это даже не научные знания, а некий специальный опыт, ремесленность), а вторые — более менее высокое бизнес-образование. Но и от вторых не требуется двигать прогресс — за них это сделают те страны, что перерабатывают сырьё в конечный продукт. Нашим специалистам же достаточно поддерживать функционирование существующей экономики. А наука как таковая в данной модели просто лишняя. Учёные становятся ненужными. Престиж и социальная значимость учёных падает.

          Кроме того, остаётся ещё немалая часть населения, которая вообще выпадает из экономики. Как следует поступить с этими людьми? Они, видимо, пополнят толпы развлекателей. И уж им-то образование вообще по барабану. Всевозможные артисты, спортсмены, шоумены должны работать не мозгами, а другими частями тела. Так что в ближайшее время мы увидим соответствующее преобразование российского образования. То есть реформы образования, идущие который год в нынешней России — это переход к сильно упрощённой американской модели. В ВУЗах уже нет конкурсов, а есть приём по результатам ЕГЭ. Сам же ЕГЭ — это не отбор лучших из лучших, а умение работать по алгоритмам. То есть теперь отбор если и происходит, то лишь с прицелом на внимательных и на старательных. Всякие же творческие кружки и самодеятельность просто исчезли, как глаза у пещерных рыб. Учителя сегодня так прямо и заявляют, что учить детей, которые не хотят этого, они не обязаны. Растёт платность образования — и это само по себе означает, что проблема обучения детей постепенно перекладывается на плечи их родителей. Учебные предметы сокращаются. Возникли обязательные и не обязательные предметы. Функция школы всё больше становится воспитательной, а не образовательной. Да и престиж и социальная оценка учителя всё больше смещаются в сторону воспитания "гражданина" своей страны. И т.д. и т.п. Всё это очевидно и понятно.

          Но Саша поставил вопрос так: можно ли переломить эту тенденцию? И он на данный перелом, конечно, надеется. Но если выстроенная мной цепочка причинно-следственных связей верна, то мой ответ — нет, переломить вышеописанную тенденцию невозможно. Экономика России всё больше и больше будет становится сырьевой. А следовательно, этой экономике всё меньше и меньше будет требоваться научно ориентированное образование. Для обслуживания "трубы" не нужно особых мозгов. Передовые же технологии добычи сырья можно заимствовать из-за "бугра". Образование всё больше будет расслаиваться на общее и на элитарное. Первое будет содержать объём начальной школы: то есть чтение и счёт. А второе, хотя и окажется более высоким, но будет доступным не для всех. Приметой времени станут элитарные школы для меньшинства с переходом в элитные ВУЗы. (Конечно, я сильно утрирую, всё будет несколько сложнее, но принцип останется именно таким, как я описал). Социальные лифты исчезнут. Для противодействия недовольству низов элита будет подкармливать и развлекать эту малограмотную толпу. Таланты будут выжиматься за границы страны. В общем, картина, безусловно, не очень радостная.

          Но, может быть, мы создадим некую закрытую экономику по типу экономики СССР? Тогда, конечно же, и система образования потребуется соответствующая. Интересно, что как только в 2014 году Россия начала обособляться от мира в связи с событиями на Украине, так сразу возникли изменения в ЕГЭ: туда ввели сочинение, то есть хоть какой-то творческий конкурс. Начались споры об уменьшении тестовой части и т.п. Ведутся разговоры о разрешении конкурсов в некоторых ВУЗах.

          То есть начало изоляции от мира сразу сказалось и на видении образования. Кстати, мне вспомнилось, что самый крутой рывок науки произошёл именно в фашистской Германии с 1930-х годов по конец Второй мировой войны. Изолированность и милитаристская направленность немецкой экономики того периода породили массовые изобретения и мощный поток научных исследований. Поэтому изоляция России от мира, конечно, даст соответствующие изменения в системе образования и науки. Но я очень сильно сомневаюсь, что в сегодняшнем мире можно долго оставаться изолированным. Это тупиковый путь. Учитывая всё это, готов уверенно предсказать, что наше образование и дальше будет катиться под откос, следуя за зигзагами и за колебаниями политики. И причинами тут являются, повторяю, вовсе не наши глупые правители и не вражьи происки. Причины — это наше неумолимое отставание от Запада и сырьевая ниша в системе международного разделения труда. Можно, конечно, желать и мечтать о чём угодно — сего никто запретить не может, — но наши хотелки и фантазии никакого отношения к реальности не имеют. Итак, мой ответ Саше выглядит так: хочешь быть образованным — тикай отседова.

          — Да, но все другие ответили, что четыре.

          — Ну ладно, ладно, в конце немного потанцуем и послушаем музыку.

          И несколько перлов из ответов сегодняшних школьников:

          "Аммиак получают синтаксическим способом и применяют для выведения человека из бессознания".

          "Противогаз защищает зараженный воздух от органов дыхания".

          "Земная ось — это только воображаемая линия, но Земля всё-таки ухитряется как-то вращаться на ней".

          "Климат находится с нами всё время, а погода приходит и уходит".

          "Лев Толстой родился в 1828 году среди леса на ясной поляне".

          "На берегу реки доярка доила корову, а в воде отражалось всё наоборот".

          "Муравей снёс такое большое яйцо, что еле-еле доволок его до дома".

          "Пролетариат взял власть для того, чтобы дать возможность всем почувствовать, как ему плохо жилось до революции". "Дантес не стоил выеденного яйца Пушкина".

          "Чехов психически вечен".

          Так что, к сожалению, Чехов "психически вечен".

          2014 г.

А.Хоцей

          Прежде всего уточню тему спора. Это стоит сделать в двух аспектах: в содержательном и, если можно так выразиться, в "модальном": по характеру вопросов, на которые ищутся ответы. Начну со второго.

          Какие обычно ставятся вопросы? Во-первых, "что происходит?" Это касается понимания ситуации, объяснения её себе и — при необходимости — другим людям. Знания её сути, то бишь:

— с одной стороны, конкретного расклада формирующих её обстоятельств (акторов-факторов) и закономерностей (закономерных "поведений" данных акторов-факторов);

— с другой (углублённо-добавочной) стороны, причин возникновения данной ситуации, то есть опять же тех конкретных раскладов обстоятельств и закономерностей в прошлом, которые привели к её складыванию.

