А.Хоцей

Часть 3

          ВЕЧНЫЙ УВЕЧНЫЙ ВОПРОС   Слегка разобравшись с природой закономерностей (и, стало быть, теориями, которые суть не что иное как своды законов — знаний о закономерностях) опять вернёмся к их роли в конкретных событиях. Ну никак у тебя и многих прочих не получается различать процесс выявления закономерностей, формулирования законов (выработки теорий) и процесс их применения, а также и проблемы наличия закономерностей, их места в реальности и их отношения к объяснению конкретики. Всё-то вы задаётесь странным вопросом о том, "подчиняется ли ход истории неким законам (закономерностям — А.Х.) или "история и закономерность — суть понятия, взаимно исключающие друг друга"" (с. 24). Что это за альтернативы:

          "Либо законы "с железной необходимостью" пробиваются сквозь препятствия, либо случайность всегда может переменить ход истории, следовательно, ни о каких законах говорить не имеет смысла. Первое мнение ведёт к фатализму (представлению, что всё в будущем заранее предопределено), второе есть фатализм наизнанку, и обе крайности сходятся в ненаучности" (с. 24),

(причём научным подходом ты полагаешь некий компромисс). Давай ещё раз попытаемся разложить всё по полочкам.

          Обнаруживаются ли в ходе Истории некоторые закономерности? Конечно. Причём не одна, а множество закономерностей самого различного характера. Вот вопрос о подчинённости Истории закономерностям несколько странен. Ибо закономерности — это характеристики, то, что характеризует (в данном случае — процесс Истории), а вовсе не то, что стоит поодаль от того, что оно характеризует и не управляет им. Мы обнаруживаем закономерности в истории как её тенденции и основания этих тенденций. История именно объясняется законами, а вовсе не подчиняется им.

          Потом, что это значит: "пробиваются" "с железной необходимостью"? Боюсь, что ты понимаешь под этим неизбежность результатов действия закономерностей. То есть обязательность происхождения конкретных событий. А последнее зависит не только от закономерностей данного типа, но и от многих иных закономерностей, случайных для данного процесса, а также и от расстановки факторов. Вот ответь: железно ли действует закон тяготения в случае с пушинкой в поле тяготения Земли? Конечно, железно, то бишь он попросту действует. Но значит ли это, что пушинка не то что упадёт на Землю в соответствии с требованиями этого закона, но и вообще упадёт? В реальности пушинка может как лететь по весьма причудливой траектории, ввиду действия совершенно иных (относительно Земли с её тяготением) факторов с их закономерностями "поведения", так и вообще быть вышвырнутой в открытый космос или застрять где-нибудь на крыше дома да и сгнить там. Отменяет это "железную необходимость" действия закона тяготения? Конечно, нет. Это отменяет только чистый результат действия данного закона. Ибо он не единственный закон, характеризующий ситуацию падения пушинки. Ты же со товарищи наверняка имеешь в виду под "железностью" законов именно "железность" их результатов, то есть соответствие хода Истории их (законов) предписаниям. А он и соответствует — но только с поправками на действия иных факторов и иных законов. Вплоть до самых случайных и посторонних изучаемому явлению.

          Мы вот изучаем общество, Историю человечества, выявляя имеющие тут отношение к делу закономерности функционирования и развития именно обществ или их совокупностей — а ведь прилетит в любой момент из космоса какой-нибудь астероид, раздолбает современную цивилизацию и "повернёт" ход Истории, отбросив человечество этак на тысячу лет назад, во времена феодализма. Разве не может быть такой случайности? И разве её возможность и даже актуализация как-то отрицают наличие у обществ и Истории собственных закономерностей функционирования и развития? (Лёнь, я надеюсь, ты понимаешь, что я пишу тут о закономерностях Истории лишь ради экономии слов; на деле тут имеются закономерности теоретических процессов). От того, что случайность переменяет ход Истории, законам-закономерностям ни холодно, ни жарко. Ибо они — не собственно конкретные события, не ход Истории. Их отношение к этому ходу куда хитрее, чем многим кажется. Это отношение закона тяготения к реальному падению пушинки. А вы всё рвётесь отождествить закономерность тяготения и даже закон-суждение об этой закономерности — с самой траекторией указанного падения.

          Выдвижения вышеотмеченных "альтернатив" просто показывают то, что их авторы не понимают, что такое закономерности и каково их отношение к конкретному ходу событий.

          НИКАКИХ "ЛОВУШЕК"

          "Идея о жёстком и неумолимом законе вела к логической ловушке. Если будущее в виде социалистической революции, коммунизма и пр. придёт неизбежно, но когда полностью созреют условия, то к чему торопить события? Шутники даже говорили, что партия борьбы за социализм не нужна, как не нужна "партия затмения Луны". Если же будущее не неизбежно, то тогда, стало быть, неверен сам закон" (с. 25).

          Во-первых, это всё та же петрушка спутывания неизбежности будущего с наличием закона, тогда как наличие определённой закономерности (например, развития обществ) вовсе не означает неизбежности будущего так уж прямолинейно. Во-вторых же, что касается шутников, то они просто тупые, они не понимают сути дела. Ведь в обществе происходят хоть и закономерные процессы, но они реализуются не как-то автоматически, а через действия людей. Общественные процессы — это и есть действия людей. Тот же капитализм (оставим социализм как неизвестного пока науке зверя) приходит вовсе не как-то помимо людей, а в результате их борьбы. Алгоритм тут таков, что сперва экономическое развитие создаёт особые слои людей (класс буржуазии), которые постепенно крепнут, консолидируются и начинают бороться за свои интересы в политическом устройстве (борьба за власть) и в экономических порядках (борьба за выгодное законодательство). И новый общественный строй — капитализм — устанавливается лишь в результате этой борьбы и победы буржуазии — а никак не сам по себе, не каким-то непонятным "автоматом". Всюду в обществе абсолютно всё определяют действия людей, направляемые их интересами. Действия людей определяют, во-первых, само экономическое развитие, преобразующее социальную структуру, создающее буржуазию. Во-вторых, действия людей определяют и приход этой буржуазии к власти и изменение её усилиями общественных порядков, то есть строя.

          И социализм в данном плане ничем не отличается от капитализма: для его возникновения точно так же должен быть новый социальный слой, заинтересованный в новых порядках, дающих власть и экономические выгоды именно ему. Точно так же этот слой должен бороться за установление новых порядков (за власть). И, соответственно, точно так же, как и буржуазии, новому слою нужна организованность, то бишь партии как организующие его структуры.

          Сходным образом обстоит дело и с созреванием условий и ненужностью торопить события. Безусловно, темп развития новых условий и нового класса может быть и ускорен и замедлен конкретными экономическими привилегиями или рогатками. Буржуазию, например, можно даже просто уничтожить, как это сделали в СССР. А когда тот или иной новый класс сформировался, тоже можно ускорить или замедлить его политическое созревание, превращение в класс для себя — путём просвещения и пр. Так что проблема надумана. "Жёсткие" общественные законы реализуют себя именно в деятельности людей и никак иначе. Поэтому полагать, что сия деятельность излишня, если есть законы, просто абсурдно. Повторяю: упомянутые тобой "шутники" — они просто тупые. (Кстати, ты пообещал, что в Приложениях 1 и 2 будет дана критика взглядов о неумолимых законах, но в этих Приложениях я обнаружил не критику, а одни лишь голословные заявления, что это не так. Критика, Лёнь, — это аргументация, а не торжественные заявления в духе: "я, мол, против").

          ЗАКОНОМЕРНОСТИ И СВОБОДА ВОЛИ   Кстати, Лёнь, у меня создаётся ещё впечатление, что для многих учёных проблема наличия закономерностей как-то связывается с проблемой наличия свободы воли. Будто бы детерминизм Истории отрицает свободный выбор людьми линии своего поведения. На эту тему я уже подробно написал в тексте "Детерминизм и свобода воли" и здесь повторяться не хочу, но отмечу кратенько, что наличие закономерностей не отрицает наличия свободы воли. Люди, и в том числе и политики, вольны вести себя так, как им угодно. Однако целей, то есть успеха, достигают только те из них, кто сообразуется с обстоятельствами, одним из которых и являются закономерности. Можно пытаться ввести в крестьянской стране демократическую форму правления, но ничего хорошего из этого не получится. Как ты тут ни старайся. И можно даже утверждать, что закономерностью поведения всех разумных людей является именно то, что они ведут себя так, как диктуют им обстоятельства, а не так, как им хочется. Предварительно хорошенько подумав и осуществив сознательный выбор линии поведения. И это вовсе не означает отсутствия у них свободы воли, возможности совершить глупый поступок — вопреки диктату обстоятельств.

          КАК ТЫ ПОНИМАЕШЬ ОБОБЩЕНИЕ   Ты написал:

          "Когда говорят об истории, то под одним словом часто имеют в виду и историю человечества, и историю отдельных стран (иногда исторический процесс как некое поступательное движение), а то и вовсе отдельные исторические эпизоды. Следовательно, одно и то же слово употребляется для разных типов и уровней обобщения от единичного эпизода до всемирной истории" (с. 26).

