А.С.Хоцей
От формы к содержанию Становление общества процесс многоплановый, равно как и само социальное бытие. Поэтому становление общества можно рассматривать с разных сторон. В последней главе предшествующей части настоящего сочинения основное внимание было уделено развитию родственных связей людей и становлению родственного рода. Это потребовалось для того чтобы расставить все точки над "ё" в описании эволюции родовой формы организации социумов. Однако вовсе не этот процесс являлся центральным в исследуемую эпоху. Параллельно ему, а нередко и опережая его, протекали иные процессы, важность которых была стократ большей. Изменение форм рода касалось главным образом именно формальной стороны дела. Содержательная же его сторона определялась прежде всего теми процессами, о которых сейчас и пойдёт здесь речь.
В то же время, сколько ни насчитывалось бы граней у кристалла
и какими они ни были бы, все они принадлежат ему как единому.
Вот и указанный многосторонний процесс становления представлял
собой в целом некий общий тектонический сдвиг. Многообразные
деформации рельефа общественной жизни порождались одними и
теми же главными причинами. Отчего я, обращаясь к этим
причинам в рамках заботы о связности текста, неизбежно
вынужден
1. Характер примитивного производства Ещё раз о значении производства Все сообщества вообще существуют лишь постольку, поскольку они способствуют лучшему удовлетворению тех или иных потребностей составляющих их членов. Общества в этом плане представляют собой такие соединения людей, в рамках которых обеспечивается главное непосредственное воспроизводство последних. Успешность этого воспроизводства, в свою очередь, определяется прежде всего способом жизнеобеспечения, практикуемым тем или иным социумом. Соответственно, организации данных социумов не могут не учитывать в своих формах требований, предъявляемых к ним указанным способом жизнеобеспечения: эти формы должны быть таковы, чтобы последний имел возможность нормально реализоваться. Ведь в этом, по сути, и состоит основная забота всякого общества. В рассматриваемый поздний исторический период на роль ведущего способа жизнеобеспечения человека выдвинулось производство. Отныне нужды именно его бесперебойного функционирования стали определять характер общественной организации. Согласно изложенным в первой части соображениям, производство влияет на общество прежде всего путём структурирования последнего: само осуществление конкретного производственного процесса и обеспечение условий его протекания требуют исполнения определённых функций и, следовательно, наличия в обществе соответствующих функционеров, профессиональных слоёв (в ходе взаимного самоопределения приобретающих социальный статус). Чего же требовало в этом плане первоначальное производство? Чтобы понять это, надо рассмотреть хотя бы вкратце (подробно данная тема будет освещена в пятой части) его собственный характер. Родовые особенности производства Поскольку в центре данного исследования находится такая эпоха смены способов жизнеобеспечения, в которую производство впервые появилось на арене истории в качестве "действующего лица", полезно прежде всего обратить внимание на те его особенности, которые присущи ему как производству вообще, то есть являются его родовыми признаками, отличающими его, например, от предшествующего присвоения. Социальные последствия указанной смены имели своими причинами главным образом именно данные фундаментальные отличительные черты. При этом здесь интересны, разумеется, только такие особенности производства и такие его отличия от присвоения, которые существенны именно для происхождения упомянутых последствий: сами по себе производство и присвоение различаются по многим параметрам, перечислять которые нет нужды. В отмеченном же смысле важны лишь два из них. Во-первых, как уже отмечалось выше, конечная эффективность производящего хозяйства более высока в сравнении с присваивающим. Сия повышенная эффективность нередко проявлялась даже в самый ранний период. Во всяком случае везде, где производство оттесняло на задний план присвоение, это происходило лишь потому, что последнее исчерпывало себя и уступало по продуктивности первому. Разумеется, в этот ранний период продуктивность обоих способов жизнеобеспечения решающим образом определялась природными условиями. Но, тем не менее, в одних и тех же обстоятельствах производство являлось более интенсивным методом эксплуатации среды и позволяло человеку извлекать из неё больше материальных благ. По мере же совершенствования орудий труда, равно как и с развитием агротехники, относительное значение природных потенций, тем более, понижалось. Продуктивность в качестве показателя эффективности постепенно уступала место подлинной производительности как чисто производственному критерию. Во-вторых, производство превосходило присвоение степенью своей устойчивости к ударам внешней среды. В целом производство обладало гораздо большим приспособительным потенциалом, чем присвоение. И к тому же, как уже отмечалось, значительно быстрее развивало этот свой потенциал. На его базе существование социумов было более гарантированным и стабильным. Производящий человек не ждал милостей от природы, а всё более решительно брал их у неё. Благодаря данным двум сравнительным достоинствам производство позволило освоившим его первобытным людям перейти к прочному оседлому и скученному проживанию (при этом оседлость стала не только возможной, но даже и необходимой по технологическим требованиям земледелия). Универсальность и натуральность В то же время первоначальное производство имело и некоторые особенности, обусловленные его естественной примитивностью и отличавшие его от позднейших типов более развитых производств.
В их числе прежде всего следует отметить универсальность
и натуральность раннего производства. То есть, с одной стороны,
его полноту с точки зрения производимого одной хозяйствующей
ячейкой комплекса необходимых для воспроизводства человека
материальных благ, а с другой тесно связанную с этой
универсальностью ограниченность производства, Род и наследовавшие ему общины были ещё самодостаточными коллективами. Процесс воспроизводства составлявших их людей полностью замыкался в их узких рамках. Вытеснение присваивающего хозяйства производством мало что изменило в этом порядке. Новый способ жизнеобеспечения, безусловно, выступал первоначально в качестве прямого наследника и продолжателя традиций своего предшественника и был призван обеспечивать ту же самодостаточность но только более гарантированно и успешно.
С другой стороны, данная тяга к самодостаточности и,
соответственно, к изолированности, к обособленности ячеек
производства, отражала, конечно, не просто субъективные
устремления первобытных тружеников, а была прямым следствием
их наличного производственного потенциала (в первую очередь,
характера орудий труда) и окружающей экономической обстановки.
В своей массе люди не только не помышляли, например,
о специализации своего труда и о производстве продукции
на продажу, но и не могли осуществить подобное на практике
по техническим и по экономическим показаниям. Собственно, они
потому и не помышляли, что подобным помыслам просто неоткуда
было взяться: как уже неоднократно сообщалось, мысль
Производители были полностью поглощены решением задачи своего
непосредственного воспроизводства и осуществляли его наилучшим
в данных условиях образом. Условия же определялись прежде всего
характером наличных орудий труда, а также степенью общего
развития человеческих потребностей. Именно примитивность орудий
не позволяла производству выйти за тесные рамки
Разделение труда между производителями в данную эпоху оставалось поверхностным и никак не обеспечивало стабильности узкой специализации. Специализация, конечно, присутствовала, но только как "широкая" и к тому же вовсе не относительная, то есть даже и не как специализация в точном значении этого термина. Основная линия разделения труда пролегала между земледелием и животноводством; обе эти отрасли отнюдь не являлись дополнительными друг по отношению к другу: они формировались не как взаимозависимые, а просто представляли собой два самодостаточных (то есть универсальных и натуральных) направления в развитии жизнеобеспечивающей деятельности. Земледельцы, конечно, обменивались со скотоводами продуктами своего труда, но такой обмен вовсе не был жизненно необходимым для обеих сторон: и те и другие могли существовать и сами по себе. Реальные экономические связи, которые могли бы стать основанием специализации, ещё далеко не сложились, ибо такие связи в состоянии развиться и стать прочными лишь с развитием мощного промышленного производства, на базе совершенно иных технологий и техники. Имевшиеся же в распоряжении древних производителей орудия труда могли обеспечить только известную их независимость от природы. Но не более того. Таким образом, именно первобытный примитивизм орудий являлся материальным основанием неизбежной натурализации первичного производства, обусловливал его подчинённость задачам непосредственного универсального жизнеобеспечения локальных производящих ячеек. При этом, конечно, и сами орудия были универсальными, то есть повсеместно присутствовали в одном и том же необходимом наборе, обеспечивавшем выполнение всей совокупности жизненно важных работ. Обособленность Обратной стороной медали всеобщей универсальности производства и самодостаточности производящих организмов являлась, разумеется, тотальная экономическая обособленность последних. Поскольку каждый из них всё необходимое производил для себя сам, то ничто существенное (с точки зрения конкретного производственного процесса и конкретного жизнеобеспечения) не связывало его с прочими аналогичными производящими ячейками. Все они обеспечивали своё бытие автономно. Причём опять же вовсе не из идейных соображений, а по реальным условиям хозяйственной жизни. Определяемым в конечном счёте характером используемых орудий.
Следует отметить, что такая бессвязность хозяйствующих ячеек носила
не только чисто производственный, но и, если можно так выразиться,
"общеэкономический" характер. Мало того что производители
трудились каждый сам по себе и сами себя обеспечивали всем
необходимым, но и набор этих необходимых материальных благ
повсюду в сходных природных условиях был преимущественно
одинаков (согласно универсальности орудий труда и производственной
деятельности). Что, естественно, подрывало возможности обмена
продуктами, не способствовало развитию
Индивидуализация Но что представляли собой сами данные производящие ячейки? В каких рамках способно вообще существовать натуральное производство? Эти рамки определял опять же характер используемых орудий. Этот характер был преимущественно таков, что поощрял максимальную индивидуализацию производства. Вплоть до отдельной семьи: дальше обособляться было уже некуда по чисто биологическим, а не по производственным причинам.
Первичные орудия производства, во-первых, были просты в
изготовлении. В значительной степени они могли быть сделаны
силами самих производителей. Конечно, освоение металлов
заставляло обращаться к услугам Во-вторых, не требовались коллективные усилия и при пользовании данными орудиями, это всё были орудия по преимуществу индивидуального или узкогруппового (семейного) применения. Использование в качестве тягловой силы скота снимало проблему обработки достаточных площадей силами одного труженика. Технологический процесс земледельческого производства, как уже отмечалось, также не требовал кооперации многих людей.
Таким образом, по всем параметрам примитивное производство
в идеале тяготело к индивидуализации. Это не означает, конечно,
что оно тут же по ходу становления принимало индивидуальные
формы: характер организации труда определяется не только
характером орудий и технологией, но и в огромной степени
исторической традицией. Однако всякая традиция, какой сильной
они ни была бы, рано или поздно отмирает, если не подкрепляется
Индивидуальный характер орудий труда являлся той важной их особенностью, которая во многом обусловливала вышеуказанные универсальность и обособленность производства. Благодаря этому конкретные производящие ячейки замыкались в узких рамках, оказывались самодостаточными, практически не нуждавшимися во внешних контактах и поддержке. Всё необходимое для себя они в состоянии были произвести сами.
Потребности первоначального производства
Как можно видеть, раннее производство во многих отношениях
подобно охоте на мелких животных и с точки зрения своего
технического функционирования не нуждается в обществе и
Но эта стратификация, повторяю, обусловливалась в основном вовсе не собственными потребностями данного "асоциального" производства, а иными причинами. Отчего и формы организации обществ в рассматриваемую эпоху носили не экономический, а чисто политический характер. 2. Образование и характер скоплений нового типа Причины образования скоплений Итак, переход первобытных социумов от добычи пищи к её производству в качестве своего важнейшего следствия имел, прежде всего, появление возможности скоплений людей, то есть их совместного скученного обитания на компактной территории. Актуализация же этой возможности происходила по самым разнообразным причинам. Всеобщим фактором явился, например, естественный прирост населения. В связи с освоением новых источников жизнеобеспечения и общей стабилизацией существования повысилась выживаемость людей. С распространением земледелия
Это закономерно вело к повсеместному постепенному повышению плотности населения и рано или поздно должно было привести к становлению скоплений, то есть к пересечению такого плотностного порога, за которым можно уже вести речь о данном новообразовании.
Так могло быть, но зачастую так не было, ибо данное
Ещё бОльшую роль в практической истории сыграли локальные демографические взрывы, вызванные не просто улучшением жизненных условий или географическими помехами к расселению людей, но и собственной активной деятельностью последних например, их целенаправленным стеканием в места, благоприятствующие земледелию: в таких областях плотность населения росла прямо пропорционально уже не столько естественному приросту коренных насельников, сколько степени привлекательности данных территорий для обитания вообще. Помимо того, сходное стекание нередко вызывалось также и политическими причинами, потребностями совместной защиты от внешней агрессии, опасность которой возрастала опять же по мере роста общей плотности населения. Последствиями последнего были, в частности, повышение давления на территорию, более тесные соприкосновения соседствующих этносов и более частые их столкновения. Все эти факторы выполняли именно роль катализаторов в образовании скоплений, понуждали людей к сплочению.
На различиях путей образования данных скоплений я подробнее
остановлюсь ниже; здесь же пока важна лишь общая констатация:
следствием перехода к производству явилась сама возможность
образования скоплений; по мере роста плотности населения
(интенсификация которого являлась ещё одним следствием того
же перехода) эта возможность всё больше превращалась в
необходимость (ввиду роста нестабильности индивидуального
существования в рамках всё усложнявшейся внешнеполитической
среды); в ряде регионов актуализация указанной возможности
происходила ускоренными темпами и до того в силу
каталитического воздействия
Главные особенности новых скоплений
Прежде чем рассуждать Их принципиальными отличиями в указанном отношении являлись значительно большие масштабы и степень сложности. В чём конкретно это выражалось? Появление новых функциональных слоёв Отчасти в некотором их качественном преобразовании, в становлении совершенно новых, отсутствовавших прежде функциональных слоёв. Тут сыграли свою роль, например, те каталитические обстоятельства, о которых я написал выше, а именно: различия природных условий разных регионов. Эти различия имели своим естественным следствием ассортиментное разнообразие производимых и добываемых в данных регионах материальных благ, создававшее почву для межрегионального обмена ими. Переход многих народов к оседлому образу жизни удобрил эту почву, решив проблему локализации рынков. Увеличение числа и частоты контактов людей, общинных коллективов, племён привело к распространению технических новшеств, к появлению новых потребностей, знанию возможностей и нужд близких и дальних соседей. Общее совершенствование технологии выразилось и в развитии транспортных средств. Всё вместе это естественным образом способствовало становлению межобщинной и межплеменной торговли и, соответственно, формированию слоя функционеров, профессионально занимавшихся её обслуживанием (порой даже целые народы специализировались на посредничестве в мировой торговле). Данные торговцы на первых порах не выступали в роли частных лиц, обособленных владельцев продукции, а являлись лишь уполномоченными представителями своих коллективов. Торговля носила именно межплеменной, внешний характер и не являлась фактором внутриобщинной экономической жизни. Но с точки зрения "устройства" социума важен был сам факт появления нового вида труда, новой социальной функции, нуждавшейся в исполнении и регулировании и плохо вписывавшейся в рамки традиционных взаимоотношений.
Развитие обмена, в свою очередь, втягивало в свою орбиту не
только земледельцев и скотоводов, но и племена, жившие в
условиях, не благоприятных для производства пищи, но богатых
При этом процесс развития ремёсел совершался не только в форме
племенной специализации, опиравшейся на сырьевые особенности
мест обитания, но разворачивался и в недрах собственно
земледельческих и животноводческих общинных коллективов.
Далеко не всякое сырьё было дефицитно и являлось привозным:
выделка кож, например, или ткацкий промысел вообще прямо
производны от животноводства и растениеводства. Глина также
имелась почти повсеместно, да и дефицитное сырьё проще было
доставить издалека именно в виде сырья и переработать на месте
в орудия, приспособленные для специфических нужд местного
производства и быта. Соответствующие занятия постепенно
выделились внутри общин в качестве особых видов труда. Причём
ввиду того что они требовали специальных навыков, долгого
обучения и просто таланта, гончарное, кузнечное, ткацкое,
кожевенное и прочие ремёсла достаточно быстро
профессионализировались, стали делом отдельных людей или целых
их групп, выделяющихся среди остальных членов социумов не по
признакам пола и возраста, а именно по роду своей деятельности.
Если прежде занятия, "работа" (и, соответственно, социальный
статус) людей менялись по мере
Таким образом, в лице купцов и ремесленников в рамках
Возрастание мощности социальных связей В то же время торговцы и ремесленники в рассматриваемую эпоху не представляли собой значимых социальных слоёв и род их деятельности никак не определял лица общественного производства. Как уже отмечалось, в своей массе последнее было универсальным и натуральным, то есть и неремесленным, и нетоварным. Я упомянул об этих слоях лишь для полноты картины, а также потому, что их возникновение дополнительно усложняло функциональную структуру социумов. Однако главное значение имело не это поверхностное и качественное, а, скорее, общее количественное усложнение скоплений. Именно это усложнение порождало основной пласт проблем, с которыми не справлялась традиционная организация. Появление новых мелких функциональных слоёв лишь слегка искажало социальное лицо общества, но куда важнее было его прямое разрастание и следы, оставляемые этим процессом на том же социальном лице. Сложность новых скоплений выражалась не столько в появлении на сцене истории абсолютно новых действующих лиц, но прежде всего в росте числа персонажей старого социального типа и увеличении частоты и разнообразия их контактов, то есть общей мощности социальных связей.
Данная тёплая компания контактёров, во-первых, разрасталась
чисто экстенсивным образом путём вышеотмеченного простого
прироста населения, в ходе слияния соседствующих коллективов,
за счёт адопции многочисленных пришельцев, стремившихся осесть
в наиболее благоприятных для жизни местах
Но тот же результат, во-вторых, имело и интенсивное дробление
самих исходных социумов, вызванное изменением образа жизни
людей. Уже сам переход к производству и прочной оседлости
в корне преображал организацию общин, традиционный ритм
их функционирования, характер труда. Индивидуализация трудовых
процессов и хозяйствования в целом всё больше отодвигала в тень
групповые взаимоотношения и связанные с ними обычаи. На место
половозрастного коллектива в качестве субъекта "права" постепенно
вставала отдельная личность или некое родственное объединение,
также формировавшееся уже по иным, более индивидуалистичным
принципам. Но это и означало не что иное, как увеличение
числа "юридических лиц", частей, составлявших
С другой стороны, мощность социальных связей возрастала
не только вследствие увеличения "поголовья" контактёров,
но и по линии обогащения характера самих этих связей. Тут
опять можно указать, для примера, на роль производства,
Образование надобщинных социумов
Особой формой усложнения социальных взаимодействий явилось
также становление обширных надобщинных организмов различных
союзов родов и общин, фратрий, племён. Как понятно, сходные
этнические, брачные В таких сообществах внутриплеменные отношения постепенно оттесняли на вторые роли и подчиняли себе внутриобщинные и родовые связи (ибо общие задачи всегда довлеют над частными); проблемы регулирования территориальных, хозяйственных, гражданских, культурных и прочих контактов приобретали иные масштабы. Субъектами "права" здесь выступали целые общины, отношения которых никак не могли быть упорядочены путём применения тех же подходов, что использовались при регулировании их собственной внутренней жизни. Усложнение межсоциумных контактов До сих пор речь всё шла лишь о развитии внутренних связей в социумах, но расширение контактного поля первобытности этим отнюдь не ограничивалось. Равным образом возрастали и число и разнообразие межсоциумных связей. Они принимали формы как мирного взаимодействия (примером чему является вышеупомянутый межплеменной обмен), так и военных конфликтов.