          Второй вопрос — "что будет?" Это касается прогнозирования, предсказания. Которое есть просто проекция (продление) в будущее тех наличных тенденций (вытекающих из расклада обстоятельств и закономерностей), которые обнаружены в настоящем при ответе на вопрос "что происходит?" (Причём прогноз тем надёжнее, чем большее число тенденций учтено и чем вернее они выявлены.)

          Третий вопрос "что делать?" Это касается рекомендаций, выписывания "рецептов лечения болезни". Которые, разумеется, тоже не должны делаться от фонаря.

          Так вот: я (как "человек науки") больше пытаюсь объяснять и прогнозировать. Рецептов (как разновидности советов) я почти не даю. Марселя (как "человека действия") интересует главным образом "что делать?" Причём преимущественно в ультрапрактической плоскости, чтобы вот прям щас встать и побежать. О Материалисте я промолчу: о его позиции или хорошо, или ничего. Ну, а Мунир, насколько я понял его размышления, как и Марсель, подходит к делу как лечащий врач. Он ищет пути выхода России из нынешней неблагополучной (мягко выражаясь) ситуации.

          В связи с чем сразу отмечу: это — всего лишь третий, то есть заключительный этап научной работы. Её выход на практическую деятельность. И этот третий этап невозможен без прохождения первых двух. Он от них только и может отталкиваться. Если подходить к делу серьёзно. А не манипулировать лишь поверхностно ухватываемыми аналогиями (методом индукции). Сначала нужно объяснить прошлое и настоящее, ибо только таким путём можно выявить, с одной стороны, то, на что следует обращать внимание, то бишь те акторы-факторы, которые играют в жизнедеятельности обществ решающую роль, а с другой стороны — те закономерности, которые свойственны "поведениям" этих акторов-факторов. Затем нужно, используя полученные знания о закономерностях и о состоянии данного общества (то есть о конкретном раскладе в нём всё тех же акторов-факторов с их особенными "поведениями"), спрогнозировать его будущее, понять тенденции его развития, взятые сами по себе — без какого-либо нашего вмешательства. И лишь после этого уже можно выписывать какие-то рецепты, предлагать решения проблем (причём опять-таки — при наличии знания о том, что будет, если сделать то-то и то-то, то есть о закономерных последствиях определённых воздействий).

          Теперь разберусь с содержанием спора. Тут каждый тоже толкует о своём. Я, в основном, — просто о грядущей всесторонней катастрофе, к которой скатывается Россия. Материалист — о том же, но только в отношении США. Марсель — о политических преобразованиях, которые в идеале требуются России по состоянию на текущий момент. Мунир же, насколько я опять же понимаю, — о том, как России вылезти из экономической ямы, преодолеть опасное экономическое отставание от передовых стран. Причём именно преодолеть, то есть догнать и по возможности даже перегнать. Речь идёт не просто о том, как нам из полной задницы переместиться поближе к пояснице, то есть слегка улучшить (или хотя бы более-менее стабилизировать) своё неважное экономическое положение, а о том, как занять приличное, достойное место в мировой экономике.

          Значит, придётся рассматривать именно этот вопрос. То бишь рецепты радикального преодоления экономического отставания.

          Тут, разумеется, первым делом встаёт вопрос о методологии. В связи с чем первое моё замечание по методам Мунира таково. Он, как уже вскользь отмечено, чересчур полагается на индукцию, на аналогии (не всегда правомерные), на примеры и т.п. Практически только этим он и оперирует. Хотя любую проблему предпочтительнее (правильнее и эффективнее) решать дедуктивным способом, то есть с опорой на знание относящихся к делу закономерностей.

          Теперь напишу о сферах этих относящихся к делу закономерностей. То есть о требующих своего применения в нашем случае теориях. Я, как известно, исхожу из того, что любое конкретное общество следует рассматривать в четырёх основных (не исключая и многих второстепенных) ракурсах (при всём при том, что каждый из этих ракурсов сам по себе также многоаспектен).

          Во-первых, как общество вообще. Тут берутся стандартные элементы, ведущие принципы формирования, общие закономерности функционирования и т.п. То бишь то, что есть в каждом обществе и что определяет бытие данного феномена как такового. Примерно так же, как все люди суть люди, как они ни различались бы между собой. Как людям всем им присущи некие одинаковые строения, элементный состав и т.д. Знания которых и составляют общую теорию человека. Но затем идут уже различия. И у людей, и у обществ. Причём различия разного типа.

          В их числе для обществ первостепенными являются формационные особенности. То бишь каждое общество следует рассматривать, во-вторых, как формационно особенное. Пребывающее на особой стадии развития. Ведь все общества развиваются. И все они проходят в этом развитии некие одинаковые стадии — формации. То есть пути развития у всех одинаковы. И общества, находящиеся на одном этапе развития, принципиально сходны. Но сами проходимые последовательно стадии (например, феодальная и буржуазная) отличны друг от друга. По характерам находящихся на них обществ. По частным закономерностям их функционирования, по структуре, по реакциям на раздражители и т.п. И даже не только по частным. Ибо сами общие закономерности функционирования (см. пункт 1), оставаясь содержательно одними и теми же, по форме тут тоже различаются, получают своеобразные воплощения. Отсюда хотя формационно однотипные общества (находящиеся на одной стадии развития) сходны, но формационно неоднотипные (находящиеся на разных стадиях) — различны. При том, что одновременно могут сосуществовать (и непременно сосуществуют) общества разных уровней развития. Это, продолжая метафору, примерно как возрастные различия людей — детей, молодых, взрослых, стариков.