          Лёнь, при чём здесь обобщение? Тут берутся просто разные объекты. Обобщением всегда выявляется общее, то есть сходное (причём даже не в объектах, не в единичных случаях, а в содержаниях суждений о них; впрочем, не буду заострять на этом твоё внимание). Разве человечество есть сходное в отдельных людях? Разве мировая история есть сходное в истории отдельных обществ? Конечно, нет. Все эти объекты соотносятся как совокупность и её элементы, а не как сходство и то, что сходно. "Обобщением" всех людей (правильнее было бы написать: обобщением всех понятий о конкретных людях) создаётся общее понятие "человек вообще", а вовсе не понятие "человечество" и уж тем более не человечество как натуральная совокупность. Равным образом "обобщением" всех исторических эпизодов может быть создано только понятие исторического эпизода вообще. А вовсе не понятие всемирной истории и уж тем более не всемирная история как реальный процесс. Наконец, если вести речь не о формировании общих понятий (коим и занимается обобщение), а о выявлении общности принадлежности чего-либо тем или иным историям отдельных обществ (сходств этих историй), то и тут мы получим, разумеется, не мировую историю, а именно то, что встречается как сходное в каждой из единичных историй — ну, например, одинаково протекающие процессы, одинаковые соответствия между чем-то и т.п. Это последнее выявление сходств, конечно, тоже не будет обобщением как таковым, но хотя бы будет выявлением общего в смысле общности обладания. Что же касается соотношения мировой истории и историй единичных обществ, то это, повторяю, вообще соотношение совокупности и её элементов. Совокупность образуется из элементов вовсе не обобщением (поиском сходного), а соединением. Ты и сам написал, что мировая история "складывается из отдельных историй" (с. 26). Складывание — это не обобщение.

          Лёнь, в приведённом тобою рассуждении общее обнаруживаются лишь в том, что и мировая, и единичные истории — это именно истории. И обобщению тут могут быть подвергнуты лишь понятия "мировая история", "история отдельного общества" и т.п., которые все подпадают под общее понятие "история". Но это обобщение именно указанных понятий, а вовсе не каких-то реальных историй. Нет никаких "разных типов и уровней обобщения от единичного эпизода до всемирной истории", под коими уровнями ты понимаешь лишь, если можно так выразиться, масштабы конкретной истории: история эпизода, страны, региона, континента и т.д.

          Также на всякий случай отмечу, что не надо путать степень обобщения и объём того материала, на котором оно делается. Тебя ведь можно попытаться понять и в том смысле, будто бы ты имеешь в виду, что обобщением материала региона достигается большая степень-уровень обобщения, чем обобщением материала отдельной страны. А это не так. Даже на материале отдельной страны можно сделать вывод такой степени общности или общести, что он будет дееспособен в отношении любой другой страны и т.д. Степень обобщения определяется вовсе не объёмом используемого материала, а степенью абстрагирования от конкретики — и только. Наличие более-менее обширного материала тут необходимо лишь для того, чтобы провести данное абстрагирование с достаточной уверенностью. Однако для формулировки общего закона тяготения Ньютону оказалось довольно данных о движении планет Солнечной системы. Введение в оборот материалов движений небесных тел во всей прочей Вселенной отнюдь не повысило степень общести и общности данного закона. Тут разве что могла повыситься его точность, но точность — это не степень общести.

          ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ — НЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ОБЪЕКТ   Теоретик занимается выявлением конкретных закономерностей. Если он претендует на то, чтобы заниматься теорией общества вообще (или теорией истории общества вообще), то он выявляет такие конкретные закономерности, которые встречаются во всех обществах (во всех историях обществ), какими бы они ни были. Теоретик ищет такие закономерности, которые общи в смысле общности всем обществам (всем историям отдельных обществ). Обрати внимание — которые обнаруживаются во всех обществах (историях обществ), взятых по отдельности, а не кучей. Это закономерности каждого общества (каждой истории общества), взятого само по себе в том разрезе, в котором оно есть общество (история общества), то есть подпадает под данное общее понятие, сходно со всеми другими обществами (историями обществ).

          И это отнюдь не такие закономерности, которые обнаруживаются не в каждом отдельном обществе (или в истории каждого отдельного общества), а только в их совокупности — мировом сообществе (или мировой истории). Относительно последнего — с того момента, как оно появляется (а существование обществ, конечно, древнее, чем существование мирового сообщества), — разумеется, тоже можно говорить о каких-то типичных именно для него закономерностях. Ведь это особый отдельный объект. Но его закономерности — это не закономерности общества как такового, а закономерности именно совокупности обществ как специфического образования. Это закономерности конкуренции (политической и экономической) обществ, закономерности их борьбы и сотрудничества. Эти закономерности (то бишь закономерности протекания указанных процессов), само собой, тоже присутствуют в мировой истории и влияют на ход мирового исторического процесса (о чём я подробно написал во второй книге третьего тома "Теории общества"), но ещё раз повторяю — это вовсе не закономерности общества (и истории общества) как такового. Это закономерности бытия именно совокупности обществ, то бишь совершенно другого объекта. Которые относятся к закономерностям общества вообще и его теоретической истории вовсе не как общее к единичному или общее к частному. Это принципиально разные объекты и разные закономерности. Как различны между собой закономерности тяготения и электромагнетизма.

          Ты же, полагая, что чисто практический процесс СКЛАДЫВАНИЯ из отдельных обществ мирового сообщества, а из их историй — мировой истории, — это и есть теоретический процесс ОБОБЩЕНИЯ указанных отдельных обществ и их историй, похоже, выдаёшь закономерности бытия мирового сообщества за единственно наличные закономерности. И в закономерностях мировой истории тоже числишь только закономерности взаимодействий обществ, игнорируя закономерности их внутренней жизни, то есть закономерности бытия обществ как таковых. Впрочем, у тебя и тут нет полной ясности.

          Всемирную историю, по-твоему,

          "...можно рассматривать по меньшей мере в двух аспектах. Во-первых, — особенно до нового времени, но в огромной степени ещё и сейчас — она складывается из отдельных историй многих и многих народов и государств, часто существовавших почти или даже вовсе изолированно. С этой точки зрения (то есть по линии изолированности, отсутствия мирового сообщества как единого, тесно контактирующего — А.Х.), говоря об общечеловеческой истории, мы должны иметь в виду, что это обобщённая и синтезированная в научных и иных целях история многих общественных организмов. Но тогда законы исторического движения должны существенно отличаться на уровне такого обобщения и на уровне реально существовавших государств, как различаются общее и особенное, организация и её члены и т.п." (сс. 26-27).

          О чём ты, Лёнь? Общее и особенное соотносятся по линии сходства-различия, и это совсем не то, что соотношение совокупности и её элементов (в последнем случае о сходстве и различии даже и вести речь как-то неудобно — они тут совершенно ни при чём). А что ты имеешь в виду под "общечеловеческой историей"? Историю человечества в целом в указанный разобщённый период, то бишь всю совокупность историй отдельных изолированных обществ? Или общее (сходное, повторяющееся) во всех этих отдельных историях? Если первое, то о каком обобщении идёт речь? Совокупность создаётся не обобщением — даже в данном якобы "теоретическом" (когда мы просто мысленно соединяем кучу разрозненных историй отдельных изолированных обществ общей вывеской "всемирная история"), а не практическом случае. Тут даже применение слова "синтезирование" сомнительно, хотя синтез и сходен с соединением. Обобщённой историей многих обществ "общечеловеческая история" может считаться только в том случае, если понимать её не как совокупность историй, а именно как общее, как сходное во всех них, как некую абстрактную историю, то есть как историю, заключающую в себя только то одинаковое, что обнаруживается во всех конкретных историях отдельных обществ. Но ты же написал далее, во-первых, об "организации и её членах", а во-вторых, о том, что законы движения этой "общечеловеческой истории" должны отличаться от законов движения "реально существовавших государств" как общее и особенное. Лёня, различаются только законы (закономерности) различных объектов, соотносящихся между собой не как общее и особенное, а как именно различное принципиально.

          Если вести речь о мировом сообществе, то это особый объект в сравнении с отдельным обществом. Тут имеется именно отличие "организации и её членов", а точнее, колонии и вещи (используя мою философскую терминологию). Если же вести речь о мировой истории в отношении к историям отдельных обществ, то это тоже отношение совокупности к её элементам, однако тут уже налицо не натуральная колония, скопление вещей, а совокупный процесс. Отчего соотношение закономерностей тут иное. Вот относительно обществ и мирового сообщества ситуация такова, что мировое сообщество можно рассматривать само по себе как отдельный от каждого общества теоретический объект с отдельными закономерностями бытия (теоретическими объектами я называю такие объекты, которые обладают своими специфическими закономерностями и тем самым могут быть объектами отдельной теории). У общества они свои, а у совокупности обществ — свои. Однако о мировом историческом процессе такого утверждать нельзя. Он есть совокупность ряда теоретических процессов с их закономерностями — и тех, что происходят в отдельных обществах самих по себе, и тех, что порождаются взаимодействиями этих обществ. У мирового сообщества имеются отдельные закономерности как у особого относительно общества объекта. А у мирового исторического процесса нет таких закономерностей, ибо мировой исторический процесс не сводится только к взаимодействиям обществ, а включает в себя ещё и всё то, что происходит внутри этих обществ. Это чистая совокупность всех закономерностей, а вовсе не отдельный объект со своими закономерностями. Как процесс падения пушинки на землю вовсе не есть особый теоретический процесс, а просто результирующая влияний многих теоретических (обладающих своими закономерностями и описываемых своими теориями) процессов (тяготения, электромагнетизма, динамики и т.п.). Специальной теории процесса падения пушинки нет и быть не может. Это конкретное событие, которое должно объясняться посредством применения как раз ряда различных теорий, но само оно вовсе не теоретично, не есть нечто особое со своими особыми закономерностями происхождения (не в генетическом смысле, а в том, в котором происходят события, процессы). Аналогично, конкретным "событием" является и мировой исторический процесс — в отличие от мирового сообщества, которое, в отличие от отдельного общества — вещи, есть уже особое теоретическое образование — колония.