Первоначально причинами последних были различные недоразумения,
споры
А следовательно, возникла и нужда в защите от них, которая,
Организационная проблема и путь её разрешения Итак, важнейшим следствием разрастания и усложнения позднепервобытных социумов стало обострение их внутренних организационных проблем. По мере данного усложнения всё больше обнаруживалось несоответствие новым реалиям старых порядков и даже в целом традиционных подходов к организации функционирования сообществ людей.
Это несоответствие развивалось по двум основным направлениям:
Мороз крепчал, лёд трогался, любовную лодку колошматило о быт. Короче жизнь напирала. Древние формы её организации трещали по швам, будучи не в состоянии вместить в себя новое содержание. Разумеется, они, как могли, модифицировались, выворачивались наизнанку; люди приспосабливали традиционные формализмы к усложнившимся условиям, а точнее, старались, скорее, новое содержание втиснуть в старые формы, придать ему знакомый, привычный, понятный и "законный" вид. Но серьёзного успеха в этом достичь было невозможно. Постепенно обострялась нужда в иных порядках и подходах к общественному строительству. Социумы вынужденно изменяли свой характер и сами принципы своей организации. Каким образом? Целое знает лишь один кардинальный способ лечения своих периодически обостряющихся внутренних хворей: путём специализации отдельных своих частей на преодолении возникших трудностей, то есть путём формирования и выделения в своём деятельном и материальном составе новых функций и исполняющих их функционеров. Поскольку усложнение социальных связей выдвигало в качестве первоочередной жизненной проблемы задачу их упорядочения, то насущной для общества стала кристаллизация именно такой новой функции, особой деятельности, которая была сосредоточена на решении организационных вопросов, то есть на управлении общественными делами.
Суть центрального социального процесса эпохи, следовательно,
заключалась,
1. Управление и управленцы в первобытности Управление в доисторическую эпоху Описывая родовую организацию, я лишь вскользь затронул вопрос о системе управления родом. Ибо классический и в немалой степени "отдельный" род были, в основном, самоуправляющимися структурами. Управление как таковое, как специальная и, главное, материально сосредоточенная в особом социальном слое функция тут практически отсутствовало. Роль регулирующих общественную жизнь механизмов играли обычаи; и эту свою роль они выполняли весьма эффективно.
Разумеется, не стоит преувеличивать (как, впрочем, и преуменьшать) регулирующее значение подобного зомбирования; но там, где оно не помогало, где не справлялся менталитет, обычай находил себе и вполне реальную поддержку в силе всего сообщества.
Конечно, в рамках данных социумов была потребность и в
практическом управлении, в разрешении сложных ситуаций, не
предусмотренных обычаем, в осуществлении конкретного руководства
Управление в ранний исторический период В эпоху "отдельного" рода и выделения индивидуального хозяйства, родства и семьи, значение группового управления, видимо, снизилось и возросло влияние отдельных выдающихся личностей, в первую очередь, из числа старших мужчин. Здесь возможно предположить существование переходных обычаев, переходного периода от групповой системы к лидерской. Тем не менее, и в этом случае нахождение у кормила не сулило никаких привилегий, по наследству не передавалось, постоянным, а тем более пожизненным не было и большой бесконтрольной власти не давало. Оно и понятно: ведь в своих распоряжениях лидеры опирались только на силу доверившего им власть коллектива, отчего её и можно было использовать лишь в интересах этого коллектива и с согласия его членов. Исполнять управленческие функции было почётно, но не более. Это была как бы дополнительная общественная нагрузка, выполнявшаяся без отрыва от основной деятельности за моральное поощрение. С точки зрения бесконтрольности, самодостаточности, специализации в эту эпоху существеннее было влияние различных служителей культа, колдунов и шаманов, сила которых являлась именно их личной силой и заключалась в умении держать людей в страхе. Но шаманы в родовой период не выполняли управленческих функций, что понятно, да и позднее их специфический авторитет порой так и оставался сугубо личным, не обрастал атрибутами и инструментарием социального авторитета, власти. Хотя в большинстве случаев обладание магическими знаниями, репутация колдуна в "поздний лидерский период" способствовали выделению некоторых личностей на роль главарей, руководителей, исполнявших уже и функции общественного управления. Эти способности, естественно, давали преимущества в борьбе за власть, если таковая появлялась как социальный феномен, за который имело смысл бороться.
Управление в поздний исторический период
Прежде всего нужно отметить, что в эту эпоху налицо оказались
два реальных объекта управления с весьма различными
характеристиками: "род" и община. Первый из них был более
аморфен и сосредоточивал в своих руках
Проведя в теории такое различение объектов управления, следует, однако, учитывать, что в реальной жизни, на практике родовые и общинные структуры были сильно перемешаны, конкурировали друг с другом. В силу чего в конкретных процессах становления власти присутствовали в разных пропорциях черты обоих идеальных (теоретических) вариантов.
В целом, в первоначальный период решающей была роль личного
лидерства. Для общины это само собой понятно, а в раннем
родственном "роде" просто не сложились ещё развитые
общепризнанные генеалогии, старшие и младшие родственные
группы. Ведь сама родовитость в качестве основания претензий
на лидерство была чаще всего не чем иным, как фиксацией
традиций монополизации функции управления
Понятно, что то же самое, лишь в менее выраженной форме,
происходило и в общинах, где за власть аналогично боролись
разные линиджи
Следует отметить, что для общин лидерская борьба была
более характерна, ибо в "роде"
Средства борьбы за лидерство
Какие факторы определяли успешность борьбы за власть?
Первыми из них, как отмечалось, были личные качества
претендентов: сила, смелость, удачливость, ум
Понятно, что успешнее всего общаться с предками мог их ближайший потомок. В-третьих,
Естественными сторонниками были тут ближайшие родственники, родичи, но привлекались также и люди со стороны. Причём привлекались не просто уговорами, но и путём постановки в зависимость. Каким был этот путь? Чтобы он стал понятен, надо опять встать на точку зрения первобытного сознания.
Ещё в классическом роде одной из функций группы "родителей"
было кормление группы "детей". Материальные блага поступали,
естественно, сверху вниз, от старших к младшим. При этом
обратной обязанностью младших было подчинение воле старших.
Право на пищу сопрягалось с обязанностью подчинения тем,
кто эту пищу доставляет. Группы, состоящие друг с другом
в подобных отношениях, расценивались как старшие и младшие
(изначально "родители" и "дети"). Это традиционное
понимание сохранилось надолго и после гибели классического
рода. Становление социального неравенства нового типа
первоначально должно было происходить, разумеется, в форме
развития и модификации неравенства старого типа. (Вообще,
человек, претендующий на лидерство в постродовом социуме,
должен был демонстрировать свое превосходство в духе
родового старшинства больше работая
То же самое
Отсюда важнейшим традиционным способом "закабаления",
привлечения сторонников являлись всевозможные дарения,
массовые разбазаривания нажитого тяжёлым трудом добра на
всевозможные угощения окружающих, так называемые
потлачевидные пиры
Подарки были не в радость и их получателям; акты дарения расценивались как акты агрессии. Люди старались избавиться от зависимости путём обратного дарения, отдаривания (то есть с точки зрения традиционных родовых порядков переводя дело в плоскость отношений внутри одной половозрастной группы; на этой почве, кстати, развились обычаи дарообмена как подчёркивание и установление социальной близости на началах равенства). Но те, кто отдарить были не в состоянии и оказывались обязанными, то есть попадали по нормам традиционного "права" в подчинение, реагировали довольно болезненно, а подчас и "восставали". Известны случаи, когда уязвлённые непосильными для отдаривания дарами соседей общинники просто уничтожали этих соседей физически. Добрые дела уже тогда были наказуемы. Понятно, что при таком раскладе имело значение личное богатство: кто был богаче, тот мог поставить в зависимость от себя большее число людей. Поскольку богатство достигалось личным трудом в рамках семьи, то это способствовало становлению многожёнства, которое было характерно именно для тех, кто являлся лидером или претендовал на лидерство. Материальное положение этих людей было незавидным: они
Взялся за гуж, не говори, что не дюж; раз поставил себя
в положение
Понятно также, что в силу такой социальной роли богатства оно
воспринималось как угроза свободе соседей. И с ним велась
беспощадная борьба. Известны обычаи уничтожения имущества,
ставшего опасным социальным орудием, во имя мира в коллективе.
Можно предположить, что борьба с богатством провоцировалась
и традиционными лидерами, опасавшимися за своё положение.
Вообще, даже те, кто пробился к власти с помощью богатства
и укрепил свою монополию как традиционное "право", должны были
сжигать за собой мосты, чтобы не дать дороги
Лирическое отступление о роли потребностей
Вышеизложенное даёт повод детальнее разобраться с характером
потребностей, которые управляют поведением человека. Как ясно,
ведущая роль тут принадлежит материальным потребностям в еде,
одежде, крове В силу такой своей физиологичности эти потребности обладают одной характерной чертой: они существуют лишь тогда и до тех пор, когда и пока они не удовлетворены. С удовлетворением данной потребности (например, в пище) её ощущение (чувство голода) пропадает и, тем самым, перестаёт быть непосредственным стимулом, мотивом действий человека. Лишь осознание необходимости такой деятельности как опережающей, в расчёте на будущий голод, может перебороть стремление к экономии усилий и заставить человека слезть с дивана и заняться ею. Кстати, именно этим производящее хозяйствование существеннейшим образом отличается от хозяйствования присваивающего: первое по самой своей природе заставляет смотреть в будущее, ибо конечные результаты труда (продукты) тут появляются много позднее начала трудового процесса. Пока же человек в целом уверен в завтрашнем дне, никакие потребности не подталкивают его к излишнему труду. Чисто животное бытие полностью ориентируется на сиюминутное состояние наполненности желудка.
Для меня здесь, однако, существенно то, что всякие потребности,
в том числе и материальные, доминируют лишь в силу своей
неудовлетворённости. Разумеется, при равной степени этой
неудовлетворённости впереди всегда потребности самые насущные.
Физическое истощение ведёт к прямой психической деградации
человека и подавлению всех присущих ему социальных инстинктов
и даже чисто животных ограничителей: многочисленные факты
убийства и поедания собственных детей или родителей в периоды
Способы удовлетворения потребности в социальном самоутверждении
диктуются, конечно, типом социума. В роде положение личности
обусловливалось не зависящими от неё факторами полом
и возрастом. Поэтому на всём протяжении ранней первобытности
социальные потребности не играли существенной роли. Человек,
конечно, вёл себя так, чтобы оставаться в рамках коллектива,
придерживался определённых норм, внушённых ему воспитанием
и практикой бытия. Но такое самоутверждение было лишь
элементом общего приспособления к миру. Не требовалось и даже
возбранялось лезть из кожи вон, чтобы обскакать сородичей.
Таким образом, социальные мотивы к повышению экономической
активности тут отсутствовали, а собственно материальные
потребности Поздняя первобытность породила различие индивидуальных статусов, которые к тому же в эпоху лидерства стали во многом зависеть от личных усилий индивида. Здесь утратила своё прежнее значение зависимость статуса от пола и возраста (она сохранилась в изменённом виде лишь в рамках линиджа), но и не сложилась ещё зависимость от родственных связей (в виде родовитости). В такой благоприятной атмосфере (кстати, похожей на атмосферу раннего капитализма) потребность социального самоутверждения буйно расцвела, порой, как отмечалось, покушаясь даже на гегемонию собственно материальных нужд. Этнографы сообщают, что развитие производства в этот период во многом стимулировалось не столько конкретными потребностями в пище и прочих благах, сколько целями повышения престижа, статуса. Именно этот мотив тут доминировал и был двигателем экономического прогресса. Со временем, однако, личная инициатива стала наказуемой, утвердился принцип родовитости; социальное положение стало определяться не столько индивидуальными заслугами, сколько происхождением (и чем больше утверждался этот порядок, тем меньшее значение имели способности и энергия личности). Тем самым для широких масс социальное самоутверждение как стимул отмерло, что опять обусловило консервацию экономики. Социальными субъектами стали лишь представители управленческой элиты, и в их среде, конечно, данный стимул сохранился, хотя и корректировался всё тем же принципом родовитости. В то же время одним из факторов самоутверждения для знати являлось экономическое могущество, благодаря которому можно было увеличить и политическую мощь. Вот почему иные правители проявляли большое внимание к развитию земледелия и промышленности. То есть потребность социального самоутверждения продолжала играть роль (и подчас главную) в процессе общего развития экономики но только уже не благодаря производителям, а под давлением интересов собственно господ. Обращаю тут особое внимание на тот факт, что на определённом уровне богатство перестаёт служить удовлетворению материальных потребностей, а превращается в чисто социальный фактор влияния, становится социальной ценностью, средством самоутверждения в социуме. И производство материальных благ при этом развивается не столько во имя удовлетворения соответствующих потребностей, сколько как путь к обеспечению потребностей социальных. Но вернусь к эпохе лидерства. Объём власти
Постепенно, разумеется, объём власти лидеров, её силовое наполнение возрастали. Профессионализация и становление власти С развитием управленческого труда исполнение его всё больше превращалось в особую профессию (подобно ремеслу) со своим кругом навыков, знаний и умений.
Тут важно прежде всего выделение управления в особую сложную
функцию, что повысило роль профессиональных знаний и их
Во-первых, сильна была идеология приверженности интересам коллектива, требовавшая выбирать достойных. Во-вторых, власть не являлась пока материально привлекательным фактором, ибо ею нельзя было злоупотреблять.
В-третьих, злоупотреблять ею было нельзя, поскольку не было
ещё ни идеологических, ни силовых предпосылок к этому. А силовых
предпосылок не было потому, что власть лидера опиралась
Ввиду всего этого,
Эта позднейшая формализация наследования, разумеется, опиралась прежде всего на силу, которую постепенно приобрели вожди в лице своего аппарата управления и которую они могли использовать для отстаивания своих интересов и воли в ущерб интересам и воле управляемых общинников. Изменение характера управленческого труда В целом можно заключить, что вместе с изменением социумов изменялась и система управления ими. На заключительной стадии первобытности возникла общественная потребность в управлении совершенно иного сравнительно с традиционным характера. В чём заключались его особенности? Во-первых, с усложнением общественной жизни многократно возросли объём и значение управленческого труда. Даже чисто в экстенсивном плане исполнение данных функций требовало теперь значительного времени и усилий, отчего они по необходимости выделились в самостоятельную общественно значимую деятельность, в особую профессию. Во-вторых, изменилось содержание управленческого труда. Управление охватывало преимущественно неизвестные прежде сферы жизни, регулировало новые взаимоотношения людей и целых социумов, разрешало коллизии и конфликты, которые были попросту невозможны в рамках традиционного общества и, соответственно, никак не отражались в нормах обычного "права". Причём подчёркиваю: дело заключалось не только в том, что возникла масса казусов, не имевших прецедентов и не охватываемых обычаем. Коли бы так, то проблема заключалась бы лишь в совершенствовании традиционных норм. Но суть состояла как раз в том, что всё это множество новых ситуаций вообще не подлежало привычной юрисдикции: к нему нельзя было и подступиться обычным порядком: имела место своего рода правовая несовместимость. Ибо ситуация деформировалась не только в смысле усложнения взаимоотношений субъектов права, но изменилась и природа самих действующих лиц, данных субъектов. Традиции регулировали индивидуальную жизнь членов общины в интересах и силами самого коллектива; теперь же требовалось упорядочить взаимоотношения целых групп и социумов, к тому же организованных на основе иных, негрупповых принципов. Обычное "право" не годилось для этого не только по своему содержанию, но и по методам, по средствам, благодаря которым оно реализовывалось. Обычай как фактор управления был достаточен и эффективен лишь в рамках узкого коллектива, где все друг друга знали, друг от друга зависели и друг друга контролировали, где к тому же социальные типы и взаимоотношения между ними были наперечёт, отчего в них нетрудно было разобраться и достаточно просто было их отрегулировать. Но посредством обычая уже невозможно стало организовывать функционирование многочисленного сложного общества.
Отсюда, в-третьих, характерной чертой нового управления
явилось то, что оно в гораздо большей степени
субъективизировалось, то есть на первый план в управленческом
процессе выдвинулась не норма, а конкретная воля управленца,
его интеллект и чувство справедливости, которым вынуждены
стали доверяться массы. Поначалу эта воля распространялась
только на новые сферы общественной жизни, изначально
недоступные обычаю, но постепенно она вторгалась и во
внутренние взаимоотношения в отдельных родах, приводя их
в соответствие с общими интересами более обширной управляемой
единицы племени Выход за пределы обычного "права" обратным образом сопровождался и вторжением в пределы этого "права", но уже с новыми нормами, исключениями из традиционных правил, которые, понятно, касались в первую очередь управляющих.
Становление новых порядков, естественно, шло в старой форме как становление новых особых обычаев. Наконец, в-четвёртых, решение качественно новых задач требовало и новых средств реализации этих решений. Здесь недостаточна была власть, основанная на личном авторитете, на уважении к управленцу, ибо такая власть есть лишь довесок к власти обычая. Для эффективного регулирования разнообразных сложных отношений больших масс людей необходимо стало располагать средствами воздействия на этих людей, то есть возникла нужда в исполнительном аппарате. Разрешение многочисленных новых коллизий и конфликтов требовало арбитра, стоящего между спорящими, требовало некоторой силы, сосредоточенной в его руках и предназначенной для реализации его воли: иначе последняя, естественно, не была бы обеспечена, отчего управление превратилось бы в фикцию. Бессилие традиционного права было во многом бессилием в разрешении конфликтов равных по силе субъектов. В этом случае обострилась нужда в некой третьей силе, способной принудить стороны к компромиссу. И эта сила закономерно сформировалась в лице особого управленческого аппарата.
Таким образом, по мере возрастания потребности в управлении
общественной жизнью в обществе выделялась и группа людей,
выполняющих эту функцию. Характерным для данной группы
являлось то, что она постепенно обособилась в отдельный
слой
По существу, в данном процессе конкретно проявлялась общая для всех целых закономерность. С усложнением любой системы возрастает роль управления ею, оно становится жизненно важной функцией, которая естественным образом вычленяется в отдельную, приобретая необходимое для этого материальное воплощение. Потестарная и политическая организация В то же время в определении характера нового управления я, пожалуй, несколько забежал вперёд. А точнее, смешал в одно особенности разных этапов. Первый из них связан с профессиональным выделением управления со всеми его последствиями за исключением, однако, становления такого аппарата, который мог бы служить опорой обособления власти от общинников. На этом этапе управление вызревало как необходимая общественная функция, а управленцы как важная часть общества. На втором этапе происходило уже полное отделение управления от управляемых (не только в профессиональном, но и во властном смыслах) прежде всего благодаря развитию административного аппарата до такой степени, что он становился орудием не только управления, но и господства над обществом. Разумеется, между двумя указанными этапами не было чётких граней, в особенности, в части, касающейся менталитета управленцев, их субъективности, самосознания. От приобретения ими возможности диктовать обществу свою волю до реальных злоупотреблений властью, то есть от превращения аппаратчиков в потенциальных (объективных) господ положения до актуализации этого господства в повседневной общественной практике (то есть в субъективном поведении управленцев) проходили обычно века.