          В-третьих, каждое общество имеет свою особую культуру, поведенческие традиции, менталитет. Являющиеся результатом своеобразия пройденного данным обществом к данному моменту исторического пути со всеми его перипетиями, оказанными влияниями (природными и социальными) и пр. Здесь одни общества тоже более-менее сходны между собой, другие сильно различаются (причём опять-таки по множеству различных важных, то есть обществоустроительных параметров: в одних случаях — по одним, в других — по другим). Сравню это с различиями рас, этносов и т.п. у людей, хотя это и не точная аналогия.

          Наконец, в-четвёртых, все общества существуют в своей особой внешней обстановке (в окружающей среде), то есть испытывают различающиеся внешние воздействия (откуда, в частности, как отмечалось, и произрастают их особые ментальности). Это тоже не может не сказываться на особенностях функционирования обществ. Как в плане конкретного поведения (сиюминутных реакций именно на те воздействия, вызовы, которые оказываются непосредственно внешней средой), так и в плане отражения сего (при длительной тренировке определённых реакций) в организации (в структуре) общества, в привычках (в ментальности) составляющих его людей и пр. И тут одни общества тоже как-то сближаются между собой (в плане их похожести, конечно, а не в каких-то иных смыслах), а другие — расходятся. В зависимости от схожести-различности окружающей их среды (природной и социальной).

          Таковы четыре центральных ракурса. И все их нужно учитывать при

а) конкретном объяснении реалий того или иного общества;

б) прогнозировании его будущего и при выписывании ему каких-то рецептов.

          Мунир со всем с этим согласен. Однако, к сожалению, больше на словах, чем на деле (хотя методологию важно не признавать, а использовать). По-видимому, как раз в силу своих индуктивных, а не дедуктивных наклонностей. А конкретно он считает возможным (в предлагаемых размышлениях) игнорировать всё, кроме внешних влияний. Аргументируя такой подход тем, что на нынешнем относительно высоком уровне развития человечества внешние влияния (окружающей социальной среды) играют главную роль в определении судеб тех или иных обществ. Но это сомнительный тезис.

          Для начала — он сомнителен формально-методологически. Ибо тут предполагается, будто "внешнее" и "внутреннее" борются между собой за первенство (в плане влияния на судьбы) и могут как-то вытеснять друг друга. Тогда как в реальности они носят взаимодополняющий характер. Отчего любой автономный рост одного не умаляет значения другого.

          Кроме того, тезис Мунира сомнителен уже чисто практически: не думаю, что роль внешних влияний сегодня как-то принципиально выше, нежели в древности. Внешние влияния на общества всегда были значимыми. Интенсивность межобщественных контактов и зависимостей, конечно, ныне выросла. Но нам ведь, во-первых, важна не абсолютная её величина, а относительная. В сравнении со значением внутренних факторов. А их развитие тоже не стоит на месте (например, в части средств манипулирования сознанием людей). Во-вторых же и в-главных, количественный рост (и даже качественное изменение) каких бы то ни было воздействий извне — это одно, а характер ответов на них самого испытывающего давление объекта — совсем другое. Тут нет прямой корреляции. Этот характер ответов в любом случае определяется не только и не столько характером и силой воздействий, сколько внутренней "жизнью", устройством самого данного объекта. Не учитывать этого последнего, обращая внимание только на внешние воздействия, значит допускать ошибку. Мунир этим как раз и грешит.

          То есть он в своём "рецептурном" подходе прежде всего всё-таки зря абстрагируется от характера самого российского общества. То есть от его формационной сути. Из-за этого целый ряд его положений выглядит, на мой взгляд, просто странно. Но, главное, такое пренебрежение не ведёт ни к чему хорошему в плане качества рецептов. Нужно знать не только свойства лекарства или то, как оно действовало в отношении других больных (в особенности, если выводы касательно людей делаются, исходя из опыта лечения мышей; а Мунир сплошь и рядом прибегает к аналогиям без учёта формационных различий сравниваемых обществ). Не менее важно знание природы именно данного пациента. Дабы что-либо прописывать российскому обществу, нужно учитывать его формационный характер и ментальные особенности (в их конкретном сиюминутном состоянии). Ведь на одни и те же воздействия феодальное общество реагирует совершенно иначе, чем буржуазное. (И то, как именно то или другое общество себя ведёт, изучает как раз общая теория, которую Мунир счёл не слишком важной). И у цивилизаций тут есть свои немалые различия. Что для одного лекарство, для другого — яд. И наоборот. То есть приравнивать разные (в указанных смыслах) общества друг к другу и рассуждать об их перспективах как-то обще, абстрактно — нельзя.

          Это — главный недостаток подхода Мунира, который заключается, повторяю, в учёте только внешних влияний. Но в подходе Мунира можно найти и другие недостатки. Так, вторым его недочётом, на мой взгляд, является "упор в основном на экономику". То есть Мунир даже сами внешние влияния взял не комплексно, а узко — только в их экономической плоскости. И речь у него идёт о преодолении всего лишь экономической отсталости России. И борьбу с этой отсталостью Мунир предложил вести, применяя только экономические приёмы. Тогда как не меньшее значение везде тут имеют политические, экологические, демографические и т.п. обстоятельства.

          Кроме того, в-третьих, Мунир рассмотрел ситуацию с Россией именно в статике. То есть такой, какая она есть на сегодня. Но сия ситуация — она динамична. И весьма. Отчего тут нужно было бы выявить ещё и тенденции развития. Во всех основных имеющих значение областях. Ибо завтра, возможно (и даже наверняка), ситуация окажется совершенно другой. В том числе по части функционирования мировой экономики, международного обмена. Причём не только в плане его (обмена) структуры, востребованности тех или иных товаров и др., но и по его порядку, по его закономерностям.

          Так что проблема несколько сложнее. Не в смысле трудности её решения (хотя и без этого не обходится), а по содержанию, по многогранности, по неопределённости (по изменчивости), по включённости во многие цепи неучтённых существенных процессов. Впрочем, Мунир, конечно, это понимает. Он просто облегчил себе задачу: выхватил кусок помягче и принялся терзать его, как мог. Предлагая и нам присоединиться. Что ж, попробую примоститься сбоку.