          То бишь даже тогда, когда речь у нас идёт о соотношении совокупности и элементов ("организации и её членов"), эти соотношения весьма различны в зависимости от того, что за совокупность у нас на руках, что является элементами этой совокупности — натуральные нечто, сущее — или же процессы, происходящее. Процессы "совокупляются" не так, как вещи. Во втором случае образуются принципиально новые теоретические объекты с новыми закономерностями, а в первом происходит простое суммирование закономерностей всех составляющих совокупность процессов. Скопление пушинок не есть одна пушинка: тут появляются дополнительно взаимодействия пушинок и их закономерности. Но процесс падения этого скопления описывается всё теми же закономерностями, что и падение одной пушинки. Аналогично, мировое сообщество с прекращением изоляции обществ появляется как нечто особенное, в то время как мировой исторический процесс был мировым историческим процессом и тогда, когда не было мирового сообщества с его закономерностями взаимодействий обществ, и остался им тогда, когда последнее появилось. Закономерности взаимодействий обществ просто приплюсовались тут к закономерностям обособленного бытия и развития обществ, влияя тем самым на конкретный ход событий мирового процесса, но сам по себе он как был, так и остался всё тем же мировым историческим процессом. Закономерности исторического процесса, в котором принимает участие такой участник, как мировое сообщество, конечно, отличаются от закономерностей исторического процесса, в котором налицо лишь отдельные изолированные общества, но это лишь "количественное" отличие суммы от одного из слагаемых, а не "качественное" отличие особых закономерностей особого объекта, образующегося именно в результате данного сложения.

          Тут всё дело в том, что мировой исторический процесс — это вовсе не процесс в теоретическом смысле, то есть не такой процесс, у которого есть свои специфические закономерности. Такими особыми процессами являются процесс развития, становления, конкуренции и т.п. У всех данных типов процессов свои закономерности протекания. Мировой же исторический процесс есть просто совокупность всех этих теоретически определённых (то есть обладающих особыми закономерностями) процессов. Он вовсе не стоит с ними рядом в качестве какого-то ещё одного теоретического процесса (подобно тому, как мировое сообщество как особый теоретический объект стоит рядом с обществом вообще как другим особым теоретическим объектом). Вот так обстоит дело, если вести речь о соотношениях совокупностей и их элементов.

          Если же вести речь о соотношении общего и особенного, то тут вообще третья картина. Закономерности общего (то есть, правильно выражаясь, общие закономерности) отнюдь не отличаются от закономерностей особенного или единичного. Эти общие закономерности присутствуют в любом единичном и они повсеместно тождественны себе. Это именно одни и те же закономерности — на то они и общие, одинаковые для все единичных случаев своего проявления. Другое дело, что у каждого единичного общества имеются, само собой, и какие-то уникальные черты, лица именно необщее выраженье, и, соответственно, тут можно вести речь о том, что помимо общих закономерностей в их бытии обнаруживаются ещё и какие-то уникальные закономерности — естественно, куда менее значимого масштаба, то есть не отрицающие влияния общих закономерностей, а лишь придающие их проявлениям специфическую окраску. Общие закономерности приводят тут к различным по ряду сугубо внешних параметров последствиям. Например, при господстве натурального производства всегда устанавливается монархия, — но степень её деспотизма зависит уже от местных условий. Подчёркиваю ещё раз: так обстоит дело, когда речь идёт о реальном обобщении и реальном соотношении общего и особенного (единичного), а не о той подмене этого соотношения соотношением совокупности и её элементов, которую совершаешь ты.

          Цитирую дальше:

          "Однако, с другой стороны (то есть речь идёт о втором аспекте — А.Х.), хотя изоляция могла быть велика, тем не менее контакты между разными коллективами осуществлялись с глубокой древности. Отсюда появляется и нечто реальное в виде мировой истории, или, вернее, мирового исторического процесса" (с. 27).

          Лёнь! Контакты создают мировое сообщество, но вовсе не мировой исторический процесс. Мировая история появляется отнюдь не вместе с мировым сообществом, с контактами отдельных обществ. Мировая история — это не история одних лишь взаимодействий обществ и взамодействующих обществ, то есть это не история становления и бытия мирового сообщества, а просто история всех социумов Земли. Разве история додинастического Египта не входит в мировую историю? Разве в рамках этой истории нас интересуют только события внешнеполитической жизни, а не внутренняя история отдельных обществ? А у тебя получается именно так и, соответственно, закономерностями мирового исторического процесса оказываются только закономерности взаимодействий обществ, а не их собственного функционирования и развития. Стоит ли так кастрировать обществоведение? Неужели же у нас должен быть только один объект — мировое сообщество?

          А вот ещё перл: с XVI века

          "...всемирная история выступает по отношению к историям государств как система к своим элементам, представляет нечто существенно отличное от них" (с. 27).

          Получается, что как о системе можно с грехом пополам вести речь лишь о мировом сообществе, о "круге общения", а не о всемирной истории. А это очевидно не так. И уж совсем неверно утверждать, что данная система (а тем более "система" мировой истории) представляет собою нечто отличное от своих элементов.

          Но в каком смысле отличное? Во-первых, я боюсь, что ты имеешь в виду появление качественно нового объекта, то есть отличие целого от частей. В этом плане ни мировое сообщество, ни мировая история целыми не являются. Это простые колонии, суммы. Всё, что тут появляется нового в дополнение к старому, "элементарному" — это лишь контакты элементов и закономерности этих контактов.

          Во-вторых, нам интересна именно теоретическая сторона вопроса. Что ты хотел выразить своим нажимом на роль становления мирового сообщества? Что (а) в условиях контактов мировой процесс начинает протекать несколько по иному? Как пушинка при порыве ветра меняет траекторию своего падения? Это само собой разумеется. Или же ты намекал на то, что (б) до данного порыва у неё траектории вообще не было? То есть что до появления контактов общества вообще никак не развивались в рамках общих закономерностей? Ведь ты, увы, понимаешь общность закономерностей не так, что у разных обществ — одинаковые закономерности развития, а так, что общие закономерности и появляются якобы только тогда, когда возникает мировое сообщество, когда все общества становятся чем-то единым, то бишь "обобщённым" в твоём смысле (соединённым). Вот соединились они контактами, стали жить сообща, — и только тут наконец-то обзавелись какими-то "общими" (в совершенно непонятном для меня смысле слова "общее") закономерностями. На деле же тут к прежним реально общим закономерностям функционирования и развития отдельных обществ попросту присоединились закономерности их взаимодействий, то есть закономерности функционирования нового возникшего объекта — мирового сообщества. Мировой исторический процесс как Событие (совокупность событий) стал богаче в теоретическом плане, то бишь стал состоять из большего числа теоретических (характеризующихся особыми закономерностями) процессов.

          Или, может быть, ты хотел выразить, что (в) при порыве ветра не просто меняется траектория пушинки, но она (траектория) и вообще начинает определяться только ветром, а все прочие ранее действовавшие факторы и закономерности их действий исчезают? Что с возникновением мирового сообщества историю (ход событий) направляют уже только закономерности контактов обществ, а процессы их (обществ) функционирования и развития с их особыми (относительно закономерностей контактов) закономерностями перестают играть какую-либо роль? Вот тебе три варианта ("а", "б" и "в"). К какому из них ты склоняешься? Я — так к варианту "а". А ты, похоже, — к "б".

          ПОНЯТИЯ — НЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ И ДАЖЕ НЕ ЗАКОНЫ

          "Сам факт развития понятий человечества и всемирной истории — доказательство противоречия в утверждениях об отсутствии законов в истории, поскольку синтез, обобщение — прямой путь к формулированию законов" (с. 27).

          Обобщение, ведущее к развитию ОБЩИХ понятий — это совсем не то, что процедура обнаружения общих в плане общности закономерностей. Более того, даже обобщение, ведущее к формулированию общих в плане общести законов, отнюдь не чета обобщению, дающему общие понятия. Ибо общие понятия и общие законы совсем не родня. Их сближает лишь то, что они формулируются обобщением. Но обобщается тут совершенно разный материал (свойства и закономерности, а точнее, суждения о том и другом), отчего и результаты различны. Поэтому выработка каких-либо общих понятий никак не свидетельствует в пользу наличия общих закономерностей (законов). Но и это ещё не все твои ошибки в данной фразе. Ещё более того — понятия "человечество" и "всемирная история" — вовсе не общие понятия и создаются не обобщением (не выявлением сходного), а опять-таки соединением. Общим понятием является, например, слово "человек", но не "человечество" (в "ООФ" я, кстати, разъяснил это на с. 81). "Человечество" — это собирательное имя (это "все люди"), равным образом, как и имя "ВСЕмирная история". Это просто обозначение некоей совокупности, определяемой с использованием словечка "все".

          Ещё раз на этом примере подчёркиваю тот факт, что ты каким-то невообразимым образом путаешь собственно теоретическую работу по выявлению общего (сходного) (для теоретика речь идёт о закономерностях) — с обнаружением какой-то практической совокупности, соединённости — хоть обществ в рамках мирового сообщества, хоть событий в рамках единого процесса взаимодействий обществ. Одинаковое ты подменяешь совокупным, общность и общесть — "сообщестью", бытиём сообща, в рамках сообщества. И именно в этом плане закономерности бытия объектов подменяются тобой собственно бытиём этих объектов. В закономерности у тебя превращается непосредственно "сообщность". Хотя у меня ум за разум заходит, как это можно себе представить. Мне тут понятен не результат, а только ход мысли: ты отождествляешь процедуру образования сообщества, если так можно выразиться, "обобществление", с якобы процедурой выработки-обнаружения законов — обобщением (я пишу "якобы" потому, что конкретные закономерности обнаруживаются вовсе не обобщением). И через это "тождество" процедуры выходишь на "тождество" результата, отчаянно сближая закономерности истории с конкретным её течением, с событиями.