Но в периодизации этого процесса, очевидно, правильнее
опираться на формирование не субъективных, а объективных
предпосылок. В силу чего признаком, различающим два этапа
в формировании социального слоя первобытных
Управление первого этапа определяется как носящее потестарный, а второго политический характер. 2. Смена потестарной организации политической
Дальнейшее усложнение общественной жизни
С того момента, когда люди в своём жизнеобеспечении стали
опираться на производство, социум сделал решительный шаг
в сторону общества, целого. При этом закономерности становления
уступили место закономерностям развития, то есть процесс
социализации, совершенствования целостности принял неуклонно
возрастающий характер. Решающим направлением стал прогресс,
усложнение общества и его производственной базы. Конкретно
это выражалось в постоянном совершенствовании орудий, росте
производительности труда и, соответственно, плотности населения,
мощности социальных контактов Профессионализация В предыдущий период, как отмечено, профессионализация управленческого труда достигла такого уровня, что для его успешного выполнения потребовались обучение, передача специальных знаний. В то же время объём и значение этого труда были ещё не настолько велики, чтобы лидер, управленец занимался исключительно им. Наоборот, положение обязывало лидера работать в материальном производстве физически даже больше, чем прочие общинники, чтобы иметь возможность одаривать их благами. В немалой степени это обусловливалось тем, что только таким образом лидер мог обеспечить своё право на старшинство: не имея никаких иных рычагов для упрочения своей власти, он вынужден был самоутверждаться теми способами, которые предписывались обычным "правом". Со временем ситуация изменилась и с этой стороны. Во-первых, на непосредственный производительный труд у управленцев не стало хватать ни времени, ни сил. Они всё чаще вынужденно начали отходить от него, исполняя исключительно управленческие функции. Во-вторых, такая абсолютная профессионализация постепенно становилась для лидеров не только необходимой, но и возможной, ибо у них появлялись в процессе развития управленческой функции всё новые рычаги воздействия на общество, способствовавшие упрочению их позиций и помимо традиционных способов. Моменты укрепления этого общего положения лидеров, превратившихся, тем самым, в вождей, будут рассмотрены ниже; здесь же можно отметить, что освобождение их от производительного труда было ещё и следствием их собственной воли, опиравшейся на их новые возможности в её реализации. Во всяком случае тут важен тот конечный факт, что вожди стали исполнять функции управления не только как специалисты, но и как полные профессионалы, не занимавшиеся отныне больше ни чем иным.
Вслед за иголкой, разумеется, тянулась и нитка.
Таким образом, в ходе профессионализации управленцев, превращения лидеров в вождей они одновременно превращались из дарителей в получателей материальных благ. Это свидетельствовало о полном крахе родовой идеологии и традиционного "права".
Подати Таким образом, управленческий аппарат со временем переходил на содержание к управляемым. Формально его услуги становились как бы оплачиваемыми. Однако чем больше управленцы из слуг народа превращались в его господ, тем значительнее смещались акценты в этих взаимоотношениях. Пути становления и формы отчислений в пользу вождей и их приспешников были самыми различными, но общим направлением их метаморфоз являлось постепенное возрастание обязательности и объёма платежей при обратном снижении качества и обязательности исполнения управленческих функций. Развивались своего рода отношения найма наоборот, когда не "наниматель" диктовал условия сделки, а сами "наёмники". Добровольные пожертвования повсеместно превращались в строго взимаемые подати.
Впрочем, в самых ранних потестарных и политических сообществах
дело обстояло и того проще. В их организации решающее значение
имели коллективистские начала, унаследованные ещё от родовой
первобытности. В силу этого произведённые материальные блага
здесь рассматривались преимущественно как общественное
достояние, и распоряжение ими закономерно являлось одной из
прерогатив управленческого аппарата. Это удобное обстоятельство,
То же самое имело место и когда
то есть даже в тех сообществах, в которых хозяйствование
в значительной степени индивидуализировалось. В любых
достаточно сплочённых социумах (то бишь там, где имели место
скопления людей и становление социальных На этой почве складывались так называемые редистрибутивные отношения, при которых
По поводу последнего утверждения нужно отметить, что в нём
отражаются рассматриваемые ниже заблуждения советской науки.
Признавая фактическую неэквивалентность системы
редистрибутивного распределения, то есть тем самым её уже
наличествующий эксплуататорский характер, советские учёные,
тем не менее, считают сие недостаточным. Им требуется ещё
освящение этой эксплуатации Редистрибутивные порядки в очередной раз демонстрируют нам, как новое по содержанию явление рядится в традиционные формы и весьма долго сохраняет их в качестве своего внешнего прикрытия. Несмотря на реальную монополизацию вождями распоряжения общественными фондами, последние формально вовсе не находились в их частной собственности. Данное право распоряжения связывалось не с личностью, а с должностью. Более того, при этом даже собственное имущество управленцев нередко рассматривалось как общественное.
Хочу отметить в связи с этим,
Во-вторых, обращаю внимание на естественность в данном случае
процесса отчуждения продукта. Во многих ранних
государствах (Египте, с оговорками Китае В тех случаях, когда выделение управленцев происходило в условиях ослабленного коллективизма (о чём подробно будет рассказано в четвёртой части), то есть когда общественные фонды были незначительными или отсутствовали вовсе, подати становились больше на базе добровольных пожертвований ("кормлений") и прямых плат за покровительство. Побочные формы эксплуатации Вышеописанные процессы были основными в становлении отношений эксплуатации. Они носили естественный характер, развиваясь в результате внутренних метаморфоз первобытных социумов. А именно естественные, то есть закономерные процессы прежде всего и представляют теоретический интерес. Однако на практике широкое распространение имели, конечно, и иные (незакономерные) пути становления податей, побочные формы эксплуатации. Появление последних было обусловлено главным образом межплеменными конфликтами и войнами. Эти катаклизмы имели обычно два основных результата. Победители либо принуждали побеждённых выплачивать в свою пользу некие материальные контрибуции, дани, либо же завоёванных захватывали в качестве пленных и расселяли на землях завоевателей (последнее практиковалось обычно в тех случаях, когда сил завоевателей хватало лишь на набеги и увод людей, а не на захват территорий и постановку их населения под свой контроль). В первом случае данники сохраняли прежнее положение работников на своих участках. Во втором они превращались в нижние социальные слои общества завоевателей, становились обязанными трудовыми повинностями либо всему коллективу господ, либо его отдельным представителям, преимущественно из числа управленческой элиты. В этом последнем случае военнопленные превращались в так называемых рабов, то есть неполноправных в данных социумах лиц, труд которых использовался или общиной, или в домашнем хозяйстве знати.
С другой стороны, как отмечалось, результатом военных действий было и установление прямых даннических отношений с соседними социумами. Эти отношения, естественно, персонифицировались в лице правителя племени победителей; он же оказывался и основным распорядителем поступающих даней. Положение данеплательщиков политэкономически никак не отличалось от положения вышеуказанных рабов, разве что одни сидели на своей земле, а другие на чужой. Данничество, конечно, хотя и было "неестественной" формой эксплуатации в силу своего "внешнего" происхождения, тем не менее, по своей распространённости и значению в первоначальном классообразовании может быть даже отнесено к числу главных форм. (Здесь, как понятно, для многих учёных возникает проблема: что считать предпочтительным объектом теоретического внимания закономерное или часто встречающееся? Я, разумеется, решительно склоняюсь на сторону внутренних процессов, ибо предметом теории может быть только закономерное). Другой побочный тип эксплуатации вызревал как результат материальной зависимости должников от кредиторов. Последними также обычно являлись вожди. По сути, здесь в более резкой форме продолжалось формирование контингента людей, оказывавшихся в зависимости по причине "дарения". Освобождение от зависимости, естественно, обусловливалось отдариванием, то есть отдачей долга. Но до той поры должник обязан был трудиться на кредитора.
Повторяю, что все эти формы эксплуатации были дополнительными, не главными. Рабы, должники и прочие
Значение такого рода зависимых людей состояло преимущественно не в том, что они своим трудом увеличивали богатства вождей, а в том, что они образовывали круг лиц, на которых вожди опирались в своей борьбе "за народное счастье", то бишь за полное обособление власти от контроля со стороны рядовых соплеменников.
Стоит подчеркнуть, что все разнообразные виды податей,
отработок, даней
Становление аппарата Основным по значимости и последствиям процессом в рассматриваемый период было становление административного аппарата. Разрастание социумов, сложность управления большими коллективами требовали, как отмечалось, инструментов власти. В особенности в случаях, когда вставала проблема урегулирования внутренних и предотвращения внешних конфликтов. Тут силовой аппарат формировался по прямой необходимости.
Из кого он составлялся? Для внешних нужд из собственно
воинских образований. При достаточно длительной практике войн
и набегов образовывался костяк Важным путём формирования этого слоя зависимых стал захват военнопленных, которых насильственно зачисляли в число "младших родственников" владык, путём совершения над ними необходимых обрядов и ритуалов. Советские учёные, повсюду отыскивающие рабовладельческие отношения, называют эти отношения рабскими:
Эти новоиспечённые "младшие родственники" согласно традиционному
праву, становились, естественно, обязанными "старшему
родственнику" подчинением, помощью Возрастание субъективизма Усложнение общественной жизни, как понятно, повышало роль управленцев как конечной инстанции, способной разрешать тот всё возраставший объём проблем, который был не под силу традиционному "праву". Объективное развитие событий требовало расширения субъективизма вождей, выдвигало их волю в качестве основного инструмента принятия решений в рамках управления общественными организмами.
С другой стороны, формирование аппарата означало, что воля
эта получала и материальное подкрепление. То есть теперь
вожди и сами могли навязывать свою волю управляемым, уже
Возникла возможность злоупотребления властью, которая в первую очередь, естественно, прямиком направилась на повышение материального благосостояния вождей.
Наследование В таких условиях ценность управленческой должности резко возросла. Увеличился интерес к обладанию статусом лидера, руководителя. Закономерно, что возникло всеобщее стремление к введению института наследования данного статуса. С этим нововведением лидерство из личного института окончательно превратилось в групповой. На место лидера встал вождь.
Конкретное вызревание наследования управленческих должностей, конечно, было длительным, сложным и зачастую компромиссным процессом. То есть новые порядки нередко соседствовали со старыми и притворялись ими.
Несколько общин составляли матрилинейную фратрию, которая также имела своего вождя. "Он всегда был шаманом." Вождь главной фратрии был и вождём всего племени.
Здесь видно, как система лидерства совмещалась с системой наследования, а в некий переходный период перемежалась с нею. Но несомненно, что второй принцип формирования власти рано или поздно полностью заменил первый. Понятно, что наследование в традиционных обществах развивалось прежде всего на базе родовитости и одновременно с её становлением. Например, у океанийцев Но это до поры до времени. В дальнейшем
Сакрализация власти
Обособление власти нередко сопровождалось её сакрализацией.
Этот процесс был двусторонним. Во всех естественно
развивавшихся социумах выделение вождя в уникальную фигуру,
сосредоточившую в своих руках не просто всю полноту
общественной власти, но и ставшую символом общества,
персонификацией его единства
С другой стороны, сами правители были кровно заинтересованы
в упрочении своих позиций, в идеологическом оправдании
своих претензий на власть. Естественно, в этом плане они
никак не могли делать ставку на волю народа (на которую
любят ссылаться современные "демократические" вожди), а
должны были обосновывать свои права Отсюда закономерны апелляции властей всё к тем же мистическим авторитетам, сакрализация управленческих функций и обожествление их исполнителей. При этом характерно, что при естественном становлении власти владыки сами превращались в живых богов, а при неестественном, когда происхождение господ очевидно не имело никакого отношения к предкам и прочим атрибутам культа приходилось искать подкрепления на стороне, то есть оправдывать власть не её собственной божественностью, а просто волеизъявлением божьим. В первом случае правитель и был богом, во втором бог стоял в стороне и благословлял правителя на царствование. Интересно, что в тех случаях, когда традиционную власть оттесняли в сторону функционеры иного толка военные,
Этому способствовала сама сакрализация, ибо вождь начинал осознаваться как фетиш, с которым никто не мог контактировать, и, тем самым, он терял нити реального управления. Цитата на закуску
3. Функции управления и пути выделения управляющих: административная власть Четыре функции управления Общество сложный организм. Потребность в управлении могут испытывать различные сферы его жизнедеятельности. Отчего проистекает специализация внутри самого управленческого труда. Понятно, что каждая конкретная управленческая функция имеет свои особенности и по содержанию, и по способам исполнения, и по путям становления своих функционеров, и по их отношениям с остальным обществом. В этом смысле в процессе разложения первобытной и формирования новой социальности можно выделить четыре направления: становление управления как административной, военной, хозяйственной и идеологической ветвей власти.
Надо оговориться, что данные особые ветви нередко принадлежали
к одному древу, то есть эти разные функции исполнялись одними
и теми же
Административная власть
Первое древо власти прорастало в древности на почве усложнения
традиционных
Это были собственно функции управления обществом в чистом виде,
определявшие его внутреннее функционирование, взаимодействие
составляющих его частей. Разрешение споров индивидов
и коллективов, установление и поддержание определённого
общественного порядка, продуцирование обычаев и законов и контроль
за их соблюдением, принуждение к исполнению обязанностей
и охрана прав членов социального организма, организация
коллективных, общественно необходимых работ, распределение
сообща добытых благ
Характер преобразований
Прежде всего о характере самого процесса преобразований.
Он шёл тут медленно, мелкими шагами, незаметно, без потрясений
и борьбы, по внешней видимости в рамках развития
традиционных форм. Содержание этих форм менялось исподволь,
старое содержание выветривалось, вытеснялось новым, которое,
тем не менее, как водится, мимикрировало под старое,
притворялось им, рядилось в его одежды. Отчего казалось,
что всё остаётся Характер власти Поэтому новая по характеру власть по своей легитимности, "конституционности" в глазах управляемых (и даже по собственному менталитету управленцев) выглядела прямым продолжением старой, полностью наследовала её авторитет и полномочия, её место в общественном сознании. То есть выделявшийся управленческий аппарат не осознавался тут как нечто особое, отдельное, противостоящее остальному сообществу, а признавался, напротив, средоточием общественной воли, высшим воплощением единства социального организма, основным гарантом его благополучия и существования. Правитель как бы воплощал в своём лице социум, выступал от его имени в своих действиях, в том числе и в распоряжении общественными ресурсами и землёй.
При таком раскладе отношения управленцев и управляемых были опутаны паутиной многочисленных традиций и взаимных прав и обязанностей, которые, конечно, со временем превращались на деле для одной стороны только в права, а для другой только в обязанности (читатель, надеюсь, сам понимает, кто на какой стороне оказался); но, тем не менее, я хочу подчеркнуть, что отношения бюрократии и общинников в этом случае были очень далеки от того типа отношений между частными лицами, который характерен для буржуазного общества. Решения данной власти воспринимались как вполне законные и непререкаемые, а исполнение их опиралось в первую очередь на традиционные нормы и институты власти, на поддержку широких слоёв населения. В связи с этим стоит привести тот факт, что в Древнем Китае или Египте основную военную силу составляло ополчение, то есть простые земледельцы были обязаны вану или фараону (то есть сообществу в народном понимании) не просто трудовой, но и воинской повинностью. В то же время в Европе крестьянам, напротив, под страхом смерти запрещалось даже иметь оружие. В традиционных социумах субъективно не было непроходимой пропасти и отчуждённости между слоем управленцев и управляемыми соплеменниками. Существенно уже именно то, что и те и другие были соплеменниками, а не чуждыми друг другу этносами, как, например, при завоеваниях и установлении даннических отношений. В силу этого реальные господство и подчинение здесь
Вызревавшая новая организация социума и управления им оценивалась массовым сознанием как правильная, освящённая авторитетом предков, традиционная, единственно возможная и обеспечивающая всеобщее благо, сохранение целостности социального организма, рассматриваемого как наивысшая ценность.
Социальная зависимость личности от прежнего общинного
коллектива превращалась тут в зависимость от иерархов
управленческого аппарата (на почве чего развивался их
всеобъемлющий деспотизм, отражавший именно степень
зависимости части от целого, индивида от общества), но
понималась данная зависимость
Любопытный пример
Представление о таком типе отношений управляющих и управляемых
даёт, например, клановая система
Отцу наследовал старший сын главной (старшей) жены. В силу
этого клан постоянно ветвился вокруг основного ствола.
Отходившие от старшей линии ветви всё больше отдалялись
и в пятом поколении учёт бокового родства прекращался.
По мнению автора приведённой цитаты М.В.Крюкова, это было
обусловлено социальными причинами. Каждая последующая
ступень родства означала определённый ранг в социальной
иерархии. После четвёртого ранга шёл
Таким образом, социальная стратификация принимала внешне
родственные формы, а по содержанию заключалась как раз
в том, что старшие ветви монополизировали функции
управления (и чем старше, тем больше вплоть до вождя),
а младшие оказывались на положении только управляемых,
обязанных трудом, повинностями
Эти примеры ещё раз демонстрируют один из довольно
распространённых путей вызревания слоя управленцев. Они
нередко выделялись как представители старших "родов",
линиджей, кланов. Содержательно суть этого "старшинства"
заключалась в монополизации власти, права управлять
обществом. Формально же оно оправдывалось родственной
близостью
Закономерно, кстати, при этом, что и власть в обществе
в подобных случаях выступала вовсе не в форме личной
власти, а принадлежала в целом роду, клану,
Резюме
Таким образом резюмирую, что при естественном, внутренне
обусловленном развитии общества и управленческого аппарата
этот процесс характеризовался постепенностью, преемственностью
и зачастую выглядел как закономерное развитие самих родовых
принципов, в частности института авторитета предков. В "роде"
с его кровнородственной идеологией всегда особым уважением
пользовалась та группа родичей, которая по принятому счёту
родства ближе всех стояла к мифическому
В значительном числе социумов, общин именно в этом авторитетном кругу сосредоточивались нити управления, причём и внутри него последовательно выдерживался принцип близости к первопредку. Возникали представления о неумирающем духе отцов и дедов, воплощающемся каждый раз в ближайшем кровном родственнике прежнего скончавшегося главы, определяемом, конечно, согласно господствовавшему в данном социуме счёту родства. Принцип кровного родства, основной принцип идеологического оформления "рода", в новых условиях становления обособленного управления претерпел существенную метаморфозу. Прежде он служил обоснованием равенства всех лиц одного пола и возраста в рамках родственной группы и родственного "рода" вообще, а теперь обосновывал привилегированное положение отдельных представителей группы и коллектива в осуществлении некоторых привлекательных общественных функций. Подход советских учёных Данный путь выделения управленцев, который я определяю на основании функции, советские учёные определяют как аристократический, то есть по внешнему признаку превращения управленцев в родовитую знать.