          Итак, как же нам, россиянам, преодолеть нашу экономическую отсталость? Мунир здесь рассмотрел три варианта. Первый — чисто изоляционистский, то есть пресловутую догоняющую модернизацию сталинского типа. Подъём промышленности по вчерашним иностранным образцам с опорой на собственные силы. Это, конечно, совсем не вариант. И мне о нём даже лень что-либо писать. Тем более, что Мунир и сам его отбросил. Как коньки. Сообщу лишь кратко: это и невозможно по нынешним обстоятельствам, и вообще все подобные "импортозавещания" заведомо ублюдочны. Во-первых, как неизбежно предполагающие закрытость и авторитаризм с их последствиями, в том числе экономическими. А во-вторых, как априори неэффективные по сравнению с участием в мировом разделении труда (ведь специализация есть важнейший фактор повышения производительности).

          Второй вариант — это нахождение какой-то своей ниши в мировой экономике (в разделении труда). В условиях жёсткой рыночной конкуренции ввиду нашей отсталости по всем ключевым параметрам такой нишей может оказаться лишь та, где данная отсталость компенсируется какими-то преимуществами. Причём неустранимого типа. Что может иметь место только в виде естественным образом обусловленной эксклюзивности (монополии) доступа к каким-то ресурсам. То бишь это ниша сырьевого придатка. Со всеми её опасностями — с временностью (покуда есть энное сырье) и с нестабильностью (пока сырьё востребовано на рынке). Любое вылезание за пределы этой ниши есть уже ввязывание в открытую (то есть ничем не защищённую) конкуренцию с более сильными игроками и явно проигрышно.

          Третий вариант тоже предполагает вхождение в мировой рынок, но теперь уже путём предоставления иностранным инвесторам своей дешёвой рабочей силы. Которой у нас в больших количествах нет. Да она ещё и некачественная. (Равно как нет у нас и благоприятных природных условий — о чём в своей книге "Почему Россия не Америка написал А.Паршев). Отчего и этот путь Мунир счёл тупиковым. Хотя, на мой взгляд, полностью ставить на нём крест не стоит. Надо просто рассматривать его не как путь выхода на мировой рынок, а как способ формирования рынка внутреннего. Ведь так, по сути, всё и происходит.

          Инвесторы-производители идут к нам не затем чтобы производить продукцию на экспорт, для мирового рынка, а чтобы завоевать собственно российский внутренний рынок. И результатом при этом является всё-таки какой-никакой, а рост экономики России и повышение благосостояния её граждан. Но, само собой, никак не дотягивающие до лучших мировых образцов. И, разумеется, на этом пути нельзя догнать и перегнать передовые страны. Тут можно лишь плестись в хвосте. В лучшем случае — превратиться в часть мировой фабрики (потеснив Китай, азиатских "тигров" и прочих конкурентов на этом поприще — ха-ха-ха). Хотя сегодня самое выгодное и перспективное дело — это производство новых технологий, интеллектуальной продукции.

          Таким образом, ни в одном из указанных вариантов нам ничего особо хорошего не светит. Причём так получается даже в том случае, если вслед за Муниром брать ситуацию чисто экономически. То есть так, будто наша болезнь — одна лишь чисто экономическая отсталость. А по всем остальным статьям у нас полный ажур. Мунир представил дело так, будто нашей задачей является преодоление всего лишь экономической, а не политэкономической (формационной) отсталости. И я в предыдущем параграфе в основном шёл у него на поводу. Но всё равно пришёл (вместе с Муниром, но не столько индуктивным, сколько дедуктивным путём) к выводу, что варианты Мунира не шибко перспективны. Потому как на рынке тот, кто только догоняет, всегда позади, всегда отстаёт. Капитал здесь идёт к капиталу. Закономерности таковы, что если кто-то убежал вперёд, то его уже не догнать. Если бежать исключительно по его следам. У находящегося впереди тут неизбежная и всё время растущая фора.

          Но ведь наша беда заключается не только и даже не столько в этом. Наша болезнь куда серьёзнее. У нас не закрытый, а открытый перелом. То есть не просто экономическая, но ещё и политэкономическая отсталость. И вторая есть основа первой. Иными словами, без устранения второй бессмысленно пытаться как-либо бороться с первой. Мунир в своих рецептах проигнорировал сей печальный факт. И ничего не написал о необходимости смены строя и о характере мер, которые для этого требуются. Хотя сие сегодня для России является центральным вопросом. Все описанные Муниром варианты нереализуемы не только и не столько сами по себе (то бишь по чисто экономическим показаниям), сколько потому, что у руля в нашей стране утвердилась бюрократия. И все варианты реализуются именно её силами и только в её интересах. Отчего все они принимают такие извращённые формы и имеют такие плачевные результаты, что лучше ничего вообще не делалось бы. Для российского общества и для его экономики эти результаты равнозначны затягиванию петли на шее. Так что рецепты Мунира — это примерно то же самое, что микстура от кашля для больного раком горла.

          Впрочем, нам, россиянам в данном случае — что хрен, что редька. Ведь и в отношении простой экономической отсталости рассмотренные лекарства не эффективны. Значит, нам нужно искать другие лекарства. И желательно такие, которые помогали бы от обеих болезней. То бишь и от экономической, и от политэкономической отсталости. А здесь лекарство может быть только одно. В обоих случаях ключевым и единственным способом является повышение качества человеческого материала, членов общества.

          В России сегодня это качество весьма низко. И по политической, и по трудовой, и по социальной, и по общей культуре населения (включая его образовательно-интеллектуальный уровень). Я возьму сие как очевидный факт — без выяснения его причин. При этом сам данный факт является как раз фундаментальной причиной (основанием) сохранения у нас всевластия бюрократии, низкой производительности труда и т.п., то есть указанных наших политэкономической и экономической отсталостей. При таком качестве народа невозможны ни демократия, ни современная экономика. Если это обстоятельство не изменить, то ни о чём другом даже и заводить речь не стоит. Достаточное качество (культурность) населения — это разрешительное условие устранения как политэкономической, так и экономической отсталостей. И даже не только условие, но и причина. По крайней мере, в отношении смены строя. Политически грамотный и социально культурный (сплочённый, являющий собой гражданское общество) народ, понятно, не терпит произвола чиновников. На такой почве феодализм (авторитаризм) плохо приживается, он просто невозможен. Это, стало быть, в плане преодоления политэкономической отсталости.