          ЗАКОНОМЕРНОСТИ И ТЕНДЕНЦИИ

          ""Тенденции существуют, или, точнее, предположение, что они существуют, часто является полезным, статистическим приёмом. Но общие тенденции — это не законы", — пишет К.Поппер" (сс. 27-28).

          Тенденции — это, действительно, не закономерности (законы). Это направления течений процессов к какому-то "результату" (я ставлю тут кавычки, потому как многие процессы — открытые, то есть принципиально не имеют завершения, будучи, тем не менее, тенденциозными, то бишь направленными). Закономерности же суть то, что определяет наличие этих направлений. Отчего мы и называем обычно тенденции закономерными (а кое-кто и спутывает их с собственно закономерностями). Однако быть закономерным — не значит быть закономерностью. Тенденция — это результат "действия" закономерности и поэтому она закономерна. Но она — не закономерность сама по себе, а лишь намёк на наличие какой-то закономерности, прячущейся за её спиной в качестве её "причины", того, что объясняет данную тенденцию как таковую. (Рекомендую ещё на этот счёт прочитать сс. 399-404 "Теории общества", т. 3/1).

          Ну, а заявление Поппера, что тенденций в истории нет, а мы лишь предполагаем их наличие, вызывает у меня гомерический хохот — как и вообще очень многое в творчестве данного "социолога" (впрочем, как философ и эпистемолог он немногим лучше).

          ЦИТАТА ИЗ АРОНА   Р.Арон:

          "Если под этим термином (закон — А.Х.) подразумевают регулярную последовательность, то в человеческой истории такую последовательность иной раз можно наблюдать... Но обычно термин "исторический закон" показывает более точную идею историчности. Однако в той мере, в какой мы касаемся историчности, закономерность имеет тенденцию исчезнуть. Единственное и необратимое становление не содержит в себе законов, ибо оно не воспроизводимо" (с. 28).

          Что такое "регулярная последовательность"? Тенденция? Последовательность — это не просто феномен, в рамках которого одно следует за другим (из другого), то есть когда между одним и другим есть некое постоянное, устойчивое (регулярное) соответствие. Например, причина и следствие не составляют последовательности. Последовательность — это когда "что-то" выстраивается в ряд в определённом порядке. Это когда есть именно цепь событий, "связанных" направлением, последовательных. Подобно тому, как последовательный человек — этот тот, кто ведёт себя строго определённым образом, гнёт одну линию. Закономерности — это не "регулярные последовательности". Это именно соответствия между чем-то и чем-то, какими-то явлениями и факторами, то есть регулярности иного рода, чем последовательности. Закономерность такова: если взять то-то и то-то, то получишь данную последовательность. Сама же последовательность тут будет лишь закономерной, а не закономерностью.

          Ещё невнятнее соотношение закономерности и историчности. Под историчностью, как видно, понимается такая характеристика объекта, согласно которой он является постоянно изменяющимся, причём тенденциозно, необратимо (ибо необратимы лишь тенденциозные процессы). Но это же предполагает как раз наличие закономерностей как оснований тенденциозности. У Арона какой-то примитивный ("дореволюционный") взгляд на вещи. Будто бы необратимость (и невоспроизводимость) отрицает закономерности. Будто бы бытие закономерностей как-то связано с обратимыми процессами. Во-первых, что касается собственно процессов, то дело обстоит как раз обратным образом: тенденции и закономерности протекания имеются только у необратимых процессов. Во-вторых, историю определяют вовсе не одни только закономерности процессов, но и закономерности иных типов — взаимодействий (тех же обществ), отношений и соотношений. Например, закономерность соответствия характера государства (монархия, демократия) характеру производства (натурального, товарного) — это тоже историческая (раз данные формы сменяют друг друга) и уж, во всяком случае, общественная и важная для понимания фактов истории закономерность. Что уж зацикливаться на одних только закономерностях процессов (становления, развития)? Тем более, ни хрена в них не разбираясь.

          А каким боком для бытия закономерностей необходима воспроизводимость исторических событий, явлений? Эксперименты (а речь наверняка идёт именно о невозможности экспериментирования, о невозможности проверки результатов конкретного опыта другими исследователями — в чисто естествоиспытательском духе; на это, кстати, напирает и Поппер) важны лишь для ВЫЯВЛЕНИЯ закономерности, для установления достоверности формулируемого закона. То есть это чисто гносеологическое пожелание — чтобы что-то было воспроизводимым. Но вовсе не онтологическое отрицание бытия закономерностей в невоспроизводимом. Это проблема именно трудностей обнаружения, но вовсе не свидетельство якобы реального отсутствия того, что попросту лишь труднее обнаружить. По поводу роли эксперимента, кстати, ты сам написал, что он играет лишь роль доказательства, правда, у тебя — доказательства не достоверности нашего знания о закономерности, а самого её существования.

          "Наглядное доказательство (наличия закономерностей — А.Х.) отсутствует, поскольку совершившееся нельзя повторить заново, как физический опыт" (с. 24).

          Утрирую: даже если бы мы вообще были не в состоянии по каким-то причинам обнаружить что-то, отсюда ещё не следовало бы, что этого чего-то нет де-факто. Притом подчёркиваю, что в нашем случае ситуация вовсе не так драматична: не надо принимать большую трудность выявления закономерностей невоспроизводимых событий (в сравнении с воспроизводимыми) за невозможность их обнаружения. На одном экспериментировании в познании свет клином не сошёлся. Не распространяясь уж даже о том, что невоспроизводимость исторических явлений сильно преувеличена. Просто Арон, Поппер и иже с ними как-то по-глупому (косясь на практику физиков и химиков) полагают, что она (воспроизводимость) есть лишь тогда, когда мы в состоянии именно воспроизвести что-то в эксперименте. Тогда как в реальности это далеко не единственный вид воспроизведения явлений. Оные воспроизводятся в окружающей среде и без нашего участия. Та же история тысячекратно тиражирует те или иные явления (ну, например, соответствие натурального производства и монархии) во множестве общественных организмов — только наблюдай данные воспроизведения одного и того же, осмысляй их и делай соответствующие выводы о проявляющихся таким образом закономерностях.

          Наконец, по фразе "Однако в той мере, в какой мы касаемся историчности, закономерность имеет тенденцию исчезнуть" можно предположить, что Арон имеет в виду ещё и то, что закономерности исторических объектов исчезают вместе с ними. Например, феодальные общества с их специфическими закономерностями функционирования когда-то были, но затем ушли в прошлое (предположим, что это так, хотя феодальных, то бишь бюрократических, обществ полно и поныне), и вместе с ними, естественно, туда же ушли и их особые закономерности. Отсюда, дескать, нет смысла изучать эти закономерности, ибо знание их бесполезно для предсказания будущего. Однако, во-первых, такое исчезновение касается именно исчезающих объектов, но не "становления", о котором толкует Арон в следующей фразе, то есть не собственно процесса развития вообще с его закономерностями: этот процесс никуда не исчезает, а продолжается. Кроме того, во-вторых, знание закономерностей функционирования исчезнувшего вовсе не бесполезно: оно необходимо хотя бы для понимания этого исчезнувшего, без коего (понимания) никак не добиться и понимания настоящего и будущего. Специфические законы желательно знать хотя бы для того, чтобы научиться отличать от них всеобщие (для обществ) законы. Иначе последние тоже не познаешь толком. Ведь определённость всякого явления устанавливается, помимо всего прочего, и отличением.

          ПРИМЕР ОТОЖДЕСТВЛЕНИЯ ЗАКОНОМЕРНОСТЕЙ С РЕАЛЬНЫМИ СОБЫТИЯМИ (ХОДОМ ИСТОРИИ) (ВАРИАТИВНЫ ЛИ ЗАКОНЫ?)   Цитирую тебя, приводя одну непрерывную цитату (со с. 28), но безобразно прерывая её своими обширными комментариями:

          "Вернёмся к идеям о предсказаниях на основе знания исторических закономерностей".

          Здесь, в общем, всё правильно — предсказания делаются на основе знания закономерностей, хотя и не только закономерностей, но и конкретной расстановки влияющих факторов, как я отметил выше. Непонятно другое — почему тут на особое положение выделяются только какие-то "исторические" закономерности и что это за такие особые закономерности вообще (чем они отличаются от "неисторических")? Во-первых, для предсказания нужно знание любых закономерностей, характеризующих "поведение" наличных действующих факторов. Во-вторых же, исторических закономерностей вообще нет, если иметь в виду Историю, конкретный исторический процесс, то есть "закономерности" данного процесса. Ведь ты на деле толкуешь именно об этих липовых "закономерностях". Для тебя "исторические закономерности" — это именно какие-то непонятные мне "закономерности" реального исторического процесса. Тогда как закономерности имеются лишь у ТЕОРЕТИЧЕСКИХ процессов — таких, как становление, развитие, генезис и т.п. Все эти особые процессы (протекающие, кстати, не только в общественной истории, но и в истории любого объекта), с одной стороны, характеризуют свою грань реального (и многосоставного в этом плане) исторического процесса-хода Истории (как закономерность тяготения характеризует свою грань конкретного многосоставного процесса-траектории падения пушинки), а с другой — имеют каждый свою тенденцию, свой круг определяющих и характеризующих эту тенденцию закономерностей.