Насчёт руководства производством как обязательного для всех подобных обществ тут можно усомниться, но в остальном всё так. 4. Военная власть
Два типа войн
Другой важной сферой жизни социумов, нуждавшейся в управлении,
были военные действия. Имелось два типа причин, порождавших
ранние войны, и, соответственно, два этапа в развитии подобных
конфликтов. Первый можно назвать
Поначалу военные действия вызывались просто участившимися
столкновениями с соседями
Со становлением производства войны стали и возможны, и неизбежны.
Отныне появились и поводы для конфликтов (преимущественно,
экономические разногласия), и средства для ведения военных
действий, и постоянство места жительства, и, наконец, сплочённые
многочисленные коллективы, члены которых были связаны между
собой обычаями взаимопомощи, кровной мести В этот период войны преследовали цели перераспределения условий производства или были простой местью обидчикам. Они не сопровождались грабежами или захватами имущества врагов: таковое просто уничтожалось. Задачей было нанесение ущерба противнику, но не достижение имущественных выгод для себя. Когда захватывалась земля, то она захватывалась для производственных нужд завоевателей. Бывшие её насельники не закабалялись, а изгонялись или уничтожались (конечно, за исключением женщин, которые также могли служить объектом захвата). Естественно, в этот первоначальный период война была ещё делом не профессионалов, а всех мужчин социума определённого возраста. Важнейшей причиной такого рода войн был рост населения, вызывавший давление на территорию и великие переселения народов. Но со временем практику войн на уничтожение врагов всё больше вытесняла практика грабительских набегов и завоевательных походов. Рост материальных богатств порождал возможность и стремление к обогащению путём их захвата. На первых порах дело сводилось к разовым грабежам. Затем дошло и до завоевания соседей и обложения их постоянной данью. Разумеется, эти два типа военных предприятий различались по масштабам, общественному значению, последствиям. В исторической практике встречались самые разнообразные и сложные их комбинации, ситуации, которые ниже я постараюсь отчасти классифицировать.
Суть классификации
Основаниями для такой классификации являются,
То, что грабительские набеги осуществлялись преимущественно
малыми группами, понятно и естественно: целые народы
не в состоянии были жить спорадическим грабежом. Превращение
же его в постоянный промысел требовало мобильности, то есть
ведения кочевого образа жизни. Причём не такого, какой
вели собственно кочевые скотоводы (или скандинавы), для
которых набеги на соседей, конечно, являлись важным делом,
но вторым после собственно скотоводства (рыболовства).
Кочевое "грабительство" требовало отказа от скотоводства,
ибо грабить можно было лишь оседлых земледельцев (истории
известна байка о том, как персидский царь Дарий ловил
по степи скифов), а кочевое скотоводство требовало пастбищ,
и на территориях, где процветало земледелие, было просто
невозможным. Значит, необходим был именно чисто
Наконец, можно выделить и особый пятый вариант, при котором происходила консолидация общества в целях защиты, а не нападения, но я его рассматривать отдельно не буду, поскольку он обнаруживает сходство с первой ситуацией. Во всех вариантах социальные последствия были различны, процессы обособления военной власти протекали своеобразно, отчего известным своеобразием отличались и общества последующих эпох. Но прежде чем приступить к рассмотрению этих вариантов, необходимо прояснить ещё одно обстоятельство. Соотношение военной и административной властей Становление военного дела процесс специфический. Оно не могло быть результатом внутреннего, естественного развития социумов, ибо на его ранних этапах военные действия всегда имели внешнюю направленность. Формирование военного аппарата повсеместно вызывалось чисто посторонними обстоятельствами, потребностями защиты или нападения, которые сами по себе были не обязательны, которые предполагали особые условия, а именно наличие агрессивных, враждебных или богатых соседей. Поскольку эти последние факторы носят случайный характер, вызревание военного аппарата могло происходить в разных условиях, независимо от процессов имманентного развития социумов. Тут стоит выделить два крайних случая.
Первый когда формирование военных функций происходило
на базе уже сравнительно развитого, социально
стратифицированного общества со сложившейся системой
административного управления. В этом случае новые функции
брала на себя традиционная власть. Например, фараон выступал
и в качестве администратора, и как сакральный вождь, и в роли
верховного главнокомандующего как ополчением,
так и собственно профессиональными вооружёнными силами.
Военные функционеры в данном случае не выделялись
В то же время истории известны и многочисленные случаи, когда
под давлением внешних причин военная власть формировалась
в социумах неразвитых, распылённых, не централизованных
Именно данную ситуацию я и намерен здесь рассмотреть. Поскольку
тут интересны именно специфические особенности военного пути
выделения бюрократии, а не простая роль войны в становлении
любого управления. Я игнорирую также и многочисленные смешанные
варианты, при которых различные тенденции, то есть недозрелая
административная и вызревавшая в силу этого рядом с ней под
давлением внешних обстоятельств военная власть боролись
между собой: ведь в этой борьбе всё равно
Военная демократия
Рассмотрим сначала последствия тех войн, которые велись силами
целых социумов. Как отмечалось, важны те случаи, при которых
военные функции выходили на первое место в управлении.
Естественно, это имело место лишь там, где война была
постоянным и основным способом обеспечения жизненно важных
условий бытия социумов: при переселениях народов
В обоих случаях особый способ жизнеобеспечения требовал особой
организации социума. Базисным при этом было то, что в военных
действиях принимали участие все зрелые мужчины социума. Народ
был поголовно вооружён и представлял собой решающую силу. В
том смысле, что не было и не могло быть силы (в рамках данного
сообщества), способной противостоять ему. В этой ситуации
обособление военачальников было несущественным. Хотя они
и выделялись, и пользовались большим авторитетом, но в их руках
не было ещё отдельного аппарата, который стал бы орудием
их власти. Авторитет вождя был его личным авторитетом
и не более. Формы управления данным социумом приобретали
черты так называемой военной демократии. При которой огромное
значение имели общие собрания всех
Военной данная демократия была, как понятно, по нужде. А вот
демократией она оставалась лишь потому, что члены данного
сообщества являлись не просто единицами военной организации
(ибо всякая военная организация как раз отрицает демократию,
она насквозь иерархична, бюрократична по своей природе), но
ещё и непосредственными производителями, экономически
самостоятельными ячейками общества, имевшими и иное бытие,
кроме военных походов. В этой своей деятельности они
естественным образом не были подчинены военачальникам,
сохраняли свою автономию, особые экономические интересы.
Этот невоенный пласт жизни и был основанием демократических
начал данных образований. Но опять же, одного его было мало,
ибо экономика эпохи, как отмечалось, разобщала производителей,
ослабляя их перед лицом управленцев. В нашем случае как раз
экономическая разобщённость компенсировалась непосредственной
политической связью
Военные вожди в данном случае оттирали на задний план
традиционных руководителей, в особенности, в племенных
и многоплеменных образованиях, в которых административная
власть просто не успевала дорасти до такого уровня,
чтобы охватить массы этнически близкого населения.
Такие образования возникали исключительно в силу военной
нужды, и было очень естественно, что во главе их вставали
не традиционные владыки, которых просто не было (не брать
же в расчёт местных общинных старейшин). На роль военачальника
неизбежно выделялся нетрадиционный авторитет, собственно
воин, личность, прославленная именно воинскими доблестями
и успехами. Причём этот авторитетный вояка по происхождению
сам мог быть старейшиной
Разумеется, со временем тут формировалась и знать в лице
ближайших соратников вождей, их родственников
Социумы, организованные в форме военной демократии, развивались
по двум сценариям. Либо военная экспансия рано или поздно
прекращалась, народы переходили к полностью мирному и оседлому
образу жизни, происходило отделение военной деятельности
от производственной, и в этих условиях начинали развиваться
процессы, характерные уже для третьего варианта (грабительские
набеги). Либо дело кончалось завоеванием иного этноса
и установлением системы его эксплуатации. При этом отношения
военной демократии в рамках этноса завоевателей отчасти
консервировались (ибо военное насилие силами всего социума
становилось основным способом его жизнеобеспечения; особенно
это было характерно для древней Спарты). Но демократия тут
в замедленном темпе постепенно сменялась иерархией просто
уже в силу того, что любая чисто военизированная структура
тяготеет к этому по своей собственной природе; этносы, члены
которых теряли непосредственную связь с производством и все
иные существенные отношения между собой, кроме военных,
неизбежно приобретали черты обычного воинского (или
бюрократического) подразделения. С
К этому же в чистом виде сводился и четвёртый вариант, когда
Обособление военной власти
Третья ситуация (грабительских набегов) (третьей она является
по порядку рассмотрения, но в вышепривёденной классификации
значится под вторым номером) как особый путь классообразования
была характерна для таких обществ, где при слабой административной
власти и аморфности социума имелись богатые и мирные соседи,
которые могли стать постоянным объектом грабежа. Набеги на этих
соседей тут (при отсутствии организаторов традиционных
авторитетов) являлись частным делом общинников, самостоятельно
организовывавшихся в отряды под началом
В результате этого происходило постепенное размежевание массы
общинников и членов таких отрядов, превращавшихся в личные
дружины тех или иных удачливых предводителей. Первые
превращались в чистых земледельцев, утрачивая боевые навыки,
связь друг с другом, переставая тем самым быть единицами
политического организма. Вторые, напротив, всё больше вырастали
в решающую силу, обрастали награбленным богатством, сплачивались
в прочные и многочисленные воинские формирования. В итоге они
постепенно захватывали в обществе ключевые позиции, на деле
монополизировали власть, превращались в политическую структуру,
вокруг которой и силами которой объединялся весь социум.
Такие социумы принимали характер
Этот процесс опять же завершался двумя вариантами: либо данная
военная знать обращала свою силу против своих соплеменников,
заставляя их отчуждать в свою пользу часть производимой
продукции (естественно, под благовидным и отчасти справедливым
предлогом исполнения ею функций защиты, суда, административного
управления, которые она естественным образом брала на себя).
Либо Характер преобразований и власти Подытоживая изложенное, следует обратить внимание на важные общие особенности происходивших в данном направлении преобразований. Прежде всего процесс выделения и утверждения военных функционеров в чистом виде не был естественным и никак не мог маскироваться под традиционные отношения. Военачальники выделялись преимущественно в силу личных способностей. Их власть в гораздо большей степени являлась личной властью, опиравшейся к тому же, главным образом, на военную силу, на преданную дружину. Здесь, соответственно, изначально и резко выделялся аппарат насилия, игравший важнейшую роль в процессе захвата власти. В общественном сознании воля таких управленцев вовсе не выглядела законной по определению, воплощавшей в себе волю социума, отражавшей обычай. Ей подчинялись по необходимости. Сначала под давлением внешних обстоятельств, а затем и в силу простого принуждения. Разумеется, со временем подтягивались и идеологические оправдания привилегированного положения управляющих, но они носили уже вовсе не псевдородовой характер, ибо преемственности в переходе от традиционной системы к новой не было. Закономерно и то, что в подобных социумах решительнее отбрасывались, разрушались обычные формализмы (за исключением, разумеется, права первой ночи), ибо они находились не в ладу с формирующейся властью, а зачастую оказывались враждебными ей. То есть старые управленческие традиции противоречили новым, а потому преследовались вместе со всей освящавшей их идеологической и обрядовой атрибутикой. В целом группа военных управленцев выступала как чётко отделённый от прочего общества социальный слой; отношения между ним и населением являлись отношениями откровенного господства, основывавшегося на праве сильного. Более того, поскольку очень часто при военном происхождении власти отношения господства и подчинения устанавливались не в рамках одного племени, а между завоевателями и завоёванными, то в этих случаях
Становление наследования Положение самого военачальника в дружине являлось в основном следствием личных заслуг и поэтому было непрочно. Случались даже выборы и перевыборы вождей. Наследование их власти первоначально вообще отсутствовало: со смертью иерарха вспыхивала борьба клик и кланов, в которой побеждала сильнейшая группировка. Но дальновидные и заботливые властители со временем начинали продвигать собственное потомство, обеспечивая ему в будущем лидерство. То есть наследование власти в данном варианте вводилось принудительно, опиралось на авторитет вождя, заставлявшего своих соратников приносить всяческие клятвы и обеты верности себе и своим детям. Постепенно такой порядок превращался в традицию. Но его волевое, насильственное происхождение обусловливало то, что порядок этот преимущественно сразу же принимал форму передачи власти по прямой линии от отца к сыну.
Вторичность и распространённость
В целом понятно, что этот вариант классообразования
исторически поздний и вторичный, ибо он мог осуществиться
в обществах, внутреннее развитие которых было заторможено
(в первую очередь 5. Хозяйственная власть Хозяйственное управление вообще Помимо административных и военных функций, то есть по большому счёту внутренней и внешней политики, ещё одной сферой общественной жизни, могущей подлежать управлению, является собственно производство, экономика, хозяйствование. Как отмечалось, само по себе производство данной эпохи было таково, что не нуждалось в управлении. Но в некоторых исключительных случаях это правило нарушалось. Во-первых, объективно. В ряде регионов (долина Нила, междуречье Тигра и Евфрата) успехи земледелия зависели от сооружения и поддержания ирригационных систем. В долине Хуанхе, напротив, необходимы были усилия для предотвращения гибельных последствий наводнений. И во многих других регионах планеты древнейшее земледелие использовало методы орошения или осушения почв, без чего там было просто невозможно обойтись. Всё это требовало коллективных работ, а следовательно, и руководства ими. То есть вмешательство управленцев в хозяйственную деятельность управляемых обусловливалось тут самими особенностями регионального производства. Власть призвана была поддерживать наиболее благоприятные условия для его функционирования не только внешние, политические, но и чисто технологические. Во-вторых, такое вмешательство кое-где определялось и субъективными причинами, посторонними собственным потребностям производства. Речь идёт о тех случаях, когда управление формировалось естественным образом. При этом вместе с прочими правами и полномочиями власти наследовались и родовые традиции хозяйствования, отношение к нему управленцев. Например, в том же иньском Китае функцией ванов были распоряжения о начале тех или иных сельскохозяйственных работ, о чём они опять же испрашивали прежде волю предков, гадая на костях. По мере отмирания древних традиций (на протяжении веков и даже тысячелетий) происходило и обособление экономики от власти. Власть хозяйственников Но, как понятно, во всех подобных ("субъективных") случаях не имелось ничего принципиально нового, ибо функции хозяйственного управления попросту пристёгивались к общему процессу управленческого труда так же, как и военные функции. Здесь же, однако, интересно их самостоятельное бытие. Таковое почти не встречалось в истории. Пожалуй, лишь в древнейшем Шумере можно проследить опережающее выделение хозяйственного управления. Причинами этого стали опять же особенности тамошнего земледелия. Связанное с разливами рек, происходившими весьма нерегулярно, это земледелие нуждалось в "научном" руководстве. Важны были календарные, астрономические знания, которыми обладали всякого рода служители культа, жрецы, по роду своей деятельности "общавшиеся" с небесами. Естественным порядком вещей данные спецы выдвигались тут на роль авторитетов, хозяйственных руководителей; храмы превращались в центры хозяйственной жизни общин. Древние коллективистские традиции способствовали тому, что и трудились общинники сообща (тем более, что этого требовали ирригационные работы), и урожай свозили в одно место: конкретно, в храмовые хранилища. Отчего реальными распорядителями материальных благ опять же становились жрецы данных храмов. Не считая даже тех богатств, что сосредоточивались в их руках в виде жертвоприношений. Это добавляло им силы и влияния в дополнение к прямой спекуляции авторитетом богов, которая служителям культа положена по чину.
Конкуренция с традиционной властью
В Египте жречество также являлось могущественной кастой,
в иные периоды прямо конкурировавшей с административной
властью фараонов, хотя последние и считались живыми богами.
Но тут не культ находил на культ, как коса на камень,
а схлёстывались две ветви управленческого аппарата,
одинаково необходимые для данного общества и для данного типа
производства. И каждая из этих ветвей претендовала на то,
чтобы присвоить себе функции конкурента, монополизировать
общественную власть. Но у фараонов для этого не хватало
специальных знаний, а у жречества не было реальной
политической мощи, военного и административного аппарата.
Жречество вообще в этом плане всегда страдало недержанием
власти. Ибо могло опираться только на своё богатство,
религиозные предрассудки населения и многочисленность
собственно жрецов конкретного культа. Этих факторов явно
недоставало для узурпации общественной власти, особенно
при наличии мощных конкурентов в лице административных
и военных вождей. Отчего в Египте жречество всё же
так и осталось на вторых ролях, а в Шумере период его
господства продолжался лишь до тех пор, пока бурное
хозяйственное развитие региона не привело к вызреванию
на базе бывших храмовых общин крупных городов и не
породило развитую
Характер власти жрецов и её последствия
С точки зрения своих особенностей
Причём сакральный авторитет тут являлся вовсе не авторитетом
предков.
Кстати, отчасти именно этим обстоятельствам влиянию двух
древнейших для западного региона центров цивилизации Шумера
и Египта мы обязаны становлением религий Передней Азии
и Европы в форме поклонения богам или Богу вообще, то есть
самой идеей божества. В основании этого лежал групповой
интерес и усилия древних жрецов, оказавших огромное влияние
на идеологию своих обществ в силу своего властвующего
положения в них. Там, где
Корни идеи Бога
Собственно же идея богов и, в конечном счёте, единого Бога
явилась развитием идеи о духах, олицетворяющих силы природы.
Посредством одушевления этих сил люди объясняли их себе.
Общение с этими духами традиционно было занятием всевозможных
магов, колдунов, шаманов. Которые попутно как раз и изучали
силы природы. Данные маги, конечно же, никогда не были
представителями культа предков: сие было привилегией родовитых
потомков последних, административных гениев, вождей. Маги
же зато накапливали практические знания и, когда вдруг на
эти знания возник спрос, резко пошли в гору, толкая перед
собой, естественно, и своих протеже всевозможных
Озирисов, Ра и прочих
Слабость хозяйственников
В то же время понятно, что Таким образом, в исключительных условиях хозяйственная ветвь управления могла выделиться в нечто самостоятельное и продержаться некоторое время наряду с другими или даже прежде других ветвей. Но и в таких специфических условиях она не могла долго и монопольно доминировать и постепенно с развитием ситуации сдавала свои позиции возникавшему административному аппарату. Теократия Стоит отметить, что иной раз жречество приобретало большое влияние в обществе и без такого подкрепления, как хозяйственные функции. В этом случае оно сильнейшим образом вмешивалось в прочие сферы управления.