          Теперь напишу о борьбе с экономическим отставанием. Как отмечалось, за паровозом тут бежать бессмысленно. Он всё равно всегда будет впереди. Надо строить рядом своё шоссе. Или пускать авиалинию. То есть открывать и осваивать новые экономические ниши. Где исходно нет конкуренции. И где наши наработки могут быть запатентованы, чтобы на какое-то время получить приоритет. А для таких открытий необходима опять-таки соответствующая культура населения. То есть его образованность и интеллект (умение мыслить, изобретать, решать задачи). Не будет этого — не будет и выхода. Будет вылет. В никуда.

          Таким образом, повышение качества членов общества — это наша ключевая задача. И единственное, что может переломить ситуацию. В рамках которой Россия катится сегодня под откос.

          При этом само решение указанной задачи предполагает, разумеется, ряд обеспечительных условий. Тут прежде всего нужно, чтобы проводилась соответствующая политика. Направленная на улучшение качества населения. Для чего требуется, в свою очередь, такое решение вопроса о власти, которое отдавало бы эту власть в руки заинтересованных в данной политике слоёв населения. Что это за слои сегодня в России? Частью — буржуа, частью — так называемый "креативный класс". А какой должна быть политическая система для обеспечения их власти? Само собой разумеется, это должна быть демократия. Но только исключающая риск популизма и очередной автократии. Каковой (риск) в нынешних условиях некачественного населения стопроцентен.

          Отсюда необходимо цензурирование выборщиков (причём не столько по имущественным параметрам, сколько по культурным — в первую очередь, по образовательным). Особенно остро такие цензы требуются при выборах ключевых (центральных, обладающих решающими полномочиями) властных органов: законодательного, исполнительного и судебного. Выборы органов менее значимого уровня (и характера полномочий) допускают менее строгий отбор электората, а выборы низших (муниципальных) органов вообще могут и даже должны быть всеобщими — чтобы приучать массы к демократическому поведению. При, естественно, подкреплении возможностей этих последних органов соответствующими финансами. То есть при переориентации известной части налогов на местные нужды и в распоряжение местных властей.

          Таким образом, нам прежде всего необходима реформа власти. Ну а затем, понятно, и соответствующие экономические реформы, перенацеливание бюджета на решение в первую очередь именно культурных (воспитательно-образовательных) задач и т.п. То бишь нам прежде всего необходим весь спектр обеспечивающих решение указанной основной задачи и сопутствующих преобразований.

          Всё это, безусловно, не может не вызывать недоумённых восклицаний типа: мало ли кому что требуется! Как такое вообще возможно? Явная же утопия! Кто будет этим заниматься? Ведь тут имеет место порочный круг: для повышения культуры масс нужна соответствующая политика и, тем самым, обладание властью, а власть при низкой культуре масс закономерно (неизбежно, обязательно) находится в руках бюрократов, которые совершенно не заинтересованы в том, чтобы проводить такую политику. Ибо она подрывает сами основы их господства в обществе.

          Всё это понятно и ежу. Однако я ведь и не утверждаю, что мой рецепт возможно реализовать. Во всяком случае, при естественном ходе событий. То есть без давления внешних обстоятельств, с опорой лишь на внутренние силы. Я написал лишь про то, что это необходимо. Других вариантов у нас просто нет. Если не считать таковым, конечно, дальнейшую деградацию и окончательную гибель России.

          Подчёркиваю: раз спор зашёл о рецептах, то есть о способах решения предложенной задачи, то тут возможно только одно решение: повышения качества населения. Выполнимо ли сие в наличных обстоятельствах — это совсем другой вопрос. И ответ на него очевиден: конечно, нет. Но к затронутой теме сие уже не относится.

          Вот в трёх вышеупомянутых вариантах ситуация обратная. Там не стоит вопрос: можно ли пойти по соответствующим путям? Само собой разумеется, что можно. Причём независимо от строя, при любом строе. Однако эти пути никуда не ведут. Это не способы лечения болезни. Это доступное, но не эффективное лекарство. Я же предлагаю именно действенное лекарство. Причём единственно возможное в данном качестве, единственно эффективное против данной болезни. Но ситуация такова, что пойти в данную сторону (приступить к такому лечению) современное российское общество не в состоянии. Лекарство эффективно, но недоступно. И Мунир в своих претензиях к моему рецепту всячески на это напирал. Как будто сие как-то дискредитирует само лекарство. Отрицает его эффективность. Но указание на недоступность — это не аргумент против эффективности.

          Это, во-первых. Во-вторых же, иные лекарства, которые у пациента душа не принимает, могут быть введены и силком. Зачем исходить только из наличных обстоятельств и из внутренних потенций? Обстоятельства ведь иногда меняются. А на внутреннее "не хочу, не буду" может найтись внешнее "не можешь — научим, не хочешь — заставим".

          Раз само общество не готово и не способно к нужным для его выживания (не распространяясь уж о процветании) преобразованиям, то ставку тут можно делать на внешние силы. И только на них. То есть даже не на "революцию сверху", а на "революцию извне". Сбоку. Со стороны. То бишь либо непосредственно руками передовых обществ, либо при их решающей поддержке. Причём не единовременной, а на протяжении 20-25 лет. То есть до смены поколений. Как это было в Германии, в Японии, в Южной Корее и т.п.

          Может ли случиться такое с Россией? Вполне. Принципиально ничего невозможного тут нет. Во всяком случае для части наиболее развитых и прогрессивных регионов. После неизбежного распада страны вследствие наступившей катастрофы.

          И если это именно то утешение, которое требовалось Муниру, то — пожалуйста.

          2014 г.

          Внесу свою лепту в дискуссию уже сегодня, в середине 2016 года, то есть через два года после Сашиного ответа Муниру.