          И, кстати, в этом плане — как обладающие тенденцией и реализующие себя только через эту тенденцию — данные процессы (и, соответственно, их закономерности) ещё как-то условно могут быть названы историческими. Не из-за того, что они суть процессы и закономерности собственно Истории (это, как сказано, чушь) и не потому, что они обнаруживаются в Истории, то есть не через их отношение к последней (ибо к последней относятся и многие иные процессы и закономерности), а в том смысле, что сами эти процессы имеют свою содержательную историю, то есть именно тенденцию, некую последовательность в составляющих их изменениях-событиях. Тогда как, например, любимый тобой и выдвигаемый на первый план процесс взаимодействия (контактов) — вовсе не историчен в указанном смысле. Ибо он нетенденциозен. Это процесс без определённого направления. Вся его "направленность" лишь в том, что он взаимен (ты — мне, я — тебе). Его "историчность" — не его собственная характеристика, а может быть лишь приписана ему внешне — по признаку его обнаруживаемости в реальной Истории. Но в таком качестве историческими, как уже отмечалось, можно обозвать вообще все явления и закономерности. В Истории встречается всё. И определяют её ход все встречающиеся в ней факторы (явления) и закономерности. (Лёнь, вообще, эта ваша с Ароном и прочими классификация закономерностей как исторических, социальных и т.п. — это дурная классификация, то есть проведённая по плохо понимаемым и несопоставимым признакам. Вы просто не врубаетесь в то, о чём толкуете).

          Продолжаю цитату:

          "Поскольку, говоря о будущем, мы невольно исходим из досовершившегося (то есть, видимо, предшествующего? — А.Х.) хода истории, то сразу сталкиваемся с проблемой: какие, как и когда из возможных тенденций осуществятся. Более-менее точно можно было бы предвидеть будущее, если бы исторические законы (ну, давай, просто законы, а? — А.Х.) носили в любом обществе одинаковый, безвариантный и жёсткий характер. Но, как увидим дальше, они выступают лишь как вероятности и если осуществляются, то с весьма большими вариациями. Поэтому и говорить о будущем можно лишь в самых общих чертах (что в принципе соответствует и характеру — то есть приблизительности — А.Х. — законов) и с большой опасностью ошибиться".

          Вот где, Лёня, уши твоего отождествления закономерностей (законов) с реальными объектами, бытию которых присущи эти закономерности, торчат ну просто вызывающе.

          Лёня, с вариациями и вероятностью осуществляются лишь наши прогнозы, то бишь события, предсказываемые нами на основании наших знаний ситуации (расстановки значащих факторов) и "действующих" закономерностей. Сами же закономерности (равно как и реальные ситуации) тут совершенно ни при чём. Они именно реальны и в этом своём качестве жестки, одинаковы, "безвариантны". Я даже ставлю тут кавычки, потому как если о жёсткости и одинаковости, то бишь общности разным объектам, закономерностей вести речь можно, то термины "безвариантность" или "вариативность" тут уместны, как седло на корове: так можно вести речь только о событиях — когда угадываешь, оцениваешь их происходимость. Ещё раз повторяю: закономерности — это постоянные соответствия явлений, наличествующие в природе (в том числе и социальной). Знания о данных соответствиях, то есть законы, — это орудия, с помощью которых мы осуществляем предсказания. Причём, с одной стороны, не единственные орудия — как в плане того, что тут важен ещё и учёт ситуации (распределения значимых факторов), так и в том смысле, что конкретное предсказание крайне редко может быть осуществлено силами только какой-то одной теории, одного комплекса законов, ибо чистых теоретических ситуаций в реальной жизни (реальной Истории) почти не бывает. С другой же стороны, законы — это наши знания о закономерностях, а не сами оные, и данные знания могут быть в той или иной степени неверными, что тоже, естественно, прибавляет предсказанию гипотетичности. Однако — именно и только предсказанию, но не собственно закономерностям. Последним до всего этого нет никакого дела. Вероятность — это оценка не закономерностей, а сбываемости наших прогнозов по поводу конкретных событий. В ходе этих событий варианты возможны в той мере, в какой неточен наш учёт всех обусловливающих их развитие факторов и закономерностей, — но не в самих данных наличных факторах и наличных закономерностях. Ты же каким-то непостижимым для меня образом непосредственно переносишь характеристики прогноза о ходе событий на основы (как ты сам написал) этого прогноза — закономерности (точнее — законы). То есть, по сути, как бы принимая последние за реальные события. Вариативность (возможность ряда ходов) и вероятность (степень осуществимости каждого из ходов) осуществления оных (относительно наших предсказаний на их счёт) ты прямиком объявляешь вариантностью и вероятностью стоящих тут совершенно сбоку припёку закономерностей (законов). (Кстати, это отчасти связано как раз и с твоим неразличением законов и закономерностей. Ведь законы как знания — с их возможной неадекватностью отражаемым ими закономерностям — тоже характеризуются степенью достоверности. И вот эту степень достоверности закона как знания ты, видимо, дополнительно спутываешь со степенью достоверности прогноза, выдаваемого на основании данного знания. Хотя достоверность прогноза зависит не только от достоверности знания о конкретной закономерности, но и от ряда других обстоятельств — см. выше).

          Таким образом, рассуждая о будущем, действительно, можно ошибиться, и выдавать прогнозы тут нередко приходится только в самых общих чертах — однако это определяется отнюдь не природой закономерностей, а природой нашего знания о них и о ситуации в целом. Чем меньше и хуже наши знания о закономерностях и ситуации, тем больше у нас шансов ошибиться, тем приблизительнее и сомнительнее делаемые прогнозы. Но это означает лишь одно: надо подходить к делу тщательнее, грамотнее, внимательнее. Но это отнюдь не означает, что закономерностей или нет вовсе, или же они никуда не годятся как орудия предсказания, потому как исконно неопределённы, нежёстки, "вариативны". Повторяю: как вероятности выступают и с вариациями осуществляются вовсе не закономерности, а лишь наши прогнозы по поводу хода событий. Приписывание вероятностных характеристик собственно закономерностям равноценно отождествлению оных с указанными прогнозами и даже с самими событиями.

          ЧТО МЕШАЕТ ПРЕДСКАЗАНИЮ?   Идём дальше.

          "Ещё несколько доводов, которые помогут лучше понять невозможность точных предсказаний. Во-первых, само понимание законов истории (да что же это за законы Истории такие? — А.Х.) постоянно меняется в связи с новыми событиями. (Я могу понять это так, что новые события шире раскрывают нам глаза, дают новый материал и, тем самым, позволяют выработать более точное знание об уже известных закономерностях или даже открыть новые закономерности. А как же понимаешь это ты? А вот как — А.Х.). Предположим, что человек идёт по дуге гигантской окружности, но думает, что это прямая. И лишь пройдя большой путь, он начинает понимать, что прямая превращается в кривую, однако характер этой кривой ещё долго будет предметом гаданий" (сс. 28-29).

          То есть речь и у тебя идёт, во-первых, вообще об обнаружении закономерности, а во-вторых, о точности знаний о ней, причём оба эти аспекта познания привязываются к объёму материала, к величине "пройденного пути". Пока всё вполне нормально и никак принципиально не отрицает возможности точных предсказаний — хотя бы в отдалённой перспективе, при освоении достаточного для данного прогноза материала. Ссылка на постоянное изменение понимания законов в данной трактовке есть указание на положительный момент, на совершенствование указанного понимания, знания, а вовсе не на что-то, препятствующее предсказаниям. Препятствие тут могло бы быть в том случае, если бы данные изменения понимания законов "в связи с новыми событиями" не приближали, а отдаляли бы нас от истинного знания о закономерностях, или если бы постоянные смены событий как-то отменяли бы прежние (познанные, понятые) закономерности и заменяли их другими. То бишь если бы ход Истории постоянно делал наше знание законов бесполезным, недейственным — ввиду элиминирования его денотатов — закономерностей. Боюсь, что на заднем плане у тебя маячило что-то подобное, но реально пока (в первом своём замечании) ты написал только о совершенствовании знаний о закономерностях, которое вовсе не подтверждает тезис о невозможности точных предсказаний.

          "Во-вторых, стоит людям только осознать указанные законы (или даже полагать, что они познаны), как общественное сознание начинает стремиться направлять развитие так, чтобы использовать эти знания. По мере развития истории происходит как бы углубление самопознания общества и человечества в целом. Но ведь в прежнем действии законов был "заложен" иной уровень этого самопознания, поэтому и характер законов должен изменяться. Понять как, мы можем только по прошествии времени. Это только одна из причин того, что сами исторические законы постоянно модифицируются, изменяются, усложняются вместе с потребностями, возможностями и проблемами людей (надеюсь, что слово "вместе" здесь употреблено не в смысле "вслед за"? Закономерности тут признаются изменяющимися всё-таки вслед за ростом знаний о них, а не вслед за ростом потребностей людей и т.п.? — А.Х.)" (с. 29).

          Вот это уже аргумент против возможности предсказаний в отношении общественных явлений. Причём, как ты знаешь, довольно древний аргумент, выдвинутый ещё в конце XIX века и повторённый Поппером. Тут предлагается такая как будто бы логическая закавыка. Есть следующий ряд посылок:

          1) Предсказания основываются на знаниях о закономерностях и ситуации.

          2) Предсказывать в отношении общественных явлений требуется прежде всего поведение людей.

          3) Поведение людей определяется их знаниями о закономерностях и ситуации.