Понятно, что такое было возможно не просто в тех условиях,
где жрецы могли использовать своё влияние на широкие массы
общинников, но и где эти массы Одновременно, обращаю внимание, что в этом случае имелась не специализация управленцев на определённой функции, а лишь особый отряд идеологических функционеров, прорвавшийся к управлению вообще. 6. Идеологическая власть
Уникальный случай
Власть
Особенности индоариев как завоевателей
Индийская цивилизация исходно являлась цивилизацией
индоарийских племен, заселивших
То есть подчеркиваю, что на деле указанные мигрирующие
сообщества были вовсе не политическими и даже не столько
потестарными образованиями, сколько временными, непрочными,
вынужденными внешними обстоятельствами сплочениями
Природные и политические предпосылки и их последствия
Закономерному по его собственной природе процессу этого распада
в немалой степени посодействовали
Во-вторых, те же природно-географические особенности поощряли
и некоторый внутренний изоляционизм, затрудняя контакты между
отдельными
В-третьих, редкость и аморфность предшествующих доарийских
насельников данного региона обусловила ненужность поддержания
Все вышеуказанные обстоятельства способствовали пониженной
контактности (как мирного, так и военного характера) здешней
жизни за пределами узких локальных общинных коллективов,
подталкивали последние к замкнутости и обособленности. В таких
условиях не было ни возможности, ни необходимости сохранения,
а тем более, дальнейшего развития аппарата профессионального
управления: основные управленческие проблемы исчерпывались тут
преимущественно регулированием сугубо внутренней жизни
отдельных
Таким образом, те зачатки военной администрации, которые
сложились у ариев "на марше", с оседанием их на завоёванных
землях (и переходом к земледелию) в некоторой степени
атрофировались или, во всяком случае не получили
дальнейшего развития. Бывшие племенные единства в своём
конкретном оседлом бытии быстро распались на множество
сравнительно небольших и в значительной мере обособленных
Наконец, в-четвёртых, важным обстоятельством явилось и отсутствие в регионе резкой дифференциации областей с точки зрения их благоприятности для земледелия и животноводства, отчего здешние скопления разрастались, видимо, не столько путём стекания людей в конкретные единичные места, сколько за счёт естественного прироста населения во множестве точек (процессу стекания, как понятно, мешала и природная изоляция областей). Это имело своим последствием постепенность, а не скачкообразность характера усложнения местных социумов, а следовательно, и растянутый во времени процесс обострения управленческих проблем.
Супертрадиционализм
Таким образом, задачи управления Короче, центр тяжести в решении постепенно вызревавших управленческих проблем склонился в Индии не к профессионализации соответствующего вида труда, а к дальнейшему развитию "закона", норм обычного "права" (целое способно решать задачи своей стабилизации не только путём выделения новых функций и частей, но и посредством совершенствования, интенсификации использования старых в той мере, в какой сие позволяют внешние и внутренние обстоятельства). Понятно, что данные нормы при этом значительно усложнились, дифференцировались, обогатились. Принципиально неизменной осталась лишь сама их роль основного регулятора поведения людей, то есть функционирования социума.
Выделение идеологов
Данное усложнение регулирующих функционирование общества норм,
препятствуя, с одной стороны, формированию
На этой почве в ранней Индии и сложился слой идеологов, именовавшихся брахманами. Этот слой не управлял как таковой людьми напрямую: ими управлял обычай; но брахманы состояли при обычае в качестве его демиургов, служителей и распространителей. И тем самым обычай, властвовавший над социумом, оказывался орудием в их руках, посредством которого они на деле проводили в жизнь свою волю, свои идеалы и интересы. Во всяком случае не удивительно, что по этому обычаю брахманы являлись высшим и наиболее привилегированным слоем древнеиндийского общества.
Генетически данный слой происходил от первобытных магов индоариев (о значении которых уже кратко упоминалось). Об этом свидетельствует, в частности, то представление, что брахманам якобы подчинялись не только люди, но и боги, то есть одухотворённые в силу особенностей примитивного сознания (о чём см. ниже) природные силы и факторы; для магов сие было нормально командовать духами: в этом и заключалась их специализация. О том же свидетельствуют и собственно жреческие функции брахманов обслуживание ими различных культов, совершение общественных ритуалов, служба в храмах. Наконец, и в целом брахманизм как идеология, будучи в основе своей прямым продолжением традиционного мировоззрения, во многих своих чертах сохранял и отражал его первобытный характер.
Характер организации слоя идеологов
Являясь бойцами идеологического фронта, древнейшие индийские
управленцы и организовывались в соответствии с особенностями
своей функции. Из числа данных особенностей в этом плане
можно выделить три главные.
Вследствие этих трёх причин брахманы представляли собой
внутренне весьма аморфный слой без
Для этого, разумеется, пришлось жёстко и определённо
стратифицировать и всё это остальное общество. Принципы своей
организации брахманы в своём законотворчестве перенесли
и на другие социальные слои,
Слой, чьё бытие не имело никаких материальных подпорок (в виде,
например, богатства или военной силы), мог сохранить своё
существование (и, тем более привилегированное
положение), лишь искусственно обособляясь, то есть
устанавливая (поскольку это было в его воле) между собой
и другими слоями (а также и при нормативном взаимоопределении
этих других слоёв вообще) Что же касается самих брахманов, то их внутренние взаимоотношения строились на чисто духовных основах. Они состязались за первенство в интеллекте, в моральной "чистоте", то есть в следовании некоторым установленным нормам поведения, ритуалам, образу жизни, который почитался за праведный. Наиболее "брахманистый" брахман и приобретал высший авторитет и, тем самым влияние на умы людей, большие права на роль гуру, наставника и социоустроителя. Тотальность и жёсткость супертрадиционной регламентации То, что роль основного инструмента регулирования общественной жизни играл обычай, предопределило его особый характер. Традиционное "право" и в первобытности не отличалось потаканием разгильдяйству и антиобщественному поведению. В новых условиях, когда многократно возросшая сложность общества предъявила этому праву ещё более строгие требования, оно вполне закономерно повысило степень своей чёткости, тотальности и жёсткости. Эти свойства были обусловлены потребностями самого управления в столь неблагоприятных условиях, то есть при столь слабых в практическом смысле средствах. Подавляющее большинство других обществ, известных истории, организовывались или силой, или (в дополнение к ней) экономическими интересами, связями. В Индии же не было ни первого, ни, естественно (на данном уровне развития производства), второго. Порядок функционирования общества поддерживался не политическим или экономическим принуждением, а лишь авторитетом обычая. Закономерно, что при таких средствах управления их силовая неавторитетность должна была компенсироваться хотя бы содержательно. Чтобы нормы общежития выполнялись в данных условиях более гарантированно, они должны были быть повышенно строгими, то есть тот наказательный, требовательный потенциал, который предписывал правила поведения всем членам общества, должен был быть исключительно высоким. Тотальность и жёсткость норм брахманизма имели основанием не только объективную нужду в успешной организации общества посредством их, но и субъективные устремления самих законодателей. Выше я уже писал о самодовлеющем характере юридических норм в самоопределении брахманов (и, соответственно, всех иных социальных слоёв); сие закономерно вело к детальной регламентации данных норм. Брахманы, естественно, оберегали, как зеницу ока, исключительность своего привилегированного положения, настраивая соответствующим строгим образом и общественное законодательство. В
Статус индуса был предопределён от рождения строгой структурализацией общества:
То есть в брахманизме организация общества расписывалась до деталей, каждому сверчку был отведён свой шесток; от него как от части требовалось только покорно занять отведённое в рамках целого место и действовать согласно разработанным предписаниям. В индуизме
то бишь точное следование норме. Нормы эти, понятно, как традиционные, были близки первобытным, во всяком случае в регулировании повседневного быта людей, отчего они сильно ритуализировались.
Как отмечалось, обязательность данных норм касалась и самих брахманов и даже именно их в первую очередь. Бытие оных управленцев регламентировалось чуть ли не строже всего. Брахманы должны были вести себя определённым образом, и лучшим брахманом признавался тот, кто добросовестнее исполнял предписанные правила поведения (а не просто самый умный идеолог). Хранители традиций, наставники людей сами должны были быть первыми примерами верности обычаям, идеалом в этом отношении, то есть традиционалистами в своём образе жизни.
Отличия от теократии
Отсюда видно, что доминирование идеологической власти вовсе
не было равнозначно простому господству жрецов в
теократических обществах. Суть различий брахманов и древних
теократов заключалась в исполняемой функции, а вовсе не
в происхождении данных управленцев и не в методах
их руководства (во всём этом они были как раз схожи,
произрастая из магов и воздействуя на людей, прежде всего,
через их сознание). Брахманы являлись подлинными идеологами,
Характер структуры
Итак, целостность и бесперебойное функционирование общества,
управляемого обычаем, по описанным выше объективным
и субъективным причинам требовали разделения его на ряд
чётко определённых и строго обособленных друг относительно
друга частей социальных слоёв. Разумеется, в основе
их социальной специфики должна была лежать прежде всего
общественная функция. Первоначальный брахманизм закономерно
делил общество на три фракции (варны): собственно
Но столь грубая стратификация, конечно, не могла обеспечить эффективной самоорганизации сложного общественного организма. Требовалось более детальное внутреннее структурирование, отчего варновое деление со временем закономерно дополнилось и уточнилось кастовым.
Однако социальная структура не сводилась исключительно
к профессиональной, что было бы странно для общества,
состоявшего из множества общин, этносов, родов, завоевателей
и завоеванных
Размежевание шло по самым разным основаниям, но практическим общим смыслом его было создание мелкоячеистой структуры общества, его низовой упорядоченности в рамках всё той же традиционной самоорганизации.
Это хорошая метафора, которую стоит продолжить: данное общество вообще представляло собой близкий аналог животного организма без специализированной системы управления, то есть без высших разделов головного мозга. Такие организмы поддерживают свой гомеостаз исключительно за счёт внутренней саморегуляции взаимодействий частей; в них нет свободы и вариативности действий, ибо все они (действия) зарегулированы на корню и являются жёстко запрограммированными реакциями.
Развитие философии
Побочным (с точки зрения бытия социума) следствием доминирования
чистых идеологов явилось замечательное (хотя и своеобразное,
что есть недостаток с точки зрения подлинной науки) развитие
индийской философии. Подчёркиваю: не точных наук, а именно
мировоззренческих, общетеоретических знаний космологии,
эсхатологии, этики По словам английского исследователя М.М.Вильямса,
Это, понятно, не случайно. Во-первых, в силу творческой свободы
индийских мыслителей и более того ввиду наличия такой
реальной ситуации, которая поощряла их напряжённую умственную
деятельность.
С другой стороны понятно, что наряду с такими откровениями
в индийской философии хватало и традиционных ошибок.
Традиционных как в смысле их характерности для мировой
философии вообще, так и с точки зрения отражения в собственно
индийском мировоззрении его собственных традиционалистских
корней и установок. В этом последнем плане, например,
знаменательно обычное для примитивных культов отождествление
человека и природы, общественного и природного мира (что,
как отмечалось, и обеспечило своеобразную удачную методологию
индуизма). Природа тут очеловечивалась, одухотворялась, но
и сам человек оказывался вписанным в систему мироустройства
не только как его особая часть, но и вполне натурально
в качестве однородного всему прочему элемента (примером чему
является учение о переселении душ людей в животных
Особенности идеологии
Своеобразной, соответственно, была и идеология брахманизма.
Как по содержанию, так и по форме (одно, конечно, тут прямо
коррелировало с другим). Прежде всего, данная идеология
внешне и во многом внутренне была подчёркнуто научна. При
общей насыщенности традиционалистского индуизма представлениями
о множестве
Как в обществе господствовал не вождь, а обычай, закон, так и в Мире порядок устанавливал не некий Бог как могущественный субъект, а тот же Закон мироустройства, равно довлеющий и над богами. Аналогично, иерархию силы в отношениях богов заменяла иерархия духовного совершенства, этического авторитета, что особенно полно проявилось в выросшем позднее на данной почве учении буддизма. С точки зрения организации данной идеологии стоит отметить её незашоренность, гибкость,
Жёсткая социальная регуляция здесь внешне противоречиво,
но внутренне вполне закономерно сопровождалась значительной
свободой в духовной сфере человеческого бытия (зеркально
противоположно тому, как дело обстояло в средневековой Европе,
где исходную личную социальную свободу людей власть старалась
компенсировать идеологической порабощённостью). Как невозможна
была иерархизация слоя брахманов, так невозможной являлась
Влияние брахманизма на историю Индии Как понятно, описанная система господства идеологов не могла утвердиться в индийском обществе навечно. Сила идей в нашем суровом мире всегда уступает силе оружия стоит только последней появиться. Белые или красные бесчинствуют в городе лишь до той поры, пока не пришёл дворник, чтобы разогнать их всех. Но индийская история своеобразна именно тем, что в ней, очевидно, существовал целый длительный период, в который успело сложиться супертрадиционалистское управление со всеми его рассмотренными выше последствиями. Данная система самоорганизации стала основой народной жизни, то есть приобрела тем самым исключительную прочность, вошла в плоть и кровь, в ментальность населения. С чем оказалось вынужденным считаться великое множество последующих завоевателей и коренных административных правителей Индии. Более того, последние, стараясь добиться эффективности своей политики и организуя её с этой целью в соответствии с традиционными нормами общежития масс, тем самым способствовали дальнейшему развитию и утверждению кастовости общества и идеологии брахманизма (разумеется, вежливо подвинув при этом самих брахманов в сторону от реальной власти). * * * Соперничество направлений Я обрисовал основные варианты выделения управления в чистом виде, но в истории они нередко присутствовали в виде смешанном. Происходило одновременное становление функционеров разного толка. Отчего между ними нередко завязывалась ожесточённая борьба за первенство.
"Четвёртый путь" или "пятая колонна"
Я определяю процесс классобразования в древности как обособление
группы управляющих от управляемых производителей. Поэтому
в выделении вышеописанных четырёх направлений этого процесса
я опираюсь на функциональные различия приходящих к власти
управленцев. Официальная советская наука, как будет видно ниже,
представляет себе суть происхождения классов иначе. Становление
слоя управленцев является для неё второстепенным историческим
процессом. Советские учёные в своих изысканиях вовсе не
сосредоточиваются на исследовании его центрального,
функционального содержания. Оттого их классификация указанных
направлений эклектична. С одной стороны, она также определяется
по функциям: военной, идеологической (последний термин, правда,
используется чисто формально, ибо реально имеются в виду вовсе
не идеологи, а жречество вообще), а с другой по способам
прихода к власти. Например, администраторы для учёных не
определённые функционеры, а "аристократы", "знать", просто
традиционная власть, независимо от её функций, отчего
Наконец, нашими учёными предлагается ещё и "четвёртый путь"
выделения власти (согласно моему счёту пятый, но
советские авторы хозяйственную власть смешивают в одно с
идеологической всё под той же вывеской "жречества").
Опять же не по функции, а по происхождению (характерно, что
речь идёт именно о пути выделения, а не о содержании)
"плутократический"
Естественность процесса
Из четырёх перечисленных направлений развития управления
естественным и магистральным являлся первый, связанный
с выделением
Однако в конкретных обстоятельствах разложения родовой
социальности в отдельных обществах серьёзное преобладание
могли получать потребности военного или хозяйственного
руководства или же, напротив при отсутствии любых
чётко выраженных управленческих потребностей
супертрадиционализм. Соответственно, ведущее положение
среди управленческого персонала (или в обществе вообще)
занимали представители данных прослоек (или хранители и
толкователи традиций). Это окрашивало всю структуру данных
обществ в особые тона, придавало их развитию внешне
оригинальный характер. Я наметил четыре основных чистых типа
такого развития, но существовали и многочисленные смешанные
варианты; кроме того, сами административные, военные,
7. Становление класса бюрократии Магистральная линия Теперь дополнительно поясню, почему я уделил столько внимания социальному слою именно управленцев, а не, допустим, ремесленников или торговцев. Это, конечно, не случайно. А проистекает, помимо всего прочего, ещё и из той роли, которую управленцы сыграли в дальнейшем. Именно на базе социальной группы управленцев сложился первый в истории господствующий класс. И именно с этим классом связано бытие первой общественной формации. Ремесленники и торговцы в ряде особых случаев (конкретно, в Греции и Риме) также сыграли свою роль в историческом процессе, и эти случаи заслуживают специального рассмотрения. Но лишь в качестве патологий, незакономерных и преходящих вывихов на теле истории. Ибо магистральная линия развития обществ проходила именно по пути отделения управленцев от управляемых. Линия эта восторжествовала в конце концов и в античном мире, преодолев закономерной силой глобально значимых условий временное искажающее влияние случайных региональных факторов.
Как же и благодаря чему группа
Средства управления
Как уже отмечалось, всякое управление эффективно лишь тогда,
когда оно располагает средствами влияния на управляемые массы.
Причём эти средства влияния должны быть достаточно весомыми
и материальными. Абстрактными идеями людей нельзя заставить
выполнять установленные правила общежития. В роде обычное
"право" вовсе не висело в безвоздушном пространстве, а
обеспечивалось силой практиковавшего его социума. Даже
религиозное давление на сознание оперирует не призывами,
а угрозами материальной кары, хотя бы и со стороны не
существующих в действительности богов (впрочем, как известно,
ревностные служители церкви не пренебрегали и земным насилием).
Тем более нуждается в аппарате принуждения и контроля
за исполнением своей воли практическая администрация.
Формирование такого аппарата было существенным моментом
выделения слоя управляющих. Особенно быстро такое формирование
шло в племенных образованиях, где роль волевого управления
решающим образом доминировала над традиционным "правом". Этот
аппарат обычно складывался: при административном руководстве
из числа глав подчинённых родовых общин, из членов рода
или
Во всех вариантах следует отметить, что именно аппарат
в целом, его функционеры составляли новый обособившийся
слой управленцев. Верховный иерарх, глава аппарата в
социальном смысле также являлся его членом, по своему
политэкономическому существу тождественным самому последнему
Орудия личной власти Аппарат управления являлся тем материальным рычагом, который позволял верховным управляющим проводить в жизнь общинную волю, вышедшую за рамки обычая. Но он рано или поздно становился и органом личной власти самих этих управляющих. Подноготная данной метаморфозы всё та же: аппарат в лице своих представителей постепенно выключался из процесса материального производства. Происходил разрыв между образом жизни, политэкономической базой существования этого слоя и образом жизни массы управляемых. В данном отношении члены управленческого аппарата сливались со своими руководителями, образуя с ними одно социальное целое. То есть в отношении к основным сферам общественной жизни к производству и распределению материальных благ положение всех аппаратчиков было одинаково, а следовательно, идентичными были и их экономические интересы, весьма отличные от интересов непосредственных производителей. В силу этого данный аппарат управления с готовностью поддерживал любые мероприятия верховного руководителя в защиту их общих интересов, а то и сам подталкивал его снизу к подобным действиям. А поскольку эта группа воплощала в себе основные материальные силы общественного управления и в том числе силы принуждения, такая защита общих интересов управленцев становилась вполне реальным делом. Расхождение интересов Но что, собственно, представляли из себя эти загадочные политэкономические интересы и от чего, спрашивается, их необходимо было защищать? Увы, с точки зрения своего содержания интересы первобытных владык вкупе с их аппаратами ничем, по существу, не отличались от стремлений любой вульгарной биологической особи (в том числе, и современного цивилизованного человека). Отчасти это были интересы психологического характера: в каждом живом организме заложено тяготение к балансу с окружающей средой, что в психике отражается в ощущениях комфортности, спокойствия, уверенности. Поскольку основной средой для человека является социум, то для него психически важно самоутверждение в этом социуме. Простейший способ такого самоутверждения силовое господство над обществом. Почёт, уважение окружающих, хотя бы даже в ложной форме раболепия (при скрываемой ненависти), безусловно, суть ценности для человека. Так уж мы устроены, и только благодаря такому устройству способны успешно приспосабливаться к социальной среде и выживать в ней.