          Прежде всего соглашусь с Муниром в плане того, что я был не прав, предсказывая скорое обрушение доллара США. Да, в ближайшие сроки это не произойдёт. Но то, что доллар США всё равно рухнет в ближайшее десятилетие — скорее всего, точный прогноз.

          Мунир совершенно верно написал про множество причин, способствующих сегодня устойчивости доллара как мировой валюты. Но эти причины всё равно недостаточны по своей мощи для того, чтобы вечно удерживать от обрушения проект, функционирующий вопреки законам денежного обращения. Предвестники этого обрушения можно было видеть, например, перед кризисом 2008 года, когда курс евро постепенно вырос до 1,58 за доллар.

          Лично я рассматриваю такое повышение курса евро по отношении к курса доллару как проявление роста неверия в доллар. А ведь именно доверие к валюте и является её, валюты, сущностным признаком.

          В том 2008 году вследствие начавшегося мирового кризиса неверие в доллар было преодолено, побеждено ещё бо́льшим неверием в остальные валюты.

          Но это неверие в остальные валюты не может продолжаться вечно. Ибо на мировое торжище сегодня выходит новый мощный кандидат на роль главной резервной валюты, то есть набирающий силу конкурент доллара, — юань. Эмитент данной валюты не намерен безвольно ложиться под США — как это делает сегодня эмитент евро, Евросоюз. Покорно уничтожающий собственную промышленность ради импорта из США. Так что юань, повторяю, обещает стать реально крепкой, надёжной валютой. Не эмитируемой столь беспредельно, как доллар — я имею в виду процесс так называемого "количественного смягчения". При котором в угоду сиюминутным потребностям мировой экономики (а заодно и самих США) доллары печатаются практически без реального обеспечения. И когда-нибудь это обстоятельство — то есть почти полное отсутствие товарного обеспечения со стороны эмитента — проявится во всей своей неприглядности. Например, как дефицит наполненных товарами юаней при их покупках за доллары.

          Впрочем, повторяю, сегодня и завтра доллару США ничто не грозит. Ибо упомянутый выше мировой кризис всё ещё не закончился. Поскольку его, судя по всему, продолжат успешно провоцировать. Впрочем, об этом я напишу ниже. А пока покритикую текст Мунира по мелочам.

          Мунир написал:

          "Неразвитая страна либо вкладывает эти возросшие доходы в свою экономику, копируя отрасли развитой страны (а сие требует протекционистской политики, то есть противостояния интересам развитых стран, что редко кому удаётся), либо просто выводит за границу "лишние" деньги в виде создания золотовалютных резервов.

          Ведь в отличие от первой, от развитой страны вторая, неразвитая страна не может вбросить деньги в свою экономику, поскольку это приводит к росту доходов её населения. А рост доходов населения формирует повышенный спрос. Тем самым порождается рост цен, то есть инфляция. А новый вброс денег приводит к ещё большему раскручиванию этого маховика. Сие грозит уже гиперинфляцией со всеми её негативными последствиями. Именно поэтому неразвитая страна и изымает из экономики деньги: чтобы сдерживать инфляцию. Так у неё и образуются постоянно растущие золотовалютные резервы, которые вкладываются, естественно, в экономику развитой страны как в наиболее надёжную, как в наиболее проверенную. Ибо, как уже упоминалось, курс валюты развитой страны совсем не меняется."

          Я уже давно знаю про эту мысль — что нефтедоллары, мол, непременно нужно выводить из России в виде золотовалютных запасов. Ибо, дескать, если их в России оставить, то они, нефтедоллары, попав в лапы к населению, которое начнёт их тратить, сразу же вызовут мощную инфляцию. Но до сего момента у меня не было удобного повода задать следующий вопрос.

          Инфляция, как известно, вызывается ростом денежной массы относительно массы товарной. Так разве нельзя не омертвлять наши нефтедоллары в американских деньгохранилищах, а переводить эти наши нефтедоллары в необходимые для нашей экономики товары — которые вроде бы не деньги и потому не вызовут никакой инфляции? Под товарами я имею в виду, понятно, не элитную еду и не прочие предметы роскоши, а, например, передовые заводы, технологии, отдельные станки, сельхозживотных крутых пород и т.д. И, конечно, приобретать эти товары должно не само государство, а энтузиасты бизнеса на стимулирующих к такому приобретению условиях. То есть речь в данном случае идёт о целевых кредитах нефтедолларами на развитие промышленности страны. Которые — кредиты, — повторяю, вроде бы не вызовут при описанных условиях никакой инфляции.

          Кроме того, Мунир написал:

          "Американский ИТР должен быть спецом только в своей узкой области. Но уж в этой области он заткнёт за пояс любого советского инженера. Американская система решения проблем — это конвейер. Каждый делает свою часть, а выдаёт результат вся система "спецов" в целом. Во главе её стоит организатор, который может вообще не заморочиваться на частностях. Его задача — организовать процесс решения с помощью узких специалистов. Комбинаторика во всей её красе."

          Это что-то странное. "Комбинаторика во всей её красе" предполагает как раз широту кругозора, знание о множестве элементов. А узкому специалисту вроде бы как раз и нечем комбинировать. Или речь у Мунира идёт о бестолковом, о бездумном комбинировании а-ля мартышка и очки: "то к темю их прижмёт, то их на хвост нанижет"?

          По-моему, для продуктивного, для дельного комбинирования нужно знать в этом толк. То есть иметь хорошее представление об элементах, которые есть смысл переставлять местами.

          Или Мунир имел в виду то, что заграничные специалисты являются доками, например, в сантехнике, а наши инженеры из домостроительных комбинатов сантехнику знают существенно хуже, но зато понемножку разбираются и в ремонте ядерных реакторов, и в лечении болезней крупного рогатого скота, и в прокладке горных тоннелей, и в возведении океанских мостов, и в запуске ракет к Марсу и т.д.? Но лично я у нас таких инженеров с большим кругозором почти не встречал.