          Отсюда делается вывод: люди, познавшие закономерности общественных процессов и особенности ситуации, подлаживают своё поведение под это знание, начинают вести себя иначе и тем самым изменяют указанные процессы, направляют их вразрез с тем, как бы они шли "естественным" путём, определяемым не познанными закономерностями. Точнее, знания о закономерностях и характере ситуации сами оказываются тут важным влияющим фактором, вклинивающимся в ситуацию и меняющим её, причём, по экспоненте, до бесконечности. Ибо на знания о закономерностях и ситуации тут наслаивается знание об этом знании как руководителе поведения людей, знание о знании о знании о закономерностях и т.д. То есть мы не можем учесть этот фактор как просто дополнительный, ибо дело в руководстве поведением людей не завершается знанием о закономерностях, а далее вступает в действие знание о том, что люди знают о том, что они знают о закономерностях и т.п., отчего каждый человек в своём поведении вынужден учитывать это знание о наличии знания и о том, что другие руководствуются им в своём поведении. А как поведёт себя человек, ориентирующийся среди других людей, знающий о закономерностях их и своего поведения, но знающий также и то, что они тоже знают об этом, а также и о том, что он знает как об этом, так и о том, что они знают об этом? И так до полного абсурда. Поппер ещё приводит такую иллюстрацию: дескать, если бы игроки на бирже знали о том, что курс акций послезавтра вырастет, то они кинулись бы их покупать, и курс вырос бы уже сегодня.

          Обращаю внимание, что в этом примере, равно как и вообще во всём парадоксе, речь идёт вовсе не о знании о закономерностях как орудии предсказания, а о ситуации. Знание о закономерностях оказывается новым влияющим фактором именно ситуации, а не закономерности. Никакого реального искажения какой-либо закономерности при этом вовсе не происходит. Изменяется лишь прогноз — за счёт не искажения какой-то закономерности, а за счёт изменения ситуации (расстановки значимых факторов). Так, в примере Поппера знание о росте курса является именно новым вводимым в ситуацию фактором, который изменяет ход событий. А какая при этом изменилась закономерность? Например, тут была такая закономерность, что поведение брокеров определяется стремлением получить выгоду. Когда брокеры ждут роста курса акций, они их скупают, и наоборот. Изменилась ли эта закономерность поведения брокеров? Конечно, нет. Наоборот, именно основываясь на ней, Поппер и предсказывает, что если брокеры будут знать, что послезавтра курс акций вырастет, то они кинутся скупать их уже сегодня и тем самым изменят ход событий. Таким образом, прежде всего, Лёнь, пойми, что данный аргумент никак не отрицает закономерностей, а толкует лишь о сложностях предсказания в условиях введения в оборот такого нового любопытного фактора ситуации, как знания людей о будущем.

          Причём и тут есть свои нюансы. Ведь немаловажно, что это за знания, о чём они. Вот Поппер предложил нам знание о будущем, которое изменяет настоящее и тем самым само это будущее. Он написал о том, что, делая какие-то предсказания, учёные делают их на основании текущих тенденций поведения людей, но тем самым понуждают этих людей в случае, если оные принимают сии предсказания к сведению, изменять своё текущее поведение, подлаживаясь к ожидаемым событиям, отчего ход событий принимает совсем иной оборот. Предсказанное не сбывается, ибо предсказание теряет свою базу в виде текущего поведения людей.

          Ты же толкуешь о знании не будущего, а о роли "самопознания человечества", то бишь о знании общественных закономерностей (и ситуации, добавляю я). Это несколько иной компот. От того, что я знаю, как функционирует и развивается общество, в моём поведении ещё ничего само по себе не меняется. Люди приспосабливают своё поведение не к такому знанию, а к конкретной ситуации. Вообще, главным тут является даже не знание и не ситуация, ибо это лишь орудия и условия достижения цели. Главным определяющим поведение фактором является сама цель. То есть интересы, руководящие людьми в их поведении, то, чего они желают достичь. И вот в этой области никаких перемен не происходит — по крайней мере, в связи с осознанием людьми этой закономерности (то есть самого того факта, что поведение людей направляется их потребностями-интересами) и прочих закономерностей. Знания на сей счёт — это лишь средства, орудия более эффективного достижения всё той же цели. Как бы прекрасно мы ни познали эту и прочие закономерности, сие добавит только сознательности, грамотности нашим действиям по обеспечению своих потребностей, но вовсе не изменит содержание данных действий. По данному большому счёту они останутся всё теми же. А значит, они могут быть предсказаны с достаточной точностью. Например, я сплошь и рядом и основываю свой анализ той или иной социальной действительности на классовых интересах. И плевать мне на то, понимают ли те или иные люди, что они делают что-то, руководствуясь именно классовыми интересами. Знание данной закономерности никак не отменяет её действенности. Знающий, что он направляется своими потребностями, всё равно будет продолжать заботиться об их удовлетворении и соответственно строить своё поведение. В лучшем случае, он только будет чуть изворотливее и не более того.

          Вообще, давай почётче тут разберёмся. Поведение людей определяется трояко. Во-первых, целью. Эта цель — удовлетворение круга потребностей и она не меняется с каким-либо знанием, ибо в основе её — биология людей. Во-вторых, поведение определяется средствами достижения указанной цели. Решающими тут, конечно, являются материальные средства, находящиеся в распоряжении тех или иных людей и их групп (а кто тут чем располагает, определяется социальным положением — читай "Теорию общества"). Но, кроме того, к числу таких средств принадлежат и знания о том, о сём, в том числе и об обществе с его потрохами-закономерностями. Насколько эти знания значимы в плане изменения содержания поведения людей? На мой взгляд, они изменяют тут не характер, а лишь нюансировку, то бишь делают данное поведение более эффективным и только. Всё равно характер поведения определяется прежде всего социальным (классовым) положением людей и связанными с ним средствами материального толка. Наконец, в-третьих, поведение людей определяется условиями, в которых люди добиваются своей цели. Эти условия многообразны. К их числу, например, относится и вышеупомянутое социальное положение. Все люди добиваются одного и того же — удовлетворения своих потребностей, набор которых, в принципе, стандартен. Однако каждый человек находится в своей нише, располагает специфическими возможностями и средствами, отчего достигает указанной цели своими способами. И эти условия, замечу, весьма стабильны. Изменение их суть не что иное, как изменение общества, его социальной структуры, а такие вещи просто так не происходят. Для таких перемен требуется кардинальная переделка производства, причём кардинальная вовсе не в технологическом смысле, а в таком, в котором данная переделка производства влечёт за собой именно изменение социальной структуры общества, набора вышеозначенных ниш (читай "Теорию общества"). Помимо того, можно вести речь и о чисто конкретных сиюминутных условиях. Типа курса акций на бирже. Вот только эти условия суть переменные величины в вышеописанном смысле, в котором знания о будущем сами выступают значимыми моментами-элементами данных условий. Но какая обществоведческая теория занимается предсказаниями курса акций? На это даже политэкономия не замахивается — по крайней мере, в чисто конкретном разрезе. Это вообще не тот уровень разговора.

          Но для тебя, Лёнь, увы, актуально даже возвращение к Попперу. Ибо ты вообще ушёл в сторону. От значимости условий, хотя бы и нетеоретического попперовского уровня, — к значимости якобы средств, да ещё и таких ничтожных, как знания. Увы, поведение людей меняет (в той мере, в какой оно действительно меняется, в какой люди способны его изменить) не знание закономерностей и ситуации, а изменение ситуации при введении в неё дополнительного фактора в виде знания о будущем, даваемом предсказанием. При этом, повторяю, есть и такие по масштабу ситуации, наборы условий, относительно которых знание о будущем ровным счётом ничего не значит в плане влияния на поведение людей. От того, что мы узнаем, например, что через сто лет человечество будет жить при "коммунизме", что тенденции развития направлены в эту сторону, никто из нас никак не изменит своего поведения, ибо оное определяется нынешними конкретными условиями (со стороны именно условий, а не средств и пр.), а не теми, которые будут когда-то (и уж тем более, не знанием об этом будущем).

          Короче, тот логический парадокс, с которого я начал данное разбирательство, является парадоксом только в отношении попперовских случаев, а для теории общества и Истории, то есть для собственно теоретических ситуаций, значения никакого не имеет. В отношении теоретически освещаемого уровня поведения людей этот парадокс не работает. Ибо сие поведение определяют такие факторы, которым знание о будущем по своей влиятельности и в подмётки не годится.

          Кстати, ты тоже по уровню примеров приближаешься к Попперу, когда толкуешь о предсказании хода "политической борьбы, конкретных действий политиков" (с. 29). Только данное предсказание у тебя "крайне трудно или невозможно: из-за колоссального количества неучитываемых сил и случайностей, возникающих в каждый момент" (с. 29). И вот тут ты, во-первых, ошибаешься, поскольку поведение политиков вполне предсказуемо не то что в большой перспективе (как классовое поведение вообще), но во многом даже и в деталях. Во-вторых, тут ты с попперовского парадокса (уж назову его так), трактующего о влиянии знания о будущем на настоящее, сбиваешься опять-таки на простую недостаточность нашего знания о ситуации и закономерностях, то есть на свой первый "аргумент", который вовсе не является аргументом против возможности предсказаний. Наконец, в-третьих, ты чисто по-попперовски снижаешь планку спора. Аргументом против возможности предсказаний у тебя тут выступает ссылка на то, что чем ниже уровень явления, тем труднее его предсказать, ибо тем больше оно подвержено влияниям мелких нестабильных факторов, различным погрешностям и колебаниям. Но это же вовсе не аргумент против теории с её предсказаниями. Ибо чем мельче событие, тем оно менее теоретично. Оно просто и не интересует теоретика, занимающегося обществом вообще. Для того, чтобы предсказывать поведение конкретного Ивана Ивановича, нужно изучать именно этого субъекта и создавать теорию Ивана Ивановича. А теория общества всех этих конкретных Иванов Ивановичей просто в упор не видит. Их индивидуальное поведение её просто не интересует и не касается. Если она толкует о человеке и его поведении, то это вовсе не конкретный индивид, а средний стандартный "человек толпы" с его стандартным поведением. Ибо только такие стандартные типы поведений (типы тут определяются социальными нишами, то есть классовыми принадлежностями средних "человеков") и определяют ход Истории, и существенны в нём, и являются объектами теоретического рассмотрения.