Но главное не в этом. Главные интересы людей, то есть
более примитивные и, тем самым, более мощные биологические
механизмы, движущие ими, завязаны на задачи материального
воспроизводства. Речь идёт о половом инстинкте и об инстинктах
удовлетворения ведущих материальных потребностей в пище,
питье, бытовом комфорте Как можно реализовать эту программу? Блага ведь не берутся из воздуха, а создаются трудом людей. Расширить свой доступ к ним несоразмерно личному труду возможно лишь единственным путём: увеличивая долю своего потребления совокупного общественного продукта, то есть перераспределяя в свою пользу имеющиеся в распоряжении социума материальные блага.
По этому пути, естественно, и пошли
Управленческий аппарат рано или поздно начал в открытую
диктовать свою волю общинникам и добиваться её безусловного
выполнения. А воля эта была направлена прежде всего на
приоритетное обеспечение вышеуказанных потребностей
представителей данного социального слоя. Хотя попутно,
конечно, им исполнялись и общественно необходимые функции
управления. Ведь если бы не поддерживалось
В итоге группа управляющих объективно превращалась в господствующий класс бюрократии (или "феодалов", как их привыкла именовать отечественная историческая наука).
Сущность класса бюрократии
Отсюда видно, что бюрократия по своему происхождению
и природе есть социальный слой людей, чьей общественной
функцией является управление. Бюрократы суть управленцы.
Но не всякие управленцы обязательно бюрократы. Здесь
имеется соотношение общего и частного. Бюрократией является
такая специфическая группа управленцев, которая обособилась
от управляемых не только профессионально, но и по своему
властному положению. Лишь в том случае, когда имеется
отчуждение власти в пользу
Господство это, разумеется, обеспечивается насилием. Поэтому
не всякие управленцы способны стать бюрократами, а только те,
в чьём бесконтрольном распоряжении ввиду Наконец, бюрократия, в отличие от просто управленцев, не есть уже обычная социальная группа, а является группой высшего типа классом. Понятно, что господство в обществе определяет её решающую роль в организации общественных порядков и, в том числе, её ключевое положение в процессе распределения материальных благ. Именно эти признаки я считаю важными для выделения классов из числа социальных групп вообще (помимо, конечно, непосредственного отношения к производству). Итак, класс бюрократии это социальный слой, выполняющий функцию общественного управления, но при этом неподконтрольный остальному обществу в силу того, что располагает средствами насилия над ним. Воля данного класса проводится в жизнь принудительно и в первую очередь преследует цели удовлетворения интересов самих бюрократов, хотя попутно, разумеется, обеспечивает и стабильное функционирование всего общественного организма в рамках, заданных бюрократическим законодательством и охраняемых подконтрольным бюрократии аппаратом насилия.
Естественность отчуждения власти
Стоит ещё раз обратить внимание на естественный характер
отчуждения управленческой власти от общества в рассматриваемую
эпоху. Управленческий аппарат превратился в бюрократию и встал
над обществом потому, что он оказался самой сильной социальной
группой в данном обществе. В чём же заключалась его сила?
Но, тем не менее, всякая сила относительна. Сила любого господствующего класса заключается обычно не только в его особенностях, но и отражает другой стороной слабость противостоящих ему иных социальных слоёв. Глубинной причиной бюрократизации власти в исследуемую эпоху явилась именно неразвитость самого общества, опиравшаяся, как уже отмечалось, на неразвитость экономических взаимоотношений людей. Именно природа первоначального производства, неспособного соединить основную массу производителей в нечто прочное и единое, в социальное единство, послужила основным фактором, обусловившим бюрократизацию управления данным обществом. Атомизация, разобщённость производителей материальных благ означала не что иное, как отсутствие того, что позднее возникло и стало именоваться гражданским обществом. Только такое сплочённое самим процессом общественного производства общество способно противостоять группе профессионалов управленческого труда с их аппаратной организованностью и средствами общественного принуждения, способно осуществлять эффективный контроль над ними посредством различных демократических процедур. Об этом подробнее будет рассказано ниже. Но в данный период ни о чём подобном ещё не было и речи, отчего выделение слоя управляющих закономерно происходило в форме отчуждения управления от общества, в форме превращения управленцев в бюрократов, то есть в класс, обладающий бесконтрольной общественной властью. Бюрократия порождение примитивного производства Таким образом, становление класса бюрократии как таковой было в конечном счёте заслугой характера первоначального производства. Прослежу ещё раз всю цепочку обнаруживаемых здесь зависимостей. Во-первых, производство вообще своими последствиями обеспечило возможность и неизбежность усложнения социумов и привело к необходимости выделения профессионального управления. Однако, во-вторых, в этом производство виновато именно как таковое, а не как примитивное. Как примитивное оно как раз, наоборот, не нуждалось в управлении, отчего выделение управленцев в данных условиях могло быть только чисто социальным, а не экономическим процессом. В экономике не было связей производящих ячеек, в силу чего, с одной стороны, управление по преимуществу не имело отношения к самому производственному процессу, а с другой организационные формы общества, его управления, соответственно, не отражали экономических форм, а конституировались сами по себе, согласно собственным принципам формирования управленческих структур.
Наконец, в-третьих, тот же примитивизм производства (его
индивидуализм Итак, наличие производства вообще обусловило своими последствиями становление социумов в таком виде, который потребовал выделения управления в отдельную функцию, а управленцев в особый слой. Особенности примитивного производства конкретно привели к конституированию этих управленцев в форме бюрократии, то есть к особой модификации их взаимоотношений с прочими управляемыми ими социальными слоями. К особому положению управляющих в обществе, по признакам которого мы и именуем их бюрократами.
Бюрократия и государство
Любой господствующий класс управляет обществом посредством
Оно очень просто и непосредственно: бюрократия сама и является
этим аппаратом. Неконтролируемые обществом функционеры
государства суть те социальные типы, которых мы называем
бюрократами. Они не стоят вне государства и рядом с ним и не
используют его как своё орудие, подобно другим классам, а
собственно представляют его собой. Становление бюрократии есть
одновременно и становление государственного аппарата и,
следовательно, государства вообще (ибо в этом процессе общество
как раз преобразуется, приобретая политическую форму,
превращаясь
Где имеется бюрократия, обязательно имеется и государство.
Однако там, где имеется государство, совсем не обязательно
наличие бюрократии. Бюрократия всегда есть аппарат
насильственного управления обществом и, тем самым, всегда
есть государственный аппарат. Любое государство также всегда
представляет собой насильственно организованное общество,
но функционеры его далеко не обязательно бесконтрольны
и самовластны, то есть не обязательно бюрократы. Истории,
как будет видно позднее, известны эпохи, когда государственный
аппарат из господина превращался опять в слугу, если
не общества в целом, то В то же время, если речь идёт о бюрократии, то следует понимать, что сия речь, одновременно и о государстве. Становление бюрократии есть, по существу, становление особого государственного аппарата: именно тем особого, что организация этого аппарата обеспечивает бесконтрольность его функционеров со стороны управляемого ими общества.
Практические свидетельства
Фактами, подтверждающими приведённое толкование проблемы
становления первичных классов и государства, буквально
кишит вся история человечества. Куда ни ткнись, всюду
легко обнаруживается, что господствующим классом в древних
и средневековых цивилизованных обществах являлся класс
управленцев, узурпировавших общественную власть. И повсюду
эта узурпация была обусловлена тем, что данный класс
конституировался как аппарат насилия, как государственный
аппарат. Функционеры этого
Как писал один из крупнейших древнекитайских философов
В Китае вообще всегда чётко понимали и правильно излагали существо дела, поскольку тамошние мыслители не были ослеплены некоторыми предрассудками современной эпохи. Впрочем, и для сегодняшней науки часты здравые мысли и верные наблюдения типа: в Сиаме
Или:
В то же время значительное распространение среди советских учёных имеют совсем иные взгляды, опирающиеся на некоторые насильно навязанные науке, превращённые в догмы заблуждения К.Маркса и Ф.Энгельса.
1. Заблуждения советской науки
Происхождение классов и государства у Ф.Энгельса
Сразу оговорюсь, в
Это блестящее изложение почти не нуждается в поправках.
И этот другой процесс состоял, по мнению классика, в разделении
общества на богатых и бедных, развитии их антагонизмов,
эксплуатации бедных богатыми и, наконец, создании последними
органов насилия, государства для защиты своей собственности
и привилегий Во-первых, значительным перевесом в научном обороте той эпохи материалов по буржуазным обществам сравнительно со знаниями по обществам докапиталистическим, отчего имели место неправомерные обобщения буржуазной специфики в качестве общечеловеческой: ибо обобщать больше было нечего. В частности, представление о классах у классиков марксизма было сильно "капитализировано": в их определении выпячивалась роль собственности на средства производства. Понятно, что и процесс классообразования при таком подходе логично было связывать с процессом выделения собственников, который всячески и искался в истории. И, что интересно, отыскивался! Вторым истоком "другой" версии классообразования стала для Энгельса конкретная история Греции и Рима, которая в прошлом веке была изучена как раз лучше всего. А в Греции и Риме становление классов и государства действительно протекало специфически в силу ряда случайных обстоятельств. Этим казусам будет посвящён специальный раздел настоящей моей работы. Здесь же сразу отмечу, что развитие античных обществ происходило в таких условиях, которые были во многом сходны с теми, что сложились в Европе в Новое время; и закономерно, что процесс этого развития существенным образом напоминал буржуазный. Обнаружение таких фактов в истории, конечно же, способствовало "обуржуазиванию" общей теории докапиталистической формации.
Причины заблуждений советской науки
Таким образом, классики марксизма наметили два варианта
процесса первичного классообразования и становления
государства. Но первый из них (причём магистральный,
корневой) был благополучно проигнорирован официальной
советской наукой, зато второй поднят на щит.
В течение ряда десятилетий этот вариант усиленно
пропагандировался, исследовался, мировая история изучалась
именно под углом поиска подтверждающих его фактов. Правда,
успехи были невелики и связаны преимущественно лишь
со специфическим истолкованием реального материала.
Историческая действительность никак не вписывалась в схему,
отчего периодически (в периоды послаблений) возникали
бурные дискуссии, выдвигались концепции азиатского способа
производства Ларчик открывается просто. Господствовавшая в СССР бюрократия, конечно, не могла позволить учёным копаться в грязном белье своих древних предшественников, ибо при этом неизбежно была бы высвечена лучом анализа и её собственная сущность. Отчего предпринимались нужные политические действия для того, чтобы внимание исследователей не касалось запретных тем, а, напротив, сосредоточивалось на темах, выгодных власти. Второй вариант советским бюрократам приглянулся не только как отвлечение научных интересов от опасных направлений, но ещё и по собственной его сути: ведь тут бичевались не что иное, как буржуазные тенденции, институты, идеология. А буржуазия с момента своего возникновения есть злейший (ибо сильнейший) враг бюрократии. Поэтому корни заблуждений советской науки имели вовсе не интеллектуальный (умных людей было много), а чисто политический характер. Но даже в этих условиях учёные при всех неизбежных реверансах в сторону официально разрешённой концепции позволяли себе заявлять, что
Тем не менее, за долгие годы наворочано много неверных теоретических построений, которые нельзя просто так отбросить в сторону, а необходимо оспаривать аргументированно. В настоящем разделе будут затронуты лишь взгляды советской науки на происхождение классов и государства. Теоретические и практические последствия "капитализации" понятия "класс" Итак, как отмечалось, советскими учёными взята на вооружение та теория, которая изображает процесс классообразования по образу и подобию становления классов буржуазии и работников наёмного труда. Закономерно, что при этом и сам термин "класс" принимает исторически ограниченное содержание: в его определение на правах общих входят все специфические черты, характерные только для двух вышеуказанных классов. Там, где этих черт обнаружить невозможно, автоматически приходится констатировать и отсутствие классов: раз реальность не совпадает с заданным априори определением (в СССР, например, по уверениям идеологов, никаких других классов, помимо рабочих и крестьян, не было: бюрократия официальной наукой была скромно отнесена к интеллигенции, к простому слою работников умственного труда). Хотя понятно, что представление об общественных феноменах нельзя создавать на материале лишь отдельных стадиальных состояний общества: необходимо обобщение именно всего типичного для любого из обществ в любую эпоху. Понятие "класс", согласно данному в первой части определению, относится к феноменам, присущим обществу на нескольких этапах его бытия. Определение классов через признаки, характерные лишь для эпохи капитализма, очень удобно, как упоминалось, для бюрократии, ибо тут сама она выпадает из поля зрения и остаётся вне подозрений, как жена Цезаря. Так ей, конечно, приятнее и проще маскировать собственную эксплуататорскую сущность и дурачить публику болтовнёй о власти трудящихся и новом общественном строе социализме.
Но, как это ни странно, сие же весьма удобно и для буржуазии.
Последняя получает тут, Исходные концепции задают и направления научных исследований. Советские учёные, как отмечалось, искали те факты, которые подтверждали их теоретические построения: отсюда столько внимания уделялось вопросам собственности на землю и собственности вообще, проблемам становления ремесла, обмена, феномену рабства, ибо рабство как раз характерно для античности, когда древность в наибольшей мере приблизилась к буржуазному образцу; закономерно, что рабство стало рассматриваться как нечто прямо связанное с искомым направлением процесса классообразования (что правильно, как читатель увидит позднее), отчего рабовладельческие отношения стали усиленно выявляться и подниматься на щит. Буржуазная западная наука, напротив, ударилась в изучение верхушечных политических феноменов, распределительных систем, в доказательства антирыночного характера отношений людей докапиталистических обществ. В чём, разумеется, и преуспела. Сущность классов и процесса классообразования с точки зрения советской науки Классы в капиталистическом обществе различаются прежде всего по их отношению к средствам производства. Почему именно так, будет рассмотрено чуть ниже и в части, посвящённой исследованию собственно буржуазного строя. Капиталист и наёмный работник суть два полюса в отношении собственности на средства производства: капиталист монополизирует эту собственность, а наёмный работник, соответственно, остаётся наедине лишь со своими руками и аппетитом, отчего и вынужден отдаваться в наём. Точно так же, как уже известно, два полюса составляли в предшествующую эпоху бюрократ и земледелец (и вообще производитель), но только их отношения крутились не вокруг собственности на средства производства, а вокруг власти. Одни монополизировали функцию общественного управления, а другие оставались на положении чисто управляемых, обязанных бюрократам трудовыми повинностями и натуральным оброком. Но для советских учёных водораздел пролегает через отношения собственности на средства производства. Конституирующим признаком классов считаются именно эти отношения. И поскольку основным средством производства в древности была земля, то все силы советской науки были брошены на исследование становления собственности на землю и на доказательство того, что таковая действительно имела место быть. Что весьма затруднительно, особенно, если понятие "собственность" использовать в строгом смысле, как того требуют правила любой науки.
Соответственно, процесс классообразования представляется
советской научной школой как процесс вызревания монопольной
собственности на землю со стороны "феодалов". Обратите
внимание, что очень характерен даже сам термин "феодализм":
феодал это владелец феода, земельного участка, а вовсе
не член
Монополизация собственности на средства производства
в классическом (то есть нормальном для данной концепции) виде
должна протекать как экономический процесс. То есть так,
как она протекает при становлении капиталистических отношений,
взятых за образец. В последнем случае ход событий таков, что
сначала происходит отраслевое разделение труда, на базе
которого развивается обмен между отраслями, рынок и
обслуживающее его товарное производство, в рамках
функционирования которого одни производители разоряются (не
выдерживая конкуренции), а другие богатеют и сосредоточивают
постепенно в своих руках все основные богатства и средства
производства. Конкретные процессы, конечно, несколько
сложнее, о чём пойдёт речь в своём месте, но теоретическая
суть именно такова. Аналогично изображается и процесс
классообразования в древности. Отсюда огромное внимание
процессам разделения труда, становления обмена, накопления
богатств Рисуемый ход событий предполагает, что имущественное расслоение в древности было естественным экономическим процессом разорения одних и обогащения других. Такие процессы могут протекать лишь в условиях развитого обмена и рыночного производства. Именно об этом и толкует Ф.Энгельс: во второй его версии первобытная социальность гибнет оттого, что в
Эти положения Ф.Энгельса и ныне остаются сутью марксистского учения о классообразовании, в основе которого лежали процессы (обмен, имущественное неравенство, эксплуатация), вызванные прогрессом производительных сил и развитием общественного разделения труда.
Сущность и происхождение государства в советской науке
Вопрос о государстве советскими учёными также решался по образцу
и подобию капиталистических реалий. Государство рассматривалось
как аппарат насилия, стоящий вне господствующего класса,
возникающий не одновременно с ним, а именно как следствие уже
сложившегося классового антагонизма. Дескать, классу
эксплуататоров в определённый момент потребовалось закрепить
своё положение насильственно, защитить награбленную
собственность Чтобы не быть голословным, приведу цитату:
2. "Разбор полётов" или: что в действительности имело место Понятие господствующего типа производства Итак, для реализации буржуазного процесса классообразования необходимы разделение труда, обмен и товарное производство. Все эти три феномена в той или иной степени в древности присутствовали. Но достаточно ли только обнаружить их наличие, чтобы сделать заключение о товарном характере общественного производства данной эпохи? Понятно, что нет: важно не простое присутствие, а именно господствующее положение данного типа производства.
Но что это значит господствующее положение? Как
определить, какой именно тип господствует? По рентабельности,
прогрессивности, высшей производительности труда? Отнюдь.
Ещё раз напомню об испытанном методологическом правиле: всё
должно рассматриваться с точки зрения целого. Господство
Господствующий тип производства и определяет собой характер общественного производства эпохи. Теории интересно именно общее лицо древнего производства, а не те или иные родимые пятна или прыщи на его носу. Социальная природа большинства в древности Если взять общество в целом, то его лицо (в смысле устройства общественных порядков), как отмечалось, определяется характером господствующего класса. Господство это достигается силой, о факторах которой я писал выше, в частности, отмечая, что сильнее вовсе не обязательно тот, кто численно преобладает.
В то же время господство определённого типа производства
означает именно его количественный перевес: этот сектор должен
определять существование большинства членов конкретного
общества. Ведь определять жизнь большинства и означает
не что иное, как определять социальную структуру общества.