          По-моему, западные инженеры отличаются от наших инженеров просто повышенными тупостью и одновременно дисциплинированностью, исполнительностью. То есть на Западе в инженеры идут неудачники, но зато их надрессировывают относиться к работе ответственно. У нас же пост инженера — это чуть ли не верх карьерной лестницы. И в инженеры у нас поэтому идут повышенно способные и инициативные (иногда, увы, не по делу) люди. В то время как на Западе такие повышенно способные и инициативные люди пополняют в первую очередь ряды бизнесменов.

          Теперь попробую разобраться с тем, что же, собственно, за беды предсказываются в двух приведённых выше выступлениях.

          Вообще, беды бывают разными.

          Максимальная беда — это, конечно, уничтожение всего человечества. Например, в результате ядерной войны.

          Беда масштабом поменьше — уничтожение родного общества или, другими словами, родной страны. Например, в результате проигранной обычной войны.

          Беда ещё меньшая — исчезновение родной нации (типа нации русских или армян или евреев). Например, в результате какого-нибудь фашистского геноцида.

          Беда ещё меньшая — исчезновение всей своей семьи.

          Беда ещё меньшая — исчезновение только самого себя.

          Беды ещё меньшие — резкое ухудшение уровня жизни: человечества, страны, нации, семьи, себя.

          Беды ещё меньшие — постепенное ухудшение уровня жизни: человечества, страны, нации, семьи, себя.

          Беды ещё меньшие — неповышение уровня жизни: человечества, страны, нации, семьи, себя.

          Беды ещё меньшие — недостаточно быстрое повышение уровня жизни: человечества, страны, нации, семьи, себя.

          Так о каких же бедах шла речь у двух выступивших выше прогнозистов?

          Вот оценка грядущих бед Муниром:

          "Россию ждут непростые времена."

          "Итак, мой ответ Саше выглядит так: хочешь быть образованным — тикай отседова."

          Как можно видеть, в целом эта оценка грядущего для России всего лишь умеренно-пессимистическая. Но отнюдь не паническая.

          Лично моя оценка грядущего России примерно такая же, как у Мунира. То есть я считаю, что Россию ждут всего лишь непростые времена или, иными словами, даже в худшем случае — всего лишь постепенное понижение уровня жизни страны. Которое не приведёт ни к каким политическим и пр. катастрофам.

          А вот у Саши оценка грядущих бед куда радикальнее:

          "Ну, а Мунир, насколько я понял его размышления, как и Марсель, тоже подходит к делу как лечащий врач. Он ищет пути выхода России из нынешней неблагополучной (мягко выражаясь) ситуации."

          "Теперь разберусь с содержанием спора. Тут каждый тоже толкует о своём. Я, в основном, — просто о грядущей всесторонней катастрофе, к которой скатывается Россия."

          "Речь идёт не просто о том, как нам из полной задницы переместиться поближе к пояснице, то есть слегка улучшить (или хотя бы более-менее стабилизировать) своё неважное экономическое положение, а о том, как занять приличное, достойное место в мировой экономике."

          "Так что рецепты Мунира — это примерно то же самое, что микстура от кашля для больного раком горла."

          "Может ли случиться такое с Россией? Вполне. Принципиально ничего невозможного тут нет. Во всяком случае для части наиболее развитых и прогрессивных регионов. После неизбежного распада страны вследствие наступившей катастрофы."

          Стало быть, Сашина оценка в более кратком варианте такова: нынешняя ситуация, мягко выражаясь, уже прямо сейчас весьма неблагополучная, она есть "полная задница", а в дальнейшем Россию ждёт вообще всесторонняя катастрофа, сходная по уровню тяжести в медицине с раком. А также неизбежный распад страны.

          Кроме того, в недавнем разговоре со мной Саша даже сообщил, что сегодня имеется далеко не нулевая опасность ядерной войны.

          Но велика ли объективность Сашиных оценок нынешней ситуации в России? Лично мне кажется, что эта объективность крайне мала. Ибо прямо рядом с Россией существуют другие страны, внутреннее положение, уровень жизни населения в которых значительно хуже российского при всём при том, что это население политически активнее (не грамотнее, а именно активнее, — например, бестолково активнее). Я имею в виду Молдову, Беларусь, Грузию, Армению, Туркменистан, Румынию, Болгарию и т.п. Тем не менее в этих странах всё достаточно устойчиво. То есть люди в этих странах не гибнут, и там не происходит никаких внутренних потрясений типа распадов территории или гражданских войн.

          (Кстати, сам Саша искренне уверен и даже делал попытки сие обосновать, что наиболее счастливо люди живут именно в бедных странах. В связи с чем Саше стоило бы определиться: экономический кризис принесёт нам катастрофу — или всё же счастливую жизнь?)

          Так почему же все перечисленные выше беды — то есть вымирание населения, распад территории или гражданская война — должны случится в намного более благополучной России? Лично у меня ответ на данный вопрос такой: без мощного внешнего влияния перечисленные беды с Россией случиться не должны. Как например, не должно было случиться никакой войны в Ливии — что уверенно предсказывали наиболее опытные эксперты типа известного востоковеда Григория Мирского, — поскольку Ливия была бесспорно самой благополучной африканской страной. Повторяю: обычно даже ярко выраженное материальное неблагополучие населения не провоцирует внутренние конфликты — последние, как правило, инициируются именно неблагоприятными внешними влияниями. Точнее, чьим-нибудь военным вмешательством во внутренние дела страны.

          Таким образом, Саша явно переоценивает проблемность нашей ситуации.

          Кстати, в этот раз он написал следующее:

          "...у руля в нашей стране утвердилась бюрократия. И все варианты реализуются именно её силами и только в её интересах. Отчего все они принимают такие извращённые формы и имеют такие плачевные результаты, что лучше ничего вообще не делалось бы."

          Почти эти же слова — "лучше никакого управления, чем управление нашей бюрократии" — Саша уже употреблял, по-моему, в "Марксисте" №№ 6-7 за 1989 г. Однако через год в "Марксисте" № 6 (18) за 1990 г. Саша по зрелому размышлению переменил точку зрения и написал уже вот что:

          "И вот в этой ситуации вдруг обнаружилось, что нам без бюрократов — никуда. Что общество просто неспособно переварить демократические порядки, что у него тут же приключаются конвульсии и оно идёт вразнос от избытка распирающих его изнутри разнонаправленных и крайне нецивилизованных, некультурных сил. Вдруг выяснилось, что мы насквозь пропитаны бюрократической моралью, идеологией, манерой поведения — даже если и отрекаемся от них на словах."