          КАК ТЫ ПОНИМАЕШЬ ПРЕДСКАЗАНИЕ

          "Научное предвидение (а не угадывание и не гадание) может заключаться, во-первых, в том, что учёный видит проявление каких-то новых сил, процессов, тенденций. Изучив их, он способен сказать, к каким результатам приведёт их развитие, что будет способствовать этому, что мешать, но всё это с большой долей неопределённости и предполагая возможные (невидимые пока) ошибки в рассуждениях. Во-вторых, в знании предшествующего опыта истории и предположении, что какие-то силы, лозунги или личности станут ведущими. На этом были основаны , например, многие дореволюционные прогнозы о том, что будет, если осуществятся на практике социалистические идеи" (с. 29).

          Итак, ни слова о закономерностях (ведь их, по-твоему, и нет в реальности) и расстановке факторов. Максимум, на чём может основываться у тебя учёный — это, во-первых, всё-таки на гаданиях. Потому как появление новых сил и процессов само по себе ни о чём не свидетельствует. Это как раз просто изменение ситуации, появление новых влияющих факторов. Но знания ситуации без знания закономерностей недостаточно для прогноза. Тут как раз приходится гадать: а как эти силы себя поведут, а будет ли их влияние возрастать или, напротив, завтра они исчезнут, ибо само их появление сугубо случайно и т.д.? Более основательным является обнаружение тенденции. Наличие тенденции — именно в силу её подспудной закономерности — уже может быть основой предсказания: в рамках её направления. Подобно тому, как, видя траекторию движения тела, мы всегда можем сказать, где оно окажется в будущем, если ничто не изменит эту траекторию. Но ещё раз повторяю: тенденция — это результат действия каких-то закономерностей. Косвенно в основании прогноза тут лежат именно они.

          Что же касается знания предшествующего опыта истории, то мне хочется понять, что ты имеешь в виду: знание прецедентов, аналогов или некие переработки указанного опыта в теоретические знания, в знания о закономерностях? Похоже, что первое. Но использование исторических аналогий — это именно гадание на костях. Предсказание, основанное на аналогиях, сомнительно и рискованно. Оно действенно только в той мере, в какой внешние, поверхностные аналогии, сходства ситуаций, заменяются внутренними, то бишь опять же не чем иным, как знанием о тождестве действующих в этих сходных ситуациях закономерностей. Вообще, Лёнь, прогнозы, которые опираются не на знания о закономерностях и ситуациях, в любом случае суть гадания — не зависимо от их удачности. Это по определению гадания. Пророчества, а не научные предвидения. Предсказания делает научными исключительно опора на знания, причём на знания именно о закономерностях. Только это придаёт прогнозам, с одной стороны, научность, а с другой — убедительность. Вот ты написал о дореволюционных прозрениях относительно будущего России, основанных на историческом опыте. Ну и что? Многих ли эти прозрения убедили? Нет, я понимаю, что люди вообще склонны верить только в такие предсказания, которые нравятся лично им. И наука никому не указ. Но я веду речь именно о научном сообществе. Которое просто обязано оценивать прогнозы непредвзято. Но были ли у упомянутых прогнозов какие-то убедительные основания, кроме интуитивных прозрений (типа — вот мне так кажется и всё!), с мнительных аналогий и ссылок на прецеденты? А вот я, Лёня, с моим багажом именно теоретических знаний, коли бы жил тогда и имел оный багаж при себе, то сразу бы сказал:

          1-я посылка: есть такая закономерность — в крестьянском натурально-производящем обществе возможен только бюрократический ("феодальный") строй.

          2-я посылка: Россия — крестьянская страна с преобладанием натурального сектора.

          Вывод: в России возможен только бюрократизм. Что бы ни вытворяли отдельные господа и товарищи, а результатом на такой социальной почве неизбежно будет монархия и т.д. (об этом "и т.д." см. тома 3/1 и 3/2 "Теории общества"). И вот это было бы научное предсказание, а не пророчество и интуитивное прозрение.

          О "СМЫСЛЕ" ИСТОРИИ   Мне непонятны твои частые реплики, в которых ты как-то отождествляешь наличие определяющих ход Истории закономерностей, то бишь, если так можно выразиться, детерминистичность данного конкретного (а не теоретического) процесса, с наличием у Истории какого-то смысла. Ну ладно, эта болтовня о смысле имеет смысл, когда ты толкуешь об идеалистических концепциях, в которых ход Истории предначертан Богом и ход этот преследует некую Цель, которая должна быть достигнута в оконцовке. Но в данной версии естественные закономерности как раз ни при чём: тут единственная определяющая процесс сила — воля божья. Когда же речь идёт об объективных естественных закономерностях, то они, конечно, придают процессу некое направление ( пушинка падает на землю), но у этого направления нет никакой цели и смысла. Так же, между прочим, как и конца, завершения. Не распространяясь уже о том, что наличие у какого-либо процесса конца никаким боком не означает наличия у этого процесса смысла.

          "Под смыслом часто понимают конечный пункт истории, то есть к чему она приведёт так или иначе и что будет в конце концов с человечеством. Иными словами, смысл истории — это изначально (имманентно) и неумолимо заложенный в неё результат развития" (с. 26).

          Лёня, те, кто применяют так слово "смысл", просто не имеют понятия о значении данного термина. В таком контексте его употреблять никак нельзя. Будто то, что имеет тенденцию и её конец-результат, имеет тем самым и смысл. Чушь какая-то.

          Можно, конечно, предположить, что когда-нибудь либо человек превратится в киборга, либо все общества сольются в некую единую целостность, которая станет вещью нового уровня Универсума (если ты внимательно читал мои работы и понимаешь, о чём я пишу), это будет концом такого феномена, как общество с его закономерностями. Однако это всё естественные процессы с их естественными завершениями. Речи о каком-либо смысле тут попросту нелепы. Смысл обнаруживается только в двух случаях, его имеют только два типа феноменов: во-первых, суждения людей, а во-вторых, действия, определённые целью. Во всех остальных случаях слово "смысл" неприменимо, как неприменимо слово "истина" для обозначения блага, добра и прочих совершенно не подлежащих истинностной оценке феноменов (истинностной оценке подлежат только суждения).

          (Кстати, в связи с этим я плохо понимаю и понравившиеся тебе слова Ясперса, которого, кстати, как мыслителя, совершенно не уважаю:

          "Истину мы постигаем лишь тогда, когда исследуем не тотальную причинную связь, а определённые причинные связи в их бесконечности" — (с. 325).

          Что мужик хотел выразить? Что обозвал истиной? Что такое тотальная причинная связь? Истины вообще, как какой-то суперистины, нет. Есть множество истин, то бишь конкретных суждений о том, о сём, которые истинны. Тотальной причинной связи нет — это невнятица. Есть тотальность явления причинности — как характеристика: всё имеет причину, беспричинных событий не бывает. При этом исследование данного тотального явления причинности, взятого вообще, а не в разрезе только конкретных причинных связей, тоже даёт некую истину, то бишь суждение об этом явлении вообще. Истинные суждения могут быть выработаны и в отношении конкретного, и в отношении абстрактного объектов. А ты тут заводишь разговор о каком-то познании части истины, будто у истин, то бишь истинных суждений, бывают части. Лень, истинные суждения, которые только единственно и есть истины, не бывают полными или частичными, Таковыми бывают только знания об объектах. А истины бывают только точными и не очень. Полнота — это не их характеристика. Вы с Ясперсом используете слова не по назначению. Вот знание о конкретном объекте может быть полным, исчерпывающим и нет: а также, поскольку оно выражено в суждениях, истинным и нет. Но полнота, с которой связана частичность знания, — это не истинность, а другая характеристика знания. Неполнота — это не неистинность имеющегося неполного знания).

          Итак, из того, что ход Истории определяется закономерностями, детерминирован, никак не следует, что у Истории имеется какой-то смысл. Даже если предположить, что тут возможен какой-то конец.

          ПРОБЛЕМА НУЖНОСТИ ПОЗНАНИЯ ДЕТЕРМИНИРОВАННОГО   Наконец, даже если бы у истории и был какой-то смысл (в идеалистическом духе), то это вовсе не означает "ненужности исторической науки" (с. 30). Почему это не нужно познавать сам вышеуказанный смысл?

          Однако данной своей мыслью ты, по-видимому, хотел выразить нечто иное. А именно — зачем нам знание о том, что мы изменить не в состоянии? Вот тут интересная проблема: если ход Истории предопределён закономерностями, и притом знание об этих закономерностях не может изменить этого хода Истории, то зачем стараться познать эти закономерности? (А если знание может изменить ход Истории, то что это за закономерности, результаты действия которых отменяются их знанием? Тут знание о них тоже оказывается бесполезным). Ведь всё равно все там будем. Практической пользы от такого знания никакой. Раз мы не в состоянии влиять на ход Истории, раз не можем изменить предсказываемого. На кой чёрт тогда нужно изучать Историю? Из чистого любопытства? (Должен, правда, отметить, что тот же самый результат получается и тогда, когда предполагается, что ход Истории недетерминирован, что нет никаких закономерностей, что предсказания невозможны. В таком случае исследование прошлого тоже не имеет никакого практического смысла, раз тут не может быть создана теория, имеющая предсказательный потенциал).