Его социальное лицо (в смысле принадлежности, характера
большинства его членов) всегда лицо основной массы
населения. Повторяю, речь здесь идёт не о порядке распределения
материальных благ, не о лице общественной системы,
опирающейся на силу господствующего класса, а именно
о преобладающей социальной физиономии. Общество в конечном
счёте есть сумма индивидов, и его лицо всегда перекошено
в сторону внешности большинства. Простой своей массой
эти индивиды создают тот фон, на котором и разворачивается
борьба за тот или иной порядок распределения. Например,
победа бюрократов в древности была обеспечена тем, что
социальный фон составляли разрозненные экономически и
политически Так вот, если подойти к определению характера общественного производства с точки зрения характера большинства производителей (и вообще связанного с обслуживанием конкретного производства населения), то для древности типично преобладание земледельцев, ведших примитивное натуральное хозяйство. Об этом свидетельствуют самые разнообразные источники; сошлюсь здесь лишь на археологические данные: на долю ремесленников (кузнецов), например, приходится только от одного до пяти процентов погребений раннеклассовой эпохи. Даже
Ясно, что социальный фон в данном обществе создавали вовсе не последние. Впрочем, даже если бы ремесленники и преобладали численно, это ещё отнюдь не означало бы господства товарного производства. Характер и происхождение ремесла Ибо само ремесло в древности в решающей степени вовсе ещё не было товаропроизводящим. Ремесленные продукты производились и обменивались вовсе не как товары. Что обусловливалось узостью первоначального рынка.
Но межобщинный обмен обычно осуществлялся не индивидуально, а как общественное дело, организованно, под руководством вождей, которые и снимали с этого процесса все пенки.
Узость внутреннего рынка вела,
Одним ремеслом прокормиться было нельзя. Во-вторых, из-за отсутствия рынка ремесленники работали прежде всего на заказ.
"Позже" это очень мягко сказано, ибо даже цеховое
ремесло средневековой Европы сплошь было ориентировано
на заказчиков, а вовсе не на продажу. Но работа на заказ
предполагает не рыночный, а конкретный контакт с клиентом,
потребителем ремесленной продукции. Связи ремесленников
с заказчиками были намного теснее, чем требуется при
нормальном товарном производстве, где Более того, в своей массе продукты первоначального ремесла были вообще исключены из экономической жизни. Ремесленники обслуживали преимущественно не потребности масс земледельцев, а непроизводительные потребности знати.
Потребительский рынок формировался, тем самым, вовсе
не с той стороны, которая бы могла преобразовать
производство, развить не просто разделение труда, но
и обмен между отраслями. Основными потребителями
продукции ремесленников были бюрократы. Продуктообмен
между отраслями производства осуществлялся через их,
бюрократов, посредство, а не сам по себе. Крестьяне же
обслуживали свои потребности в орудиях
Соответственно, ремесло развивалось и существовало вовсе
не как промышленная отрасль, а как производство предметов
роскоши, оружия
Характер обмена
Понятно, что и обмен в древности осуществлялся вовсе не
в рамках внутреннего рынка. Он носил преимущественно
пограничный, межплеменной и межобщинный характер. Но
тем самым, Во-вторых, такой обмен, естественно, никак не касался собственных взаимоотношений общинников, не разъедал этих взаимоотношений в буржуазном духе, то есть не противопоставлял общинников как покупателей и продавцов на рынке. Такое противопоставление требует разрыва всех прочих связей агентов рынка, полной их взаимной свободы друг относительно друга. Ни на что подобное первобытный обмен не замахивался. Внутрь общин рыночные отношения не проникали и сопутствующих процессов не порождали. Более того, даже сам пограничный обмен в значительной мере также не был экономически важным. В большинстве регионов массы населения в своём жизнеобеспечении полагались на самих себя. Лишь отдельные этносы и общины специализировались на побочных видах производства, ставя своё бытие в зависимость от успехов обмена с теми, кто производил пищу. Понятно, что к этому толкала чаще всего нужда, неспособность прокормиться самостоятельно в неблагоприятных природных условиях. В основном же, с точки зрения экономики обмен был поверхностным и носил зачастую лишь престижный характер.
Причём уже не в качестве первобытного дарообмена между
сородичами, свойственниками
Престижный характер обмена прямо свидетельствует о том, что его субъектами являлись не простые общинники, а прежде всего знать. Например, в центральноамериканских вождествах
И даже уже в эпоху древних государств месопотамские купцы
Как слой ремесленников специализировался на обслуживании этого контингента, специфического внутреннего рынка, так и купечество формировалось на той же почве, только уже для обслуживания рынка внешнего. Характер производства в древности Таким образом, как ремесло, так и обмен в древности функционировали за пределами основного экономического пространства. То есть они были связаны вовсе не с жизнеобеспечением людей. А я уже писал выше, что теории интересна лишь жизнеобеспечивающая сфера, которая определяет характер общества. Производство основных материальных благ в рассматриваемую эпоху происходило в рамках множества мелких натуральных, а вовсе не товаропроизводящих хозяйств.
Даже сам К.Маркс, как авторитет для советской науки,
неоднократно отмечал это. Например, в "Экономических
рукописях
То же признают и советские учёные:
Собственно, то, что в раннюю эпоху господствующим было вовсе не товарное производство, легко определить по последствиям. Товарное производство требует развитых отношений собственности, экономического характера эксплуатации, свободы агентов рынка, то есть экономических и политических свобод, а следовательно, господства буржуазии. Ничего подобного в древности, конечно, не было (за частичным исключением для Греции и Рима). Там, где господствует товарное производство, всё, в том числе и земля как предмет нашего внимания, продаётся и покупается. Для древности, тем более, для традиционных обществ, это совершенно не характерно. Земля здесь есть нечто принципиально неотчуждаемое, принадлежащее предкам, общине в целом. Таким образом, нетрудно заключить (и вряд ли можно оспорить такое заключение), что слухи о товарном характере производства в древности являются, выражаясь словами Марка Твена, сильно преувеличенными. Впрочем, даже если бы они были верны, это ещё не означало бы, что процесс классообразования тут развивался по буржуазной схеме. Предпосылки экономической эксплуатации Товарное производство и рынок способствуют расщеплению общества на имущих и неимущих. Но сами по себе не обусловливают зависимости вторых от первых. Не порождают отношений эксплуатации. Можно отметить, конечно, что богатые создают государство, чтобы защищать богатства от бедных. Но защита имущества не есть способ эксплуатации. Защита имущества не имеет никакого отношения к организации производства и распределения материальных благ, которая нас и должна прежде всего интересовать. Ну, допустим, общество раскололось на богатых и бедных. Что дальше? Как первым эксплуатировать вторых? Как принуждать к труду на себя? Политическими методами, насилием? Но коли так, то зачем было огород городить: в чём смысл всего предшествующего процесса? Насилие может осуществляться и само по себе, опорой его является вовсе не богатство, и направлено оно может быть не обязательно только на бедных. Анализируемая концепция классообразования логически необходима лишь при объяснении происхождения экономического принуждения. Причём речь должна идти уже не об абстрактных богатых и бедных, а о конкретном разделении общества на собственников средств производства и отлучённых от этой собственности тружеников. Лишь монополизация данных средств капиталистами в противовес пролетариям создаёт экономическую зависимость последних от первых. И не случайно советские учёные толкуют вовсе не о рынке как таковом, и не просто о богатых и неимущих, а именно о монополизации "феодалами" собственности на землю. Советские учёные стараются выдержать логику концепции. Но, разумеется, получается это у них плохо. Ибо капиталистическую эксплуатацию определяет опять же не только монополизация средств производства, но и сам их характер. Обладание далеко не всякими средствами производства позволяет экономически принуждать неимущих к труду на себя. Тайна капиталистической эксплуатации кроется в природе именно промышленных орудий. На определённом этапе своего развития средства производства становятся коллективными по использованию. Специализация отдельных орудий и связанных с ними производителей ведёт к тому, что процесс производства расщепляется на многие мелкие отдельные операции, которые с точки зрения конечного продукта приобретают частичный характер. Столь же частичным, несамостоятельным, включённым в общий процесс кооперированного труда становится и работник. Его конкретные навыки, умения обессмысливаются вне этого процесса. Чтобы они приобрели ценность, работнику необходимо соединиться со своим частичным орудием. А оно находится в собственности капиталиста. Ни сделать самому, ни купить данное орудие, а точнее весь орудийный комплекс, фабрику (ибо само по себе отдельное орудие бесполезно), неимущий, конечно, не в состоянии. Он может, правда, ещё попробовать на кустарном уровне, подручными средствами самостоятельно произвести конечный продукт и попытаться реализовать его на рынке, но конкуренция со стороны более дешёвой и качественной продукции фабричного производства быстро его образумит. Работнику не остаётся никакого иного выхода, кроме как продать свой навык, свою рабочую силу собственнику средств производства.
Таким образом, суть буржуазного классообразования заключается
не только и не столько в становлении собственности на средства
производства, сколько в развитии особого характера этих
средств производства, который подчиняет производителей
процессу производства и, соответственно, воле тех, кто
является собственником средств производства. Нужна
специализация в самом производстве конечного продукта,
основанная на специализации орудий и порождающая зависимое,
частичное бытие работников. Лишь тогда хозяин процесса
производства оказывается господином над ними. Без
Характер эксплуатации в древности В первобытности производственные орудия были, разумеется, ещё совершенно примитивными и предназначеными лишь для индивидуального труда. Конечный продукт производился силами одного работника, специализация труда находилась в зачаточном состоянии и никак не создавала зависимости тружеников от хозяев средств труда. Поэтому и не могло быть никакого экономического принуждения. И не было, соответственно, большого стимула к монополизации средств производства раз по уровню своего развития последние ещё не могли служить эффективным рычагом социального воздействия, инструментом закабаления одних другими. Не удивительно, что в такой ситуации институт собственности на них пребывал на периферии общественного внимания: люди вполне удовлетворялись его неразвитыми, расплывчатыми формами. Повторяю: осознаётся и чётко оформляется прежде всего то, что существенно для жизни людей. Выражаясь философским языком, в целом прописаны и жёстко регулируются лишь те правила, тот порядок взаимодействий, то отношений частей, которые определяют его бесперебойное функционирование. В обществе роль такого расписания выполняет право (или традиция), опирающееся, естественно, на некую силу, принуждающую к соблюдению предписанных норм поведения и выбраковывающую недоброкачественные ячейки; ту же роль в организмах играет, как известно, иммунная система, уничтожающая больные клетки с вредными свойствами. Нейтральные же взаимоотношения частей жёстко не регулируются, ибо жизни целого они не угрожают. Пока отношения по поводу средств производства не стали жизненно важными для функционирования общества (что, как отмечалось, произошло лишь с повышением значения самих средств производства в силу изменения их характера), правовая регламентация данных отношений осуществлялась небрежно и нечётко. В особо интересном положении при этом оказывалась земля. Я не буду здесь долго останавливаться на сложностях её отчуждения в докапиталистических обществах вообще: факт, что объектом собственности она стала лишь в последнюю очередь и только под давлением уже сформировавшихся подлинно рыночных отношений, в раннебуржуазную эпоху. Но земля и сама по себе не может выступать в роли экономического "принудителя" (в роли такого "принудителя" может выступать лишь нехватка земли при её монополизации отдельными лицами), ибо она является лишь предметом труда, своего рода сырьём, а не орудиями, развитие которых и определяет процесс специализации производства и превращения прежнего самостоятельного работника в исполнителя частичной функции. Не случайно и развитие капиталистических отношений происходило прежде всего в промышленности, лишь затем при наличии сложившегося рынка перекидываясь и в сельское хозяйство, в деревню.
До той поры, пока не созрели материальные предпосылки
экономического принуждения, оно не могло прочно угнездиться
и стать господствующей формой. Эксплуатация во всех древних
обществах, как известно, опиралась на непосредственное
насилие. Земледелец тут не был подчинён процессу производства
как его частичная функция, а сам всегда был его полным
хозяином.
Исключения из правил
Следует оговориться, что кое-где в истории наблюдалось
преобладание товарного производства, существенное развитие
рыночных отношений (например, в классических Греции и Риме).
Но данное товарное производство имело в своём основании
всё те же
С другой стороны, встречались и народы, целиком
специализировавшиеся на торговле (например, финикийцы
или венецианцы), с соответствующим образом жизни,
политической системой О роли богатства в генезисе классов и государства Прежде всего уточню, о каком богатстве идёт речь. Этот термин советские учёные сплошь и рядом употребляют в качестве синонима вышеописанной собственности на средства производства. Я же называю им попросту накопленные в большом количестве различные ценности, признаваемые обществом за таковые (например, деньги), потребительские блага, в том числе даже людей, находящихся в собственнической зависимости от богатея. Такие накопления в истории имели место и в ряде нехарактерных случаев выступали важными факторами формирования слоя управленцев. Выше я писал о значении богатства как инструмента повышения социального статуса при выдвижении лидеров. И позднее богатство давало возможность богатеям расширять слой зависимых от них людей и, опираясь на них, более успешно бороться за влияние и доступ к общественным должностям. Богатство, конечно, было авторитетным в тех редких социумах, где стечением обстоятельств формирование других авторитетов (административного и военного) отставало от процесса имущественного расслоения общинников. Но в подавляющем большинстве случаев дело обстояло как раз зеркально противоположным образом: источником материального благосостояния, обогащения было исполнение общественных функций управления. Не богатство давало власть и право на неё, а сама по себе власть, достающаяся по традиции или по праву сильного (политически), обеспечивала возможности расширенного доступа к общественному достоянию.
Более того, даже и при условии влияния фактора богатства
на генезис власти суть процесса не менялась. Происхождение
управленцев оказывалось тут специфически окрашенным, но их
природа оставалась прежней, отношение к государству
являлось нормально бюрократическим. Богатеи не сохранялись
вне аппарата как самостоятельная и господствующая сила,
контролирующая чиновников, а как раз сами превращались в
аппаратчиков, вливались в ряды функционеров управления,
изменяя своё политэкономическое существо. Ибо богатство в
данную эпоху само по себе было ничем, а политическая власть
всем. Нигде в древности и средневековье богатые не
господствовали, везде их давил и обдирал, как липку, класс
бюрократии (совершенно не помнящий своего родства, если
таковое действительно То есть я подчёркиваю тот факт, что каким бы ни был конкретный процесс первичного классообразования, он состоял не в том, что общество делилось на богатых и бедных и эти богатые в дальнейшем устойчиво существовали как особый класс, создавая вне себя государство для подавления бедных. Нет, богатство (там, где оно имело значение) было лишь промежуточной станцией для пересадки совсем в другой поезд. Богатые не сохранялись как особый класс, а использовали своё богатство для овладения общественной властью, для превращения в класс бюрократии со всеми его особенностями.
Советские же учёные, во-первых, приписывают богатству
ведущую классообразующую роль. У них именно имущие правят
бал в раннем обществе, причём именно потому, что они
имущие.
Как установлено, экономически (то есть посредством
3. Вопрос о государстве Государство без классов? Аналогично, становление государства не было "актом недоброй воли" сложившегося автономно и предварительно класса собственников, а являлось процессом становления иного господствующего класса бюрократии. Кстати, известный медиевист (то есть специалист по западноевропейскому средневековью) А.И.Неусыхин выдвигал одно время концепцию доклассового существования неких протогосударственных образований, предполагавшую возможность такой ситуации, когда отделённая от народа власть уже существует, насилие налицо, но разделение социальных слоёв в обществе не носит имущественного характера (в смысле отношения к основному средству производства земле), а следовательно (по логике вышерассмотренной классовой теории), данное общество ещё не является классовым. То есть в противоположность классическому марксистскому взгляду на соотношение государства и классов, согласно которому первое появляется вслед за вторыми как созданное эксплуататорами и богатеями для охраны своих интересов, тут предполагалось, что государство появилось прежде классов. Медиевистов всегда интересовала
Эта задача алогична с точки зрения вышеуказанной теории.
Концепция А.И.Неусыхина пытается примирить данную теорию
с реальными историческими фактами путём пересмотра
теории, но пересмотра совсем не в ту сторону, в какую
следовало бы. Раз государство было налицо, а классов (в
общепризнанном понимании) не обнаруживалось, то предлагается
считать, что государство может существовать и в бесклассовом
обществе. Такая шпионская ситуация, понимаете ли, что
аппарат принуждения есть, обществу он явно враждебен,
а на кого работает неизвестно. Вроде бы как вхолостую
обирает бедных крестьян, заставляя их платить налоги,
оброки и прочие подати. Проблема же решается
просто пересмотром самого ложного представления
о происхождении и природе классов. Налоги и дани
в ранней Европе, конечно, собирались не просто так,
а в пользу государства, которое вовсе не было Признаки государства Вслед за Ф.Энгельсом советские учёные выделяют три признака государства. Это:
Это положение, на мой взгляд, неверно, причиной чему является отсутствие методологического подхода к определению государства. Как правильно определить феномен, являющийся частью целого? Как неоднократно повторялось через его отношение к целому, функционально. Государство как социальный институт необходимо определять по его месту в обществе. И это надо постоянно и отчётливо иметь в виду. Иначе через подсознание, через подкорку в определение постоянно будут проникать интонации, связанные с пониманием государства как вещи, в его внешней определённости как некоего особого политического образования, противостоящего в своей обособленности иным подобным же государствам (как Англия Франции). Функционально (относительно социума, чьим институтом оно является) государство есть аппарат насильственного управления обществом. Становление этого аппарата и есть становление государства. Такое становление, понятно, происходит в два этапа: как выделение управления вообще и как обособление управленцев от общества в стоящую над ним силу. Признаком окончательного формирования государства является именно наличие такого обособленного аппарата насильственного управления. Не просто насилия, а именно управления. И не просто управления, а именно насильственного. Советская же наука в дополнение к этому методологически верному критерию предлагает ещё и те или иные описания того, как государство взаимодействует с обществом, как организует управление. Это уже чисто описательный подход к определению, который оправдан лишь на первичном этапе, пока не установлена сущность объекта. Установить же сущность в данном случае, повторяю, значит выявить функциональное предназначение института в обществе, части в целом.