          Очень возможно, что через какое-то время Сашины радикализм и негативизм в оценках нынешней ситуации в нашей стране тоже поубавятся.

          Между прочим, Саша написал на этот раз, что мощь влияний посторонних обществ во все исторические эпохи была примерно одинаковой.

          "...не думаю, что роль внешних влияний сегодня как-то принципиально выше, чем в древности. Она всегда была значима. Интенсивность межобщественных контактов и зависимостей, конечно, ныне выросла. Но нам ведь, во-первых, важна не абсолютная её величина, а относительная. В сравнении со значением внутренних факторов. А их развитие тоже не стоит на месте (например, в части средств манипулирования сознанием людей). Во-вторых же и в-главных, количественный рост (и даже качественное изменение) каких бы то ни было воздействий извне — это одно, а характер ответов на них самого испытывающего давление объекта — совсем другое. Тут нет прямой корреляции."

          Похоже, Сашино утверждение принципиально неправильно: внешнее влияние с совершенствованием средств жизнеобеспечения, с ростом их мощи, конечно же, растёт так, что за этим ростом не поспевает никакая защита от внешнего влияния. Тем более что само развитие, само совершенствование средств жизнеобеспечения имеет одним из важнейших своих проявлений как раз ликвидацию всевозможных границ, барьеров. То есть сегодня, выражаясь фигурально, прежние крепости сносят свои высоченные и толстенные стены — сносят в том числе и в упомянутом Сашей плане защиты от воздействия на сознание людей.

          И потому теперь страны и их народы радикальнейшим образом реагируют на такие внешние для них происшествия, которые в прежние времена никто и не заметил бы. Например, стоило только снизиться цене на нефть на мировых биржах в середине 1980-х годов, как политически мощнейший СССР почти тут же пал на колени и развалился. На память что-то не приходит ничего похожего из истории хоть Древнего мира, хоть Средневековья. Ибо в те времена все внешние влияния ограничивались одними лишь военными воздействиями. Время которых, разумеется, отнюдь не прошло. Которые то есть вовсю используются и сегодня. И позволяют поставить более слабого противника на колени уже не за несколько месяцев, как в старые времена, а всего лишь за пару-тройку десятков часов — как, например, Сербию в 1999 году.

          Однако теперь, повторяю, можно обойтись уже и не военными, а намного более слабыми, более экономными воздействиями: поскольку даже невоенные орудия международного воздействия передают угрозы военных воздействий в разы ярче, полнее и быстрее, чем в старые времена.

          Таким образом, сами темы, поднятые в данной дискуссии, подводит меня к тому, что необходимо обратить всё внимание именно на вышеуказанное внешнее влияние-вмешательство. Которое в случае своего негативного заряда только и способно, судя по всему, резко радикализировать проблемы России как в целом далеко не самой проблемной страны региона.

          То есть главная ошибка Мунира — да и Саши тоже — заключается в следующем: оба они в своих логических построениях исходят из того, что внешнее воздействие (неважно — сильное оно или слабое) непременно оказывается благодетельным. Но печальная практика пары последних десятилетий показывает, что внешние воздействия запросто могут оказываться и устойчиво разрушительными. Более подробное изложение данной мысли можно найти вот в этом тексте.

          Напомню, что сам Саша иногда не отвергает возможности начала на планете даже ядерной войны. В связи с чем также встаёт вопрос: а кто начнёт эту войну? Неужели Россия внутри себя? Неужели мировая ядерная война станет следствием того, что на пусковые кнопки нажмут какие-то конфликтующие между собой в России силы — дабы уничтожить своих именно внутренних противников? Что-то это сомнительно. Мировая ядерная война почти наверняка будет начата какими-то именно международными, а вовсе не внутренними конфликтантами.

          Вот два ролика, вроде бы показывающих разницу в уровне международной агрессии жителей России и жителей другой ядерной страны — США.

          Американцы, благодаря длительному пребыванию в атмосфере благополучия, в большинстве своём стали, безусловно, лучше, добрее россиян. Но это же длительное пребывание американцев в атмосфере благополучия привело их ещё и к тому, что они по большей части являются непугаными идиотами. Не представляющими себе с достаточной яркостью, отчётливостью возможные беды от своих агрессивных шагов. В связи с чем, если встать на Сашину точку зрения, то для России также есть смысл прогнозировать, что конфликт будет начат именно США.

          Итак у моих оппонентов имеются как минимум четыре ошибки.

          Первая: Саша и Мунир явно исходят из того, что внешнее воздействие на страну могут быть только благоприятным — ведь оба они не затруднили себя рассмотрением вариантов событий с целенаправленно неблагоприятным внешним воздействием на Россию.

          Вторая: Саша преувеличивает значение внутренних факторов и преуменьшает значение факторов внешних — от чего, к счастью, свободен Мунир.

          Третья: Саша и Мунир сильнейшим образом преувеличивают проблемы России — а они на самом деле относительно (относительно многих соседних стран) невелики.

          Четвёртая: у Саши в голове намешаны противоречия: с одной стороны, он считает, что бедная жизнь приводит к большому людскому счастью, но, с другой стороны, Саша считает, что нас ожидает "всесторонняя катастрофа", поскольку мы во всех отношениях находимся в "полной заднице":

          "Речь идёт не просто о том, как нам из полной задницы переместиться поближе к пояснице..."

          Но вообще все перечисленные выше ошибки моих оппонентов — это по нынешним временам всего лишь досадные мелочи. А главное заключается в том, что настоящим материалистам сегодня вообще не сто́ит зацикливаться на проблемах с несовершенными биологических людьми: поскольку очень скоро им на смену придут искусственные и потому близкие к идеалу члены общества.