          Ну что ж, давай попробуем разобраться. Прежде всего, уточню, что закономерности закономерностям и, соответственно, предсказания предсказаниям — рознь. Все закономерности служат основой предсказаний, но, будучи разными по типам, они дают и разные по типам предсказания. Например, о тенденции хода Истории нам толкуют только закономерности процесса развития. Но это же не единственные закономерности. Есть ещё, например, и закономерности чисто операционального характера, типа: сделай так — получишь это. Относительно процесса развития с его закономерностями у людей, в основном, нет выбора — развиваться им или нет. Тут императив обычно прост и безоговорочен: развивайся или погибнешь. А вот в отношении выбора конкретных действий руки развязаны уже в куда большей степени. И тут-то знание операциональных закономерностей очень помогает с правильной ориентацией.

          К числу операциональных принадлежат, например, закономерности устройства и функционирования обществ. В частности, та же закономерность соответствия характера политической системы (монархии, демократии) характеру производства (натурального, товарного). Знание этой закономерности — пусть даже и не теоретическое, а чисто интуитивное — де-факто подвигает, например, наших татарстанских бюрократов к сохранению социальной базы своего нынешнего господства — колхозного села. Они эту свою базу нутром чуют. Не мешало бы и силам, преследующим противоположные интересы, получше знать, в какую точку эффективнее бить. Причём это касается как внутренних сил, так и внешних. Политикам со стороны, чтобы изменить политический режим в Татарстане, необходимо изменить социальные отношения в нашем сельском хозяйстве, на селе (местные власти, естественно, сами этого делать не будут). (Кстати, обрати внимание на то, что упомянутая закономерность не изменяется и не исчезает в связи с тем, что изменяются и исчезают объекты, бытие которых она характеризует. Даже если исчезнет натуральное крестьянство как реальность, та закономерность, что ему соответствует бюрократизм, совсем не отменяется. От того, что исчезают определённым образом соответствующие друг другу феномены, не отменяется сама закономерность их соответствия и наше знание о ней — закон. Если вдруг исчезнут все массы, то исчезнут лишь конкретные явления тяготения, но не характеристика этих явлений. Она останется полностью правомочной их характеристикой, хотя и будет характеризовать отсутствующее в настоящий момент реально явление. Всегда можно сказать: если бы массы были, появились, то они взаимодействовали бы так-то и так-то. Характер их взаимодействия автономен по отношению к их наличию).

          Аналогично, сегодня американским властям в Ираке, если они действительно желают, чтобы там установилась демократия, тоже надо позаботиться прежде всего о том, чтобы создать как-то соответствующую социальную базу, деформировать иракское общество. Простыми верхушечными переворотами дела не поправить. То есть я привожу тебе тут примеры ВНЕШНЕЙ реформистской деятельности. Само по себе любое общество таково, каково оно есть, и может развиваться только детерминистски в соответствии со своим потенциалом. Самому вытащить себя за волосы из болота нельзя. Но реформаторы извне, при знании того, какое колёсико за что цепляется и что вращает, могут искусственным образом, насильственно переменить социальную конструкцию в нужную им сторону. В такой ситуации знание социальных закономерностей оказывается небесполезным. Когда конкретное общество оказывается глиной в чужих руках, а не саморазвивающимся организмом, не способным прыгнуть выше своей головы. И такие вмешательства извне в дела отсталых обществ становятся всё более актуальными (хотя далеко не всегда осуществляются из благих побуждений и с благими целями).

          Далее, знание есть элемент культуры, в том числе и политической. Знающий закономерности функционирования и развития общества человек меньше поддаётся манипулированию. Что необходимо для реальной демократии. Вообще, хотя знания не отменяют исторического пути, не изменяют его содержания, но они сокращают этот путь, делают движение по нему более эффективным. Это даже в отношении знаний о закономерностях процессов, а не взаимодействий, отношений и соотношений. То есть даже когда речь идёт о знании о будущем, предсказании будущего человечества, а не о простом операциональном предсказании: если сделаешь то-то, то получишь то-то.

          Наконец, мелкий личный пример. Я вот генетически марксист и, соответственно, по натуре социалист. Однако научное осознание того факта, что России не миновать капитализма, что движение в эту сторону для неё единственно прогрессивно, заставило меня уйти в бизнес и вообще скорректировать линию своего поведения. Не только в целях моего личного выживания в предложенных условиях, но и в целях достижения наилучшего для России в целом результата. Я тут и приспосабливаюсь, конечно (то есть обладание указанным знанием, хотя и не изменяет хода истории, но помогает индивидам приспосабливаться к нему, ориентируя их поведение, а ведь в этом и заключается предназначение знания: не надо думать только о человечестве в целом), но вместе с тем и отстаиваю то направление развития страны, которое для неё сегодня является наилучшим из возможных. Повторяю — вопреки моим социалистическим убеждениям. Знание закономерностей исторического развития заставило меня наступить на горло данным убеждениям, изменить своё поведение в соответствии с требованиями дня.

          То есть знание закономерностей хода Истории обучает искусству возможного, а не желаемого, что важно для политиков, преследующих не корыстные, а действительно общественные цели, которые желают прогресса руководимых ими обществ.

          Вообще, это странное представление, будто знание закономерностей нужно только для того, чтобы изменять ход событий. Мы очень многое не в состоянии изменить. Знание закономерностей нужно для предугадывания событий, а предугадывание событий — для того, чтобы к ним приспособиться. Львиная доля действий человека, основанных на знании о будущем (а не об операциональных закономерностях) — это приспособительные, а вовсе не изменяющие будущее действия. Вспомни традиционные опыты с животными, которым показывают направление движения пищи, которая затем скрывается за ширмой, и эти животные (самые сообразительные) бегут к другому концу ширмы, чтобы встретить там пищу, предугадывая её появление. Ведь это их поведение основано на "знании" (условно, конечно) закона инерции (плюс на предположении, что ничто со стороны не изменяет траекторию пищи за ширмой). И притом здесь угадываемое будущее вовсе не изменяется: к нему животное именно приспосабливается, соответственно выстраивая своё поведение. Таких ситуаций полно и в общественной жизни. Так что не стоит связывать полезность знания о закономерностях только с возможностью изменять предугадываемое с его помощью будущее.

          ТВОИ РАССУЖДЕНИЯ ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ ЗАКОНА (НЕОБХОДИМОСТЬ)   Ты привёл определение из ФЭС:

          "Закон — необходимое, существенное, устойчивое, повторяющееся отношение между явлениями" (с. 30) (как видно, авторы ФЭС тоже не уделяют должного внимания различению законов и закономерностей: речь у них, на деле, идёт о закономерности).

          И далее его разобрал-раскритиковал, стараясь понять, что значит "необходимое", "существенное" и т.п. Необходимое ты понимаешь,

          "...как нечто важное, значимое для какого-то предмета или явления, без чего (или при изменении чего) они теряют или меняют свои особость, специфику. Так, для млекопитающих это способ рождения и вскармливания потомства, для демократического общества — смена власти и т.п." (с. 31).

          Тут ты, на мой взгляд, допустил две ошибки, впрочем, порождающие одна другую.

          Во-первых, речь у нас идёт о закономерности (законе), которая определяется как отношение между явлениями, а ты зачем-то вдруг завёл речь о самих явлениях и о необходимости принадлежности им каких-то признаков — с тем, чтобы это были именно данные по определённости явления. Например, млекопитающие или демократии. Понятно, что такое явление, как млекопитающее (понятие "млекопитающее") определяется характером питания молодняка. Это его, если так можно выразиться, сущностное определение. Но какое всё это имеет отношение к закономерности, которая есть соответствие явлений, а не их определённость? То, что демократия есть только там, где имеется определённый порядок смены власти, — это определение демократии, это её необходимая, сущностная составляющая. Без этого демократии просто нет. Это тут необходимо. Но где здесь какое-то отношение между явлениями, кроме единственно такого, что порядок смены власти выступает в отношении демократии определяющим её признаком? Лёнь, отношение определения — это чисто гносеологическое, а не онтологическое отношение, тогда как закономерности — это онтологические явления. Вот, например, отношение двух масс, в котором они притягивают друг друга — это онтологическое отношение (которое есть взаимодействие). Есть также генетическое отношение причины и следствия, отношения элементов и систем. Но отношение свойства к предмету или признака к определяемому — это другое. Вообще, авторы ФЭС сделали ту глупость, что написали просто об отношении, не уточнив, какое именно отношение есть закономерность. Отношений много и далеко не все они, будучи даже необходимыми, устойчивыми и пр., суть закономерности. Тут должны быть отношения соответствия, а не сходства, принадлежности и т.п. И уж тем более это не отношения определяемого явления (его понятия) и определяющего его признака, как в твоих примерах.

          Из этой подмены отношения соответствия между явлениями отношением явления и определяющего его сущностного признака проистекает, во-вторых, и твоё понимание необходимости именно как значимости. В отношении определяемого явления определяющим признаком, естественно, оказывается значимый признак, а не какой-то незначительный. Необходимость этого признака для определения тождественна тут его значимости, важности, сущностности. Однако необходимость закономерности — совсем не то, что значимость. Необходимость закономерности, то есть конкретного соотношения между явлениями, определяется её глубинными основаниями. Вот как следствие необходимо предполагает причину, а причина — следствие. При чём здесь важность, значимость? По значимости мы различаем признаки, по которым определяем явления — вот это существенный признак, необходимый в определении, а вот это — нет. Необходимость закономерности — другого сорта. Это неизбежность именно данного соответствия по природе соотносящегося. Например, для масс неизбежно, что они притягиваются пропорционально своим величинам и расстояниям между телами. Это в природе масс (хотя ещё и предстоит открыть, почему это так, что это за такая природа, которая диктует такие соответствия между силой тяготения, величинами масс и расстояниями). И, повторяю, здесь неприменима какая-либо оценка по степени важности, значимости. Необходимость тут — вынужденность природой явлений, основанность на каких-то их имманентных характеристиках.