Все дополнительные описания в определении излишни, должны
быть в нём сняты, обобщены, то есть должны логически
выводиться из него. Для осуществления той или иной функции
часть всегда вступает в некоторые обязательные
отношения (которые легко вычислить) с другими частями
и всегда
Отношение сбора налогов к государству
Поскольку государство есть специализированный аппарат
насильственного управления обществом, то,
Истории известны поборы и иного типа. Яркий пример
система чистого данничества. Монгольские ханы собирали
ясак с московских князей как откупные, практически не
вмешиваясь в управленческие дела Руси и не помогая ей
в отражении нашествий тевтонов, шведов или литовцев с
поляками. В данном случае, понятно, не возникало и единое
государство. Но нередки были и такие случаи, когда
завоеватели, вынужденные отстаивать своё право на
ограбление конкретного этноса от посягательств других
подобных агрессоров, объективно брали на себя функцию
защиты завоёванных, а также отчасти и функцию
Таким образом, именно исполнение общественно полезных управленческих функций превращает грабителей в государственных служащих, а взимаемые в их пользу поборы в налог. Для государства существенна в первую очередь его регулирующая, управленческая роль. Только в этом случае простые насильники становятся бюрократией, необходимой частью данного социума. Существование поборов в качестве налогов есть отражение этого факта. В то же время было время, когда управление социумом носило ещё не насильственный характер, когда слой управленцев уже выделился в особый отряд профессионалов, но ещё не превратился в господ, не оформился как властная структура. В таких случаях сборы ресурсов на общественные нужды, конечно, чаще всего носили характер разовых акций. Хотя профессиональное исполнение функций управления уже и тут требовало постоянного содержания управленцев за счёт труда общинников. Как обозначить это обложение соплеменников? Я считаю, что здесь также имелось в зародыше не что иное, как налог. То есть появление налога вовсе не связано собственно с государством, с насильственной формой управления, но лишь со специализацией управления вообще. Надеюсь, что настанут и такие времена, когда антагонизм классов отомрёт и социальное насилие исчезнет как фактор, обеспечивающий внутреннюю организацию функционирования общества. Однако функции управления при этом не отомрут и часть общественных ресурсов всё так же будет поступать на обеспечение этих функций (и в целом на общественные нужды). Следовательно, налог как таковой вовсе не есть признак государства как специфической формы управления, а есть институт любого вообще управляемого социума. Сравнительные особенности налогов в древности и сегодня Теперь полезно отметить и некоторые специфические черты налогов в разные эпохи. Государство, то есть насильственный управленческий аппарат во всяком обществе выполняет функцию регулирования общественной жизни и с этой целью отчуждает у управляемого населения часть ежегодно производимого продукта, которая идёт на покрытие общественных нужд, в том числе на содержание самого аппарата управления, государственных служб и структур.
В то же время в большинстве современных государств
(как политических образований) господствует буржуазия,
которая, сама являясь объектом сбора налогов, напрямую
заинтересована в его объективности и рациональности (не
в том смысле, что буржуа готовы сами платить столько,
сколько нужно основную тяжесть платежей они,
конечно, стараются переложить на плечи населения вообще,
но в том, что они внимательно следят, чтобы
госчиновники не получили больше, чем необходимо для
эффективного исполнения ими их функций). Капитал держит
государственное чиновничество на коротком поводке
(посредством демократических порядков и с опорой на
свою реальную мощь), не давая ему своевольничать,
злоупотреблять властью, монополизировать её. То есть
не позволяя чиновникам превратиться в бюрократию. Поэтому
понятие "налог" сегодня (при обобщении имеющейся практики,
хотя, конечно, не российской: ведь в России пока
господствует вовсе не буржуазия) в общественном сознании
связывается именно В то же время во всю предшествовавшую классовую эпоху господствовала бюрократия, которая, пользуясь бесконтрольной властью, облагала податное население на полную катушку, сообразуясь вовсе не с общественными потребностями, а с собственным аппетитом, пределы которому ставило лишь сопротивление доводимых до отчаяния масс. То есть обложение населения было прежде всего эксплуататорским, а лишь затем в меньшей части оправдывалось общественной необходимостью. Встаёт проблема: можно ли считать налогом ту часть обложения, которая носит явный эксплуататорский характер, является простыми поборами, грабежом? Я полагаю, что нет нужды терминологически различать данные налоги на оправданную и неоправданную часть: достаточно лишь понимать, что буржуазный и бюрократический сборы налогов отличаются друг от друга в вышеуказанном смысле.
Характер организации управления массами
Обратимся теперь к проблеме организации управленческого
процесса. Очевидно, что этот процесс должен быть В реальной практике, особенно при становлении древнейших государств, нередко наследовались традиционные формы организации общественных структур. Как я уже многократно писал, новое вино наполняло старые мехи. На радость всем окрестным алкоголикам. Это много позднее всевозможные политические катаклизмы, войны и завоевания, переселения и перевороты привели к тому, что население ойкумены сильно перемешалось и утратило прежние связи. Свою роль сыграли и владыки, пришедшие к власти неестественным путём (например, военные вожди), которые, конечно, были заинтересованы в разрушении старых форм организации общества. Кстати, такие процессы были часты именно в Европе, раньше всех прочих регионов ставшей объектом исследований и материалом обобщений. Что и отразилось на концепциях европейских теоретиков XIX века. Но что простительно было сказать Ф.Энгельсу сто лет назад, то уже нельзя повторять сегодняшним учёным.
Вспомним упоминавшуюся выше систему
Тут очевиден, ко всему прочему, рецидив "традиционного"
представления о классах: учёным недостаточно разделения
на господ и эксплуатируемых. А раз нет классов, то нет,
вестимо, и государства. С другой стороны, автора
цитаты (Л.Е.Куббеля) не устраивает и клановая узурпация
власти и статуса. Ему хочется Кстати, в другом случае об изолированных народах горных местностей сообщается, что внутри них
Первичное становление государств в качестве образований, структурированных вовсе не территориально, а, скорее, этнически, является фактом. Другое дело, что никакое государство не может существовать экстерриториально. И даже более того в кочевом обществе. В последнем случае бытие социума возможно, но не более, ибо становление государственности требует оседлости. По крайней мере для собственно управленцев. Иначе осуществление управленческих функций сильно затрудняется (да в них и нет большой потребности при кочевом образе жизни и распылённости населения). А там, где нет развитого общественного управления как важнейшей функции, цементирующей социум, там нет и социума как политического образования, нет, следовательно, возможности для обособления управленцев, нет в конечном счёте государства. Наличие территории и оседлости для государства обязательно. Надо только помнить, что определённость данных контролируемых тем или иным отрядом бюрократии территорий в первоначальный период была ещё весьма расплывчатой;
Таким образом, единственным решающим признаком государства является наличие аппарата насильственного управления обществом и, естественно, самого факта такого управления. При их наличии всё остальное и сбор налогов, и управляемое население с территорией обитания должно присутствовать автоматически. 4. Вопрос о собственности Мотив Теперь остаётся ещё осветить вопрос о происхождении, роли и характере собственности в рассматриваемую эпоху. Если честно, я не горю желанием забивать голову себе и читателю этими проблемами, ибо считаю их несущественными для теории общества добуржуазного этапа. Но куда денешься от того факта, что в здании советской науки идея собственности является краеугольным камнем? Цитирую:
Я и сам когда-то набил немало шишек, отвешивая поклоны
этому идолу, пока не понял наконец, что
Уточнение терминологии
Понятием "собственность" называют обычно два разных феномена.
Итак, прежде всего полезно подытожить вышеизложенное применительно к данной проблеме. Общий вывод здесь таков, что ни происхождение "собственности", ни характер права собственности, ни роль того и другого в рассматриваемую эпоху не были буржуазными по типу.
Характер процесса накопления
Общеизвестно и общепризнано, что основными и единственными
законными богатеями в древности были вожди. Богатства их
складывались из всевозможных податей, даней, подношений,
монополизации распоряжения общественными ресурсами
Здесь видно, что реальное формирование "частной
собственности" учёные связывают прежде всего
с формированием особого отношения к продукции общины
со стороны вождей, а вовсе не с товарным производством,
рынком
В то же время в ходе военных набегов на соседей
состояния могли сколачивать и посторонние традиционной
власти лица. Как отмечалось, такая частная инициатива
была возможна там, где традиционная власть к нужному
времени оказывалась слаба. Рано или поздно военные
предводители и их соратники становились в данных
обществах собственно представителями власти, главными
источниками То же самое происходило и в отношении земли: её сосредоточивали в своих руках посредством узурпации распоряжения общинными угодьями или простыми завоеваниями. В обоих случаях дело сводилось, впрочем, к присвоению не столько земель, сколько прав на продукты труда обитавших на данных территориях земледельцев. Накапливались не земли как средства производства, а территории с податным или данническим населением. Таким образом, основанием всех накоплений были политические факторы, в конечном счёте сила. Власть давала богатство, а не богатство власть.
Характер эксплуатации
Она была следствием не монополизации земли (тем более иных средств производства), а прямого насилия. В лучшем случае внешне дело обставлялось так, будто подати были платой за исполнение функций управления, но с того момента, как эта плата выходила за пределы разумной необходимости и начинала обеспечиваться силой аппарата, она фактически превращалась в принудительный акт. При прямом завоевании насильственная природа отчуждения дани обнаруживалась ещё более наглядно. В основе этого, как отмечалось, лежал примитивный характер орудий и производства данной эпохи, а также и характер самой земли как предмета труда, не способного подчинить труженика процессу производства, отчего подчинение его осуществлялось неэкономическими методами. То есть роль средств производства и собственности на них в организации отношений социальных групп в ту эпоху была такова, что "никакова". Происхождение собственности В то же время собственность как некоторое отношение людей к вещам и "собственность" как накопления в рассматриваемый период, разумеется, имелись. О происхождении и роли накоплений в социальной жизни уже рассказывалось. Теперь стоит остановиться слегка и на происхождении и характере права собственности. Некоторое обособленное (групповое, семейное и индивидуальное) отношение людей к вещам, состоящее в преимущественном праве потребления, пользования (что есть протяжённое во времени потребление), владения (что есть отложенное право пользования) или распоряжения (что есть неограниченное ничем и никем право владения) этими вещами сложилось как следствие постепенной индивидуализации хозяйственной жизни. Правом собственности в буржуазном смысле называется лишь последний комплекс прав, то есть распоряжение. В предшествующие эпохи имелись все виды отношений к вещам, но только касались они разных объектов. Причём тенденция развития была направлена, разумеется, от наиболее простых к наиболее сложным, то есть полным в правовом смысле формам.
Советские учёные большое внимание уделяют изучению
вызревания данных прав собственности, становления
института наследования
В целом, легко согласиться с тем, что всегда, в любую
эпоху существовали некоторые отношения людей к вещам
и по поводу вещей, имевшие самые различные формы. Но
действительно развитые формы эти отношения приняли лишь
тогда, когда они стали социально значимыми, то есть
когда сами их объекты (вещи в виде средств производства)
превратились в органы общества, определяющие его
функционирование и устройство. Только тут наконец,
отдавая должное возросшему значению данных вещей как
факторов социальной борьбы, люди всерьёз озаботились
чёткой регламентацией Во всю докапиталистическую эпоху, напротив, в большинстве случаев доминировали не имущественные, а непосредственные социальные отношения людей те же родственные, родовые, политические связи. Собственнические отношения пребывали ещё на периферии общественной жизни и внимания законодателей, не являлись важным социальным фактором и не приобретали развитой, то есть строго определённой формы. Строго определёнными были именно указанные непосредственные отношения: детально регламентировались взаимные права и обязанности представителей различных рангов, сословий, каст, в том числе и в вопросах потребления вещей и пользования ими.
Объекты собственности
Итак, становление зачатков собственнических отношений
связано с индивидуализацией хозяйственной деятельности
и, тем самым, с индивидуализацией распределения условий
и продуктов труда. Последние и являлись во все времена
основными объектами собственности. Условия труда суть
то, что дано от природы, например, та же земля;
продуктом труда является то, что подготовлено
Объекты собственнических отношений различаются
и иным образом: например, как средства
производительного и непосредственного потребления,
то есть как орудия труда и пища, одежда Субъекты собственности Таким образом, характер собственности, то есть объём собственнических прав различался в зависимости от характера объекта собственности. Но в этом правовом отношении, как понятно, присутствовали не только объекты, но и субъекты, которые также сильно различались по своей природе.
Первое различие пролегало по линиям группового
и индивидуального отношения. Понятно, что со
временем собственнические отношения всё больше
индивидуализировались и в этом, собственно, и
состояло первоначальное вызревание прав пользования
и владения как общественных институтов, регулирующих
взаимоотношения членов общества по поводу вещей.
До того имелась лишь так называемая "коллективная
собственность", которая, однако, совершенно не походила
на то, что сегодня скрывается под этим термином.
Данная древняя собственность была не внутренним
правовым институтом, Кроме того, субъекты собственности различались по своему социальному положению, по способам потребления вещей. Это было существенным в первую очередь в ходе становления отношений по поводу средств производства. При этом, поскольку первоначально собственность сводилась к потреблению и пользованию, понятно, что такое отношение к средствам производства формировалось лишь у производителей. Отношение управленцев к управляемой территории носило несколько иной по содержанию характер и вряд ли может быть названо собственническим. Более того, как я уже отмечал выше, отношения вождей к своему имуществу становились частными по форме в самую последнюю очередь. Потому как сами управленцы вовсе не были и не могли стать в данной общественной системе частными лицами. Характер "собственности" В добуржуазный период отношение бюрократов к контролируемой территории было не отношением к земле как таковой, а в гораздо большей степени отношением к населяющему данную территорию контингенту тружеников, плательщиков налогов. Позднее, со становлением частной собственности на землю, стало яснее, что государственное (суверенитетное) и частное (собственническое) отношение к земле это разные вещи. При капитализме частный собственник может распоряжаться землёй и прочей недвижимостью, как хочет, но тем не менее платит за неё налоги государству, на чьей территории данное имущество, участок земли расположены, независимо даже от того, является ли данный частный собственник гражданином данного государства или нет.
А вот у бюрократов отношение к земле было именно
государственным, а вовсе не собственническим. То есть
оно было отношением, рассматривающим землю исключительно
как территорию, население которой управляется данной
бюрократией и обязано налогами, повинностями
Если же вести речь о собственности как буржуазном праве
распоряжения землёй, то в таком виде она вообще не
выделялась в древнюю эпоху. Аналогично тому, как
в классическом роде не выделялось подлинное родство,
что отражало несущественность этого института для
функционирования данного общества. Только родство есть
само по себе биологический институт и объективно оно
существовало всегда, не являясь лишь социальным
феноменом, не существуя для социума и социального
сознания. А частная собственность, будучи чисто
общественным отношением, не существовала и вообще, пока
не сложилась необходимая для этого общественная
практика (рынок Если бы институт собственности лежал в основании общества, то мы, понятно, наблюдали бы в древности весьма развитое собственническое право. На деле же тут и в особенности, в отношении земли полный туман. Если пища, ремесленные изделия и иные продукты труда со временем стали объектами индивидуального или семейного наследования, распоряжения, то земля вплоть даже до ранней буржуазной эпохи как частная собственность не принадлежала никому: на неё всегда претендовали несколько субъектов со взаимным ограничением прав.
Суверенами территории всегда были те или иные
Первобытное отношение людей к вещам вообще было сильно мистифицировано. Первоначально связь человека с его имуществом представлялась настолько прочной, что после его смерти оно уничтожалось. Потом этот порядок постепенно сменился переходом самых ценных вещей в пользование ближайших потомков. Сходным было и отношение к земле. Атмосфере рода (как классического, так и родственного) представление о собственности на землю и в особенности о её отчуждении было абсолютно чуждо. Это способствовало развитию конкретного наследования. Но лишь в рамках пользования, а не распоряжения. Земля принадлежала предкам, духам, и предложение продать её могло бы вызвать у её хозяев лишь недоумение. Вообще, в тот синкретический период, когда многие общественные институты, позднее занявшие отдельное положение, существовали ещё слитно, собственническое отношение к земле также было неотрывным от суверенитетного. Эти два подхода сливались в один, внутренне противореча друг другу по своему содержанию. Собственность это право распоряжения, право отчуждения, продажи своей недвижимости. Но как можно продать родину, суверенные права на территорию? Это и сегодня весьма сомнительная и сложная процедура, а в рассматриваемый период она была просто невозможной. Суверенитет первобытного землевладельца был неотчуждаем, ибо состоял в комплексе прав, принадлежащих ему в коллективе, то есть в его социальном статусе, в его "Я" вообще.
Сам социум в целом тоже не мог произвольно распорядиться
своей землей. Не потому, что
Эти традиции, в особенности, в ранние эпохи классообразования,
господствовали повсеместно. И именно на их почве развилось
бюрократическое отношение к земле. Оно было способно
достигнуть консенсуса с древними обычаями, мимикрировать
под них. Но буржуазное право, рассматривающее землю просто
как средство производства, как материальную ценность, как
товар, находилось в резком антагонизме с первобытным
мировоззрением и не могло наследовать ему. Нужна была целая
промежуточная эпоха разложения родовых традиций, нужны
были коренные перемены в производстве и, соответственно,
в жизни людей, которые кардинально деформировали бы систему
ценностей, всё превратили бы в товар, в объект
Эх, кто бы всё это купил? Просим недорого, торг уместен, оптовым покупателям возможны скидки. * * * О прибавочном продукте Внимательный читатель, вероятно, уже заметил, что на протяжении всего данного исследования я практически ни словом не обмолвился о таком популярном у советских теоретиков феномене, как прибавочный продукт. В советской науке считается, что именно появление регулярного прибавочного продукта явилось первопричиной становления эксплуатации. В этом утверждении возможность путается с необходимостью. Безусловно, там, где нет достаточного количества продукции, нечего и отчуждать. Однако для становления отчуждения прибавочного продукта недостаточно и одного его наличия. Например, в роде при охоте на крупных животных прибавочный продукт появлялся достаточно часто. Но это ни к чему не вело.
Прибавочный продукт на протяжении первобытности не выделялся
из массы необходимого продукта не потому, что, как считается,
низка была производительность труда, а прежде всего потому,
что в нём просто не было нужды. Человек уже очень давно мог
бы трудиться чуть побольше, чем В силу этого я исследовал именно процесс классообразования и его собственные причины. Возможность излишнего производства, конечно, можно упомянуть в числе его предпосылок. Но это всего лишь возможность, причём появившаяся ещё задолго до эпохи классообразования. Меня же интересовала та общественная необходимость, которая потребовала становления управления. Ибо причиной появления любого института является только его необходимость, а не возможность. Само производство прибавочного продукта стало необходимым как раз по причине становления класса бюрократии.
Представление о прибавочном продукте как первопричине
более логично в тех концепциях, которые ориентированы
на роль собственности,
Суть дела
Если присмотреться к проведённому выше анализу, то легко
обнаружить, что он прямо коррелирует с теми
методологическими предписаниями, которые сделаны в первой
части. Это, казалось бы, неудивительно: так и должно быть
в нормальном научном сочинении. Однако, признаюсь, здесь
сие получилось непроизвольно: обнаружение данного факта
явилось для меня самого откровением. Я не гадалка, а
учёный, и поэтому всегда удивляюсь, когда
Фактически я рассмотрел процесс классообразования как элемент
процесса становления, самоорганизации
Аналогично, и в рамках целых одного уровня, но на разных
этапах их развития, известные метаморфозы частей ведут
к ещё более частным особенностям в организации
функционирования. Управление в рамках рода отличалось
от управления в рамках потестарных общин. Это прежде
всего было связано с тем, что последние формировались
уже на базе скоплений новых элементов хозяйствующих
Во всём этом процессе наличие прибавочного продукта ничего не решало: значение имела лишь возможность его производства. Но превращение этой возможности в действительность было связано лишь с потребностями становящегося общества и являлось не причиной, а как раз следствием этого становления. Побудительными мотивами к выделению управления и прочих функций всегда выступало стремление скопления к высшей устойчивости всех его элементов. Ну а формирование такой более устойчивой структуры порождало и потребность в содержании новых функциональных частей, то есть в прибавочном труде собственно хозяйствующих звеньев системы. Полные аналогии этому нетрудно найти и в бытии биологических организмов.